Мэдлин Бейкер - Любовь первая, любовь бурная

Медленно спускаясь вниз, она подумала, что, может быть, он умер. Или они убили его, потому что он не мог больше работать. Где он?

Бриана осторожно пробралась к фургону, отказываясь верить, что он мертв. А потом она увидела его. Индеец сидел, прислонившись к одному из обтянутых железом колес фургона, с руками, скованными над головой. Кто-то поставил рядом с ним чашку с водой, и она подумала, как жестоко это было — оставить воду там, где он видел ее и не мог достать. Даже самые дикие язычники не были такими жестокими, как эти двое белых, надзирающих за заключенными, сердито подумала она.

Шункаха Люта открыл глаза, услышав звук шагов Брианы, и знакомое тепло захлестнуло его, когда она подошла к нему. Он чувствовал себя лучше и сильнее только от одного взгляда на девушку.

— Я боялась, что они отправили тебя куда-нибудь или… убили, — прошептала Бриана, опускаясь рядом с ним на колени.

— Я был бы рад смерти, — заметил Шункаха Люта. И действительно, он приветствовал бы все что угодно, только бы освободиться от той жизни, которой он жил сейчас.

— Не говори так, — предостерегла Бриана. — Вот, — сказала она, протягивая ему ковш. — Тебе станет лучше, если ты чего-нибудь выпьешь.

Индеец выпил воду, не сводя глаз с лица девушки. Весь день он просидел под палящими лучами солнца, страстно желая глоток воды, чашка с водой только дразнила его, увеличивая жажду.

— Я принесла тебе немного еды, — сказала она, разворачивая пакет.

— Почему ты делаешь это? — спросил он, пораженный ее добротой. — Почему ты меня не ненавидишь? Я индеец. Ты белая.

Бриана пожала плечами и предложила ему кусок жареного цыпленка.

— Почему я должна ненавидеть тебя? Ты ничего мне не сделал.

— Мой народ и твой народ воюют, — решительно сказал Шункаха Люта. — Разве этого недостаточно?

— Мы не воюем, ты и я, — ответила Бриана. Шункаха Люта улыбнулся ей.

— Ты мудрая, Ишна Ви, мудрая, несмотря на свой возраст.

— Нет, я не мудрая. Просто я… — она опустила голову, ее щеки покрылись румянцем.

— Что «просто»? — спросил он.

— Я не могу видеть, как ты страдаешь, — тихо ответила она, так тихо, что он едва мог разобрать слова.

— У тебя доброе сердце, малышка, — сказал он. — Надеюсь, что твои родные ценят тебя за это.

Бриана горько усмехнулась. О, они ценят ее, но только не за доброе сердце. Они ценят ее сильную спину, ее умелые руки — и больше ничего. Она не была личностью для своих тети и дяди, для них она — служанка, за свой тяжкий труд получающая жилье и пищу. Их не волновало, как она себя чувствует, что думает или о чем мечтает; они думали только о том, как много работы она может сделать.

Они одновременно услышали стук копыт. Бриана вскочила на ноги. Схватив салфетку, в которую был завернут цыпленок, она в панике помчалась к холму и уже добежала до подножия, густо поросшего деревьями, как Черная Шляпа показался из-за поворота дороги.

— Эй, ты! — окликнул ее надсмотрщик. — Какого черта ты здесь делаешь?

Бриана резко остановилась, желая, чтобы ее сердце перестало так сильно колотиться, когда она повернется лицом к человеку, который избивал Шункаха Люта. Черная Шляпа был высоким мужчиной со светло-коричневыми волосами и темно-карими глазами. Она догадалась, что ему не было и тридцати лет.

— Я живу на холме, — сказала Бриана, стараясь, чтобы ее голос звучал спокойно. — Я гуляла, когда увидела индейца, и подошла, чтобы лучше рассмотреть его. Я никогда раньше не видела индейцев.

Джим Макклейн (именно так звали этого надсмотрщика) снял шляпу и, вытирая пот цветным платком, изучал девушку. «Симпатичная малышка, — подумал он, — нежная, сладкая и невинная.»

— Постарайтесь держаться отсюда подальше, барышня, — предупредил он ее. — Уверен, что вашим родным не понравится то, что вы шатаетесь вокруг этих отбросов.

— Да, им не понравится, — быстро согласилась Бриана. — Вы им не скажете?

Ее лицо и голос слишком ясно выдавали страх, чтобы Джим Макклейн не заметил его.

— Доверься мне, — сказал он, усмехнувшись. — Я не скажу ни слова. — Он посмотрел на ее губы. — Но это будет тебе кое-чего стоить.

— Что вы имеете в виду?

Джим Макклейн слез с лошади и подошел к ней.

— Я позволю тебе купить мое молчание за один поцелуй.

— Поцелуй?

— Да, поцелуй.

— Я никогда не целовала мужчин, — сказала Бриана, попятившись.

— Никогда?

Бриана покачала головой. Неожиданно она поняла, как чувствует себя кролик, встречаясь нос к носу с лисой.

— Ну, мне понравится быть первым, — растягивая слова, произнес он.

— Простите, но я не могу! — крикнула Бриана и со всех ног побежала вверх по холму. Да она скорее поцелует змею, чем человека, который может так бессердечно избить другого и уехать, даже не оглянувшись. Смех надсмотрщика, вызванный ее поспешным бегством, сопровождал Бриану почти до самого дома.

Шел дождь. Бриана сидела в своей комнатке и смотрела в окно. Обычно ей нравились дождь, гром и молнии, она любила слушать, как капельки дождя барабанят по крыше и окнам. К тому же во время дождя у нее обычно было меньше домашней работы, появлялась возможность почитать или поспать, а то и просто посидеть и помечтать. Но сегодня дождь означал, что она не увидит Шункаха Люта, даже издали.

Бриана аж подпрыгнула, когда прямо над головой раздался раскат грома. Закинув одну ногу на другую, она оперлась локтем о бедро, ее щека покоилась на мягкой ладошке. Постепенно звук дождя убаюкал ее, и она уснула. И во сне к ней пришел Шункаха Люта. Он был высокий, сильный и красивый. В его черных глазах не было боли и несчастья; кандалы не мешали его шагам и не ограничивали движений его рук. Он улыбнулся ей; его зубы казались белыми-белыми по сравнению со смуглой кожей. Нашептывая ее имя, он взял ее на руки и нежно поцеловал…

— Бриана, Бриана!

Она, вздрогнув, проснулась, ожидая увидеть индейца, который ждет ее. Вместо этого она встретила холодный серый взгляд своей тетки.

— Пора накрывать стол к обеду, — сказала Гарриет Бьюдайн сердито. Она подняла руку к темно-серым волосам, по привычке стянутым в строгий узел на затылке. — Расправь платье и умой лицо. Твой дядя пригласил сегодня гостя.

— Да, мэм, — смиренно ответила девушка.

Бриана почувствовала, как ее сердце ушло в пятки, когда тетя Гарриет пригласила мужчин к столу. Гостем дяди Генри был не кто иной, как надсмотрщик Джим Макклейн. Бриана неуклюже присела в реверансе, когда ее представляли Макклейну. Ее глаза молча умоляли его не упоминать о том, что они уже встречались.

— Рад с вами познакомиться, мисс Бьюдайн, — вежливо сказал Макклейн. Он был одет в коричневые твидовые штаны и клетчатую рубашку, расстегнутую у ворота. Носы его черных ботинок были забрызганы грязью. Казалось, что выражение его лица означало: «Не волнуйся, твой секрет у меня в безопасности».

Дядя Генри улыбнулся Макклейну, когда они сели за стол.

— Я встретил этого молодого человека, упорно ищущего своих лошадей у нашего дома, — сказал Бьюдайн, ухмыляясь.

— Гром испугал наших лошадей, — объяснил Макклейн. Его слова были обращены к Гарриет Бьюдайн, но смотрел он только на Бриану. — Я нашел их у вашего амбара.

Генри Бьюдайн рассмеялся, довольный собой.

— Я пригласил его к горячему обеду вроде как по-соседски.

— Конечно, — ответила Гарриет Бьюдайн, но одарила мужа своим холодным взглядом так, словно хотела дать ему понять, что считает надсмотрщика строительной, бригады лишь немногим лучше осужденных, которых он охраняет.

Генри Бьюдайн нахмурился. Макклейн ему понравился, а если Гарриет он не по душе, тем хуже для нее. Много раз ему приходилось терпеть, принимая и развлекая ее друзей; один раз и она может оказать мужу такую же услугу.

Бриана не пропустила язвительные взгляды, которыми обменялись ее дядя и тетя, но Макклейн, казалось, ничего не подозревал о возникшем за столом напряжении. Он улыбался Бриане, заставляя ее нервничать и суетиться.

Генри Бьюдайн полностью перехватил инициативу в разговоре, задавая вопросы о дороге, о сроках завершения ее строительства, с любопытством спрашивая, не доставляют ли заключенные много хлопот ему и его напарнику.