Хизер Сноу - Любовь неукротимая

Что же это за расстройство? Пенелопа никогда не встречала ничего подобного. Затаив дыхание, она смотрела, как мистер Аллен и его сподручные приближаются к несчастному. Ее пульс учащался, и сердце стучало в груди с такой силой, словно в ловушке оказалась она сама. Пенелопа молилась, чтобы, усмиряя Габриэля, санитары не причинили ему вреда. Один из них подкрался к больному со спины. Она ахнула, когда увидела, как Габриэль, подобно огромной кошке, высоко подпрыгнул, подогнув колени, и вмиг оказался на кушетке. Санитар, промахнувшись, упал на пол, недоуменно вскрикнув.

– Милорд! – Мистер Аллен повысил голос, подняв руки в жесте, который показался Пенелопе совершенно не похожим на успокаивающий. – Милорд, – повторил управляющий более мирно, и Габриэль выпрямился. – Прошу, подумайте сами. Ведь вам никуда не уйти отсюда.

Пенелопа остановила взор на санитаре, подползавшем к пациенту сзади, пока мистер Аллен привлекал к себе внимание.

– Мы не причиним вам вреда, – говорил управляющий убаюкивающим голоском.

Однако леди Мантон видела, что Габриэль не слышит никаких слов. На его лице застыла маска ужаса, а сам он не смотрел ни на Аллена, ни даже на пол. Его глаза выражали исступленное желание погнаться за чем-то, однако ступить вниз он боялся. Его взгляд метался из стороны в сторону, преследуя одному ему видимую цель. И это таинственное нечто до смерти пугало его.

– Нет! – зарычал он. – Нет! Хватит мучить меня. Я и так сделал все что мог!

Пенелопа почувствовала, как по всему телу побежали мурашки, а на глазах появились слезы. Что же такое видит Габриэль?

В этот момент второй санитар пнул ножку кушетки. Габриэль сгруппировался. Мистер Аллен решил воспользоваться моментом и подался вперед. Но так же поступил и больной. Он с силой оттолкнулся и прыгнул. Благодаря высоте кушетки Габриэль легко перемахнул через голову управляющего и снова остался непойманным.

Зазвенели, падая на пол, тысячи каплеобразных кристаллов, когда Габриэль, протянув руки, схватился за нижний ярус исполинской люстры, держась на которой он, словно на маятнике, раскачивался по комнате, ускользая от пленителей. Десятки свечей, как от сурового шторма, посыпались вниз. Пенелопа, не в силах смотреть на ужасную картину, с застывшим сердцем наблюдала за шустрыми свинцовыми бликами, танцующими на стенах. Отблески света кружились и на обнаженном теле Габриэля, подчеркивая его рельефные мускулы.

«Боже. Как на картине. – Пенелопа зажмурилась. – Силы небесные, откуда такие несвоевременные мысли?»

Она далеко не сразу заметила, что Габриэль, раскачавшись на люстре, полетел прямо в ее сторону. В последний момент Пенелопа успела прикрыть руками лицо, однако не смогла устоять под обрушившейся на нее тяжестью и упала. Она закричала от боли, поразившей одновременно все тело. Никогда прежде леди Мантон не чувствовала подобного. Нестерпимо заныла спина, на которую пришелся основной удар. Пенелопа сильно ушибла левое плечо и затылок, но боль почему-то пронзила и грудь. Она заморгала, стараясь сфокусироваться, чтобы увидеть Габриэля, который, упав сверху, ударился о ее грудь головой. Вот почему она едва могла дышать: страшная тяжесть вызывала жуткую боль. Она зажмурилась. Наверняка останется огромный синяк.

Ошеломленная Пенелопа не сразу осознала, что прижата к полу Габриэлем. Его нагим, по-прежнему мокрым телом. Даже через плотную траурную накидку она чувствовала сырой жар, исходивший от его кожи. Издав краткий стон, она согнула локти и постаралась оттолкнуть придавившее ее тело. Габриэль резко поднял голову. Поймав его взгляд, Пенелопа не сдержала испуганного вздоха. Она никогда не видела столь широких зрачков. Они напомнили ей затмение: когда Луна оказывается между Землей и Солнцем, полностью, однако, не закрывая дневное светило. Так за пределы увеличенного черного зрачка выступает теплое, золотистое, но сейчас кажущееся огненно-красным кольцо. Эти глаза сильно взволновали Пенелопу; она почувствовала, что дрожит.

Но оба они оставались неподвижны. Казалось, ничто в целом мире не в состоянии заставить их пошевелиться. И весь хаос, царивший в палате, словно исчез. Сердце Пенелопы бешено колотилось – отбивало ритм такой же сумасшедший, каким был мужчина, лежавший на ней.

