— Слышал, вчера твоя жена произвела сильное впечатление, — заметил он, ухмыляясь.
— Она не привыкла столько пить, милорд, — извиняющимся тоном произнес Гайон. Ночь он провел на неудобном жестком матрасе на сквозняке, отчего сильно болела спина.
— Нет, я не имею в виду стычку с Алле, хотя жаль, что меня там не было. Я говорю о ее сходстве с моей бабкой Арлет. Старик Хьюберт не поверил своим глазам, словно увидел призрак, а Руфус подтвердил то же самое сегодня утром, во время мессы… он также передал ужасный анекдот.
Гайон пожал плечами.
— Насколько мне известно, Юдифь имеет общие корни с вашей семьей по линии дедушки матери, но графиня Контевиль тоже не прямая родственница.
— Дочь Мориса ФитзРоджера? — Генрих задумался. — Сколько ей лет?
— Она родилась в ноябре восемьдесят третьего, милорд, — Гайон испытующе посмотрел на принца, взгляд которого начал беспокойно бегать, как бывало после совещаний с Гилбертом и Роджером де Клэр. В этом тихом омуте водились такие черти, о которых никто не догадывался.
— Каждая женщина семнадцати лет, похожая на мою бабку, заслуживает более пристального внимания, — Генрих продолжал поглаживать птицу, избегая взгляда Гайона.
— Хотите напроситься на приглашение? — пошутил Гайон с некоторой фамильярностью, на которую ему давало право долгое знакомство и более тесные отношения.
— Как ты догадался? В любом случае, дом, где вы остановились, снимал когда-то я. Отказа не принимаю. Сегодня вечером устроит? После охоты.
Гайон почувствовал беспокойство, ибо интерес принца был слишком настойчивым, чтобы рассчитывать на чисто дружеский визит.
— Я хотел узнать, — говорил принц, обращаясь к птице, — но она не сообщила ни слова. Возможно, так лучше.
— Милорд…? Генрих встрепенулся.
— Ради Бога, Гай, что за мысли приходят тебе в голову? — засмеялся он. — У тебя такое лицо… словно я собираюсь совратить твою жену у тебя на глазах! Успокойся, я просто хочу познакомиться с ней. Смотри, Руфус пошел на зайца! — он передал ястреба сокольничему и пришпорил коня.
Гайон последовал за принцем, но не спешил, его терзали сомнения. Генрих умел виртуозно лгать, когда возникала необходимость, при этом лицо выражало полную невиновность. Гайон не был уверен, что сказанное принцем — явная ложь, но чувствовал — от него что-то скрывают. Наипервейшая задача — понять, что именно.
Юдифи нужно сообщить, что вечером будут гости. Утром он заглянул к ней в комнату, но она крепко спала, свернувшись калачиком. Гайон знал, как плохо ей будет, когда она проснется. Снова начнется тошнота, головная боль, мучительная жажда и, возможно, потеря равновесия. Едва ли подходящее состояние, чтобы организовать угощение и подобающий прием для наследного принца, который приедет с визитом, потому что хочет убедиться в ее сходстве со свой бабушкой. В этом состоянии Юдифь едва ли окажет честь высокой даме, скорее, знатная леди перевернется в гробу. Гайон с облегчением посмотрел вслед удалявшемуся принцу, подозвал Эрика и отправил с поручением к Юдифи.
Юдифь проснулась поздно утром, испытывая все симптомы, которые предполагал Гайон. Проведя полчаса в гардеробе[7], где ее чуть не вывернуло наизнанку, она дала себе клятву никогда больше не притрагиваться к безобидному на вид анжу, которое действовало сильнее, чем можно предположить. Надеялась, что вино поможет победить страх, а вместо этого попала в настоящий ад. Она ничего не помнила о прошлом вечере, кроме того, что ей было плохо.
Цвет лица все еще носил зеленый оттенок. Слабым голосом Юдифь попросила Хельгунд приготовить валериановый настой, чтобы облегчить головную боль и спазмы в желудке. Выпив отвратительный на вкус настой, она снова легла в постель, чтобы снадобье быстрее подействовало. Примерно час спустя, приехал Эрик с посланием, привез с полдюжины куропаток.
Следующие полчаса Юдифь предавалась панике. Головная боль усилилась, но нужно было готовить прием, а дом своим хаосом напоминал преисподнюю. Однако рассудок и воля одержали верх. Когда-то это был дом принца Генриха. Ну и хорошо, пусть делают для принца, что необходимо. Выпив еще валерианы с молоком и медом, Юдифь причесалась, надела чистое платье и спустилась вниз, чтобы поделиться затруднениями с сэром Уолтером.
К полудню в кухне кипела работа, повар вспоминал рецепты любимых блюд Генриха, двое слуг отправились на рынок. Наняли менестреля[8], Хельгунд и Элфин чистили комнаты и полировали мебель, Юдифь с наслаждением приняла горячую ванну, ароматизированную настоем розовых лепестков, чтобы подготовить себя к вечернему испытанию.
Она сидела в ванне так долго, что Хельгунд заволновалась. Глядя на кровать, Юдифь старалась вспомнить, как ее доставили сюда, и где спал Гайон. Возможно, внизу с сэром Уолтером. Понемногу вспоминались события вечера. Она вспомнила, как Алле де Клэр шепталась с Гайоном и прижималась к нему. Уж не с ней ли он провел ночь?
Юдифь почувствовала, что задыхается от ревности. Алле де Клэр может дать Гайону то, что ему нужно, без жалоб, капризов и ненужных страхов. И другие женщины при дворе тоже. Она видела, какие взгляды они бросали на него… и на нее — недоуменные и враждебные. В их глазах читался вопрос — как долго она сможет удержать его супружескую верность?
Юдифь осмотрела свое тело, казавшееся со всем белым под водой, потом перевела взгляд на руку, покрытую веснушками. На запястье большой синяк. Она вспомнила, как угрожала Алле кинжалом. Но теперь нужно думать о главном. Она не обладает ни таким привлекательным лицом, как Алле, ни соблазнительными изгибами тела, ни сластолюбием.
Но, с другой стороны, ей нельзя отказать в богатом воображении и способности быстро овладевать любой наукой. Единственная загвоздка — как преодолеть страх боли и унижения оттого, что ее используют, не считаясь с ней, как с личностью. Юдифь понимала, что ее опасения неразумны, но ничего не могла с собой поделать.
Она тихо выругалась и велела Хельгунд принести полотенце.
Принц Генрих одобрительно втянул носом воздух, когда они проезжали мимо домашней кухни, имевшей отдельный вход. Оттуда доносились вкусные запахи, а также свист плетки — повариха наказывала поваренка, забывшего повернуть вертела.
Дедушка Саймона вышел навстречу охотникам. Генрих остановился поговорить со стариком. Гайон подозрительно косился на кухонную дверь, где кипела бурная деятельность. Уолтер подмигнул Гайону.
— Ваша половина обладает завидной находчивостью, — ухмыльнулся он, когда все поднимались по лестнице.
Хельгунд и Элфин стояли в дверях в свежих белоснежных фартуках и наколках. При приближении Генриха они присели в глубоком реверансе. В доме гостей приветствовала Юдифь.
Она показалась принцу очень стройной — тонкая талия, плавные, изящные линии бедер, маленькая, высокая грудь, чистый грудной голос. У него закружилась голова, словно время обратилось вспять и уже другая женщина встречает его в другом доме. Женщина с темными волосами и синими, широко посаженными глазами. У Юдифи был тот же разрез глаз, но цвет — серый с коричневыми крапинками, а волосы светлые, цвета золотистого песка с рыжеватым отливом.
— Надеюсь, что не очень обременил вас, леди Юдифь, — произнес принц с улыбкой, подавая ей руку. Эти слова были пустой формальностью, Генрих не забивал себе голову заботами об удобстве других людей.
Юдифь заверила, что счастлива видеть его, взяла плащ принца и передала Хельгунд. Гайон тоже снял накидку, оглядел жену.
— Рад, что тебе лучше.
На Юдифи была простая туника кремового цвета поверх платья с длинными рукавами из плотного золотистого шелка. Золотые византийские серьги поблескивали в ушах. Янтарный пояс с золотыми кольцами стягивал талию. Лицо было безмятежно и свежо, загадочно, как мордочка Мелин, и не выдавало пережитого недомогания.
— Спасла валериана, — сказала она тихо. — Голова все еще раскалывается, но благодарю, что предупредил — было время подготовиться.
— Не только время, — Гайон дернул ее за косу и обвел взглядом белую льняную скатерть на столе, изысканные чаши и кувшины, длинные восковые свечи в окружении свежих цветов и зелени. — Боже праведный! — в восхищении произнес он.
— В чем дело?
Гайон только покачал головой и прошел в комнату. Генрих сделал Юдифи комплимент по поводу способностей хозяйки дома. Гайон сделал знак одному из слуг сэра Уолтера, тот начал разливать вино. Гайон думал о своем, пораженный увиденным. Украдкой посмотрел на Генриха, вспоминая фразу, произнесенную им как бы в забытьи. Практически это было невозможно. Генриху сейчас только тридцать два года.