— Не из его конюшни, а из дядюшкиной, — уточнила Дианта. — Вполне вероятно, что лорд Чартридж не успел еще и взглянуть на нее.

— Вы хотите сказать, что он сразу же ее продал? Понятно. Да, я слышала, что в наследство ему досталось много долгов. Но я не знала, что дела настолько плохи. Так Чартридж продал вашему кузену плохую лошадь, не зная об этом? — графиню тоже разбирал смех.

— Ну, теперь, я думаю, он об этом знает, — промолвила Элинор.

Между тем Берти уже пришел в себя. По мере того как он говорил, лицо Чартриджа выражало все большую досаду и, наконец, помрачнело вовсе. Но в этот момент прекрасная леди, которая по вине Берти побывала в воде, взяла Чартриджа за руку:

— Рекс…

— Кажется, они хорошо знакомы, — заметила Дианта.

— О, это давно в прошлом, — рассеянно ответила графиня. Затем, как бы спохватившись, резко добавила: — Девушкам не пристало интересоваться подобными вещами.

— Да, вы правы, — краснея, ответила Дианта.

Толпа у пруда рассеялась. Лошади вновь были впряжены в фаэтон, в котором уже расположилась леди с сюртуком Чартриджа на плечах. Граф оседлал своего вороного и поехал рядом с ней.

Берти вновь взгромоздился на лошадь, стоящую спокойно рядом и видимо осознавшую, что для одного дня приключений более чем достаточно. Подъехав к дамам, он поклонился графине. Та повелительным жестом остановила его:

— Не приближайтесь ко мне в таком виде, несчастный! Ради бога, мои дорогие, отведите этого джентльмена куда-нибудь, где его никто не увидит.

Кузины попрощались с леди Ливен и уехали. Какое-то время графиня, глубоко задумавшись, смотрела им вслед. Затем она встрепенулась и спросила у кучера:

— Ваш племянник служит в Олвик-хаусе, не так ли? Семейство уже покинуло Лондон?

— Нет, ваше высочество. Через десять дней они устраивают бал.

— Ах да, конечно! Теперь я вспомнила. Отлично. Едем туда!


— Думаю, вам следует заглянуть к нам, — сказала Элинор Берти, когда они покинули парк. — Мама придет в ужас при мысли о том, что вы поехали по улицам в таком виде.

Он с удовольствием принял предложение, так как его дом находился далеко от парка, а прохожие смотрели на него во все глаза.

— Вы сказали Чартриджу, что это одна из его лошадей? — спросила Элинор.

— Да, — ответил Берти. — И ему это чрезвычайно не понравилось. — Он поежился от холода, и маленькая кавалькада прибавила ходу, направляясь к Беркли-сквер.

При виде племянника мужа леди Грейсбурн только охнула. Но бранить его прежде, чем он обсох и согрелся, было бы верхом жестокости. Затем она все-таки потребовала от Дианты и Элинор объяснений, которые они не преминули ей дать, сопровождая свой рассказ дружным смехом.

— И это был сам Чартридж? — спросила тетушка с благоговейным почтением. — Я не знала, что он вернулся в Англию. Узнав о ранении своего младшего брата, он уехал за границу.

— Вы с ним знакомы, тетушка? — беззаботно спросила Дианта.

— Мы никогда не были знакомы, но леди Олвик мне о нем рассказывала. Ну же, дорогая, как он выглядит?

— Он был довольно далеко, и я не успела его хорошенько рассмотреть, — безразличным голосом ответила Дианта.

— О, как ты можешь так говорить, ведь Чартридж так красив! — запротестовала Элинор. — Мама, если бы ты только видела, как смело он бросился на помощь той леди! Просто герой из романа!

— Ничего подобного, — возразила Дианта, услышав такое сравнение. — Он вел себя как здравомыслящий человек.

Закончив тираду, Дианта отвернулась к окну, и потому не увидела, какими многозначительными взглядами обменялись тетушка и кузина. Они-то прекрасно знали, насколько Дианта скупа на комплименты. Поэтому уже через десять минут тетушка с жаром убеждала супруга, что нашла для воспитанницы превосходную пару.

— Дорогой, она видела лорда Чартриджа сегодня утром и отнеслась к нему весьма благожелательно.

* * *

Празднества в городе не утихали. Лишь у одного человека не было причин для веселья. Рексфорд Лизем неожиданно получил наследство, которое грозило сломать ему жизнь. В довесок к титулу седьмого графа Чартриджа ему досталась куча долгов. Его собственного состояния едва хватало, чтобы вести безбедную жизнь холостяка. Но чтобы покрыть все издержки на содержание фамильного имения, этих денег, конечно, не хватит. Только продажа родового поместья — аббатства Чартридж — могла спасти ситуацию. Но одна мысль об этом приводила Рексфорда в негодование.

Единственным утешением в то лето для него служило возвращение брата Джорджа. С тех пор как тот пятнадцатилетним юношей поступил на службу в армию, они виделись довольно редко. Прошло десять лет. Братья были очень привязаны друг к другу, и потому, узнав о ранении Джорджа, которое тот получил в апреле в Тулузе, Рексфорд поспешил в Европу. Он намеревался оставаться с Джорджем до тех пор, пока они вместе не смогут вернуться на родину, но безвременная кончина дядюшки заставила его поспешить с отъездом.

Брат прибыл в Англию в июне. Приехав прямо в имение Чартридж, он с удивлением отметил, что Рекс стал там полноправным хозяином.

— Черт меня побери, ты — владелец аббатства… Это, по меньшей мере, странно! — откровенно заявил Джордж.

— Ты абсолютно прав — именно так я себя и чувствую, — подтвердил новоиспеченный граф. — По мне, так куда лучше было бы жить в моем старом доме, но управляющий считает, что я должен обосноваться здесь, так как «это произведет впечатление на кредиторов». Я, правда, сомневаюсь, что их можно обмануть, тем более что я уже начал продавать дядиных лошадей. Слава богу, ты выглядишь лучше, чем при нашей последней встрече.

Они виделись полтора месяца назад в передвижном военном госпитале. Тогда выносливый организм Джорджа был истерзан болью и страданием. Пышные светлые волосы были в беспорядке разбросаны на подушке, а лицо не дышало молодостью и здоровьем. Теперь он стал вновь похож на себя, и черты его утратили резкость.

Глядя на них, трудно было предположить, что эти молодые люди — братья. Рекс был рослым, широкоплечим, мощного сложения, а Джордж — невысоким и коренастым. Младший брат одевался по-военному скромно, в то время как старший всегда носил элегантную одежду, и, если бы не его увлечение спортом, вполне сошел бы за денди. Воротники рубашек он носил модные, но невысокие, а галстуки завязывал с утонченным изяществом. Но под синим экстравагантным сюртуком и светло-коричневыми брюками скрывалась фигура атлета.

Джордж выглядел очень молодо и еще не утратил мальчишеской непосредственности, свойственной его сверстникам. Светлые волосы и голубые глаза лишь подчеркивали его жизнерадостный характер, который не смогли изменить даже несколько лет страданий и боли. Граф Чартридж, красивый мужчина с резковатыми чертами лица, выглядел на свои тридцать. В отличие от Джорджа, старший брат всегда был сдержанным, а в улыбке его таился цинизм.

Во время редких выездов Джордж с восхищением наблюдал, как легко брат завоевывал расположение женщин. Вел себя Рексфорд с дамами исключительно вежливо, но сердечной привязанности не испытывал ни к одной. Лишь однажды Джордж стал свидетелем страстного увлечения Рекса, однако каким был его финал, он узнал намного позже, поскольку вместе со своим полком ему пришлось отправиться за границу, а в письмах о своих чувствах старший брат распространяться не стал. Когда они снова встретились, Джордж не удивился, отметив, что Рекс скрывается от женщин за щитом ледяного безразличия, ведь он прекрасно знал, что послужило тому причиной.

Сам Джордж был застенчив и относился к девушкам почтительно. Он мог легко влюбиться в любую добрую девушку, и потому кратковременные увлечения становились для него настоящей трагедией. Немало молодых леди снисходительно относились к его чувствам: доверяли молодому человеку свои бесчисленные секреты и давали различные поручения, но ни