– Пенелопа? – прошептал безумец, пробуждая в ней очередной взрыв сострадания. Габриэль смотрел на Пенелопу, моргнув несколько раз: то ли чтобы лучше ее разглядеть, то ли просто не веря, что это действительно она. Последний раз он встречал ее на похоронах Майкла, и более они не виделись, хоть отношения их вполне походили на дружеские.

– Да. Да, это я…

Габриэль, казалось, изо всех сил прижал Пенелопу к себе, обнял настолько крепко, что напрочь лишил ее возможности дышать; и она, словно одинокий бакен в бушующем море, не смогла сопротивляться. Однако заметив обступившие их три пары ботинок, Габриэль ослабил объятия и нервно оглянулся.

– Пенелопа, – повторил он резко и грубо, снова обратив свой взгляд к леди Мантон, – помоги мне.

– Помогу, – пообещала она так быстро, что сама не осознавала всего смысла сказанного. Ведь ей за последние несколько минут довелось увидеть то, чего она и представить не могла даже в самом страшном сне.

Габриэль приподнялся, чтобы она смогла из-под него выкарабкаться. Собрав все усилия, Пенелопа освободилась и вновь посмотрела на безумца. Если он продолжит отбиваться и попытается сбежать, она будет не в состоянии помочь ему. Никто ему не поможет.

– Я помогу, – вновь прошептала Пенелопа, зная, что у нее есть только один способ спасти Габриэля.

Она обхватила его руками и ногами, всеми силами стараясь удержать извивающееся тело. Этого было достаточно, чтобы мистер Аллен и санитары подоспели к больному.

Когда Габриэль понял ее маневр, он принялся вопить, осыпая юную леди всевозможными проклятиями как предателя и заклятого врага. Сама же Пенелопа слишком поздно поняла, каким глупым и необдуманным был ее поступок, ведь Габриэль мог причинить ей немалый вред. Да, тот Габриэль, которого она знала прежде, никогда бы не сделал ей больно, однако Пенелопа ничуть не сомневалась: сейчас он совершенно не в себе. Даже любивший ее Майкл мог ударить ее в разгар приступа. Пенелопа заплакала, но все же продолжала цепко держать Габриэля.

Огромных усилий ей стоило снова начать дышать.

«Господи…»

Она понимала, что сейчас должна отпустить его. Ее руки и ноги дрожали и болели от перенапряжения. Пенелопа издавала тихие плачущие стоны, стараясь придать своей мертвой хватке немного нежности, чтобы они стали более похожими на утешающие объятия.

– Я в вас верю, милорд. Не падайте духом, и все будет хорошо. Я обещаю, – вспомнив их танец на балу, прошептала она, не замечая, что голос ее дрожит, выдавая ложь.

Еще пару секунд Габриэль старался вырваться, но вдруг обмяк, утомленно вздохнув.

После всего увиденного в этой палате Пенелопа в ужасе подумала, что Габриэлю уже не помочь. Она готова была молиться день и ночь напролет, чтобы ее предположение оказалось ошибочным.

Габриэля разбудили резкие злобные хрипы. Странно: в этот раз он не видел снов. Такое случалось крайне редко… Но с тех пор…

Вновь раздались хрипы, уже ближе. Слишком близко. Неужели он сам издавал эти жалкие звуки? Габриэль постарался открыть глаза, но это было не так просто. Казалось, его веки залепило воском.

Он почувствовал, как кто-то нежно прикоснулся к его лбу. Чьи-то ласковые пальцы осторожно поглаживали голову. Габриэлю почудился приятный аромат, напоминающий сочетание мандарина и ванили. Последнее время он часто представлял себе этот запах. Он решил попробовать подняться, в надежде приблизиться к источнику благоухания…

Он не может двигаться! Его мозг разрывали импульсы тревоги, он задыхался от паники, не в силах вырваться из пут, и с трудом открыл глаза. Габриэль издал болезненный вздох и зажмурился, увидев ослепляющий луч света.

– Приглушите освещение, – услышал он женский голос. – Думаю, его глаза сейчас очень чувствительны к свету.

Габриэль отчаянно хотел посмотреть на говорящую, но ему было страшно. Он вновь попытался двинуться с места. Его сердце отбивало сумасшедший ритм, ведь он вновь старался побороть в себе нечто, бравшее контроль над его сознанием.

«Господи! Боже! Только не это!»

Неровное быстрое дыхание эхом отдавалось в ушах. Габриэль знал: это его собственное дыхание. Он чувствовал порывы горячего воздуха, обжигающие верхнюю губу.