«Успокойся. Возьми себя в руки».
Усилием воли Габриэль задумался. Женщина сказала «приглушить освещение». Но ведь на поле боя нет свечей, которые можно было бы потушить. Он не в Бельгии. Нет. Уже… почти пять лет прошло. Он уверен в этом.
Габриэль вздрогнул, почувствовав прикосновение чьей-то руки.
– Тише, Габриэль. Все хорошо.
И вновь он почувствовал аромат мандарина и ванили.
– Оставь свои битвы в прошлом, – говорил во тьме женский голос.
Габриэль расслабился, подставляя лицо нежной ладони.
– Все правильно, – сказала она. – Поспи.
Он то терял сознание, то вновь приходил в себя, а по всему телу проплывали волны блаженного ощущения безопасности. Он не знал, насколько долго пребывал в таком состоянии, но когда очнулся, первая мысль его была, что он снова попал в ад. У него болело все. Словно Посейдон выбросил его из моря счастья на жестокий берег скорби и Габриэль лежал там один, обнаженный и израненный. Его кожа высохла, болела и чесалась, как будто облепивший его тело прибрежный песок раскалился на солнце.
Габриэль попытался пошевелиться, но не смог сдвинуться с места. Он распахнул глаза, стараясь рассмотреть что-то через окружившую его кромешную тьму. Но увидел больше, чем ему хотелось бы. Он обнаружил на себе окровавленный военный мундир. Опять.
Дьявол. Очередной приступ.
Габриэль сморщился, но даже это причинило ему сильную боль. Он с надеждой старался вернуть рассудок, но вскоре, однако, сдался. Его разум словно провалился в бездну, а мозг отек и воспалился, как тело при страшной болезни. Все, что он мог вспомнить, – это… чтение. Да, чтение коротких писем Эдварда из поместья. О достижениях и успехах. Такие послания не доставили бы Габриэлю сюда, в дом, где его держали взаперти как сумасшедшего.
«Как сумасшедшего? Габриэль, ты и есть сумасшедший».
Резкая боль сковала его сердце, а душу разрывал гневный протест. Но как можно не соглашаться с этим? Ему ведь становится все хуже, и это очевидно. Как долго Габриэль еще продержится, пока безумие не овладеет им всецело?
– Ты проснулся.
Он вздрогнул, вновь услышав во тьме мелодичный голос. Тяжелый бархатный полог слегка отошел, и Габриэль увидел силуэт стройной женщины. Но дамам не дозволялось посещать мужчин в Викеринг-плейс. Он что, ошибся? Изящные формы светились истинной женственностью, и их никак нельзя было принять за мужские.
Должно быть, приступ безумия еще не закончился. Он ведь знал, что в бреду иногда разговаривает с несуществующими людьми.
– Жар, кажется, спал, – радостно кивнув, промолвил плод его воображения. – Прибавим свет? – предложила она.
Сам не зная почему, Габриэль согласился. С ее появлением он почувствовал долгожданную защищенность. Он от всей души желал взглянуть в лицо своему таинственному видению, так как знал, что это принесет ему спокойствие – даже если он никогда больше не вспомнит его.
Незнакомка подошла ближе и немного сдвинула занавеси. Раздался грубый шорох ткани. Под полог проник дневной свет, проясняя форму носа, изгибы губ, наклон подбородка женщины…
О нет. Нет, нет, нет, нет, нет. Габриэля сразил исступленный поток пробудившихся чувств.
«Пенелопа?»
– Ты знаешь, где находишься, Габриэль? – спросила она.
Должно быть, ему не удалось скрыть свои чувства, и поэтому Пенелопа успокаивающе подняла руку.
– Хорошо, если нет, – добавила девушка.
– Конечно, я знаю, где я, – будто в свою защиту ответил он, чувствуя, как начинает терять самообладание под натиском стыда и смущения. Стыда перед всеми, кто видел его таким. А к очевидцам прибавилась и Пенелопа… Какого черта она тут делает? Он не видел ее два года. Она ведь и знать не должна была, что он здесь, так? Нет, это не может быть реальностью.
Габриэль проморгался, чтобы избавиться от сухости в глазах и лучше рассмотреть посетительницу. Пенелопа была одета во все черное, как в день похорон Майкла. Но почему? Ведь женщине полагается носить траур лишь в течение полугода после смерти супруга. Пенелопе давно следовало отказаться от этой унылой одежды и подобрать себе что-нибудь более веселое, под стать возрасту. Разве настоящая Пенелопа не была бы сейчас одета во что-то более светлое?
Значит, это его воображение? Габриэль решил проверить: задать ей вопрос, ответа на который кроме подлинной Пенелопы и его самого никто не знает. Он мрачно усмехнулся. Дурак. Раз он знает ответ, так и придуманная им Пенелопа тоже. Чтобы выяснить правду, нужно найти другой способ.
Однако Габриэль не смог придумать ничего, кроме как подавить в себе остатки гордости и спросить напрямую.
– Ты настоящая? – прохрипел он в полном отчаянии. Жалкое зрелище. Но вероятно, если их беседа продлится достаточно долго, он сможет выяснить правду. Ведь если она поддельная, то рано или поздно скажет что-нибудь бессмысленное, абсурдное.
Пенелопа приподняла брови в легком удивлении, чуть наклонив голову.
– Ты… сомневаешься в этом?
Габриэль покачал головой, но даже это незначительное движение грозило вновь перевернуть его мир. Он беспомощно задержал взгляд на гостье, словно она была его опорой.
– Не то что бы… Но ты должна признать, что это ненормально. Я о твоем пребывании здесь.
Черты лица Пенелопы незнакомым образом преобразились: такой Габриэль ее прежде не видел. Странная смесь недоумения и… вины?
– Твоя мать не сообщила, что просила меня приехать?
У Габриэля сжалось сердце. Мать упоминала о том, что кто-то должен навестить его в ближайшее время. Кто-то, кто поможет ему избавиться от ужасного недуга. Разумеется, он готовился к встрече с новым врачом. Он был согласен на все, лишь бы вернуться к нормальной жизни.
Но Пенелопа ведь не врач, и, более того, это не настоящая Пенелопа. Его разум просто начал с ним очередную игру: он примешал его разговор с матерью к этому видению.
Габриэль издал болезненный вздох, словно избавился от тяжелейшей ноши, настолько гнетущей, что почти забыл: его держат в заточении как дикого зверя.
Посетительница удивленно изогнула губы.
– Почему ты улыбаешься? – спросила она с любопытством.
Но Габриэль улыбнулся еще шире. Он ничего не мог с собой поделать.
– Просто я только что понял: на самом деле тебя здесь нет.
Габриэль испугался, осознав, что после того как он рассказал о своем открытии, видение может исчезнуть. Конечно, он не хотел бы, чтобы подлинная Пенелопа видела его позор, но присутствие ее призрака доставляло ему радость. И он надеялся, что пробудет в этом приятном обществе подольше.
– Ага, – задумчиво сказала она, вскинув брови. Однако ни в чем переубеждать его не стала. – И ты этому рад?
– Очень. – Почему бы не сказать правду? Вряд ли это ее обидит – ведь она всего лишь плод его воображения. – Я не хотел бы, чтобы живая Пенелопа видела меня таким. Я не смог бы жить с этим. Однако раз уж мы выяснили, что все это не по-настоящему, давай поговорим о чем-нибудь другом.
– О чем, например? – не спеша кивнула она.
– Например… – Габриэль почувствовал гнетущую грусть. Он понятия не имел, о чем можно разговаривать с призраком.
Все же он знал, что в первую очередь сказал бы настоящей Пенелопе, если бы, разумеется, вновь стал полноценным человеком. Те сокровенные слова, которые он держал в себе месяцы и даже годы. Габриэль благодарил судьбу за то, что так и не осмелился признаться ей. Ведь это – ужасная, страшная ошибка, нечестное для них обоих стечение обстоятельств – особенно после всего, что произошло после смерти Майкла.
Однако этой, ненастоящей, Пенелопе Габриэль мог рассказать все. Вероятно, эти слова прогонят и видение, и надежду, которую оно вселило в сердце бывшего солдата. Да, не просто так его воображение выбрало Пенелопу: виной тому неотступная надежда. Ведь его жизнь сломана, и не остается ничего, кроме горьких несбыточных мечтаний.
Габриэль глубоко вздохнул, поражаясь, как бешено колотится его сердце, несмотря на то что всего этого в действительности не происходит.
– Например, о моих чувствах к тебе. Не покидавших меня ни на миг.
– Габриэль…
– Я всегда хотел быть только с тобой.
Видение застыло неподвижно, приоткрыв рот от удивления. Именно такой Габриэль представлял себе настоящую Пенелопу в момент признания.
Однако самому Габриэлю от этих слов стало поразительно легко и радостно, словно некие лучи света впервые озарили его жизнь.
– В тебе есть что-то необыкновенное, Пенелопа, – продолжил он. – И это что-то как будто разбудило меня. В тот миг, когда я впервые увидел тебя, в моем сердце проснулись чувства, о которых я перестал и думать уже давным-давно. Конечно, я никогда не сказал бы тебе этих слов. Ты была замужем за моим кузеном. Но после смерти Майкла так мучительно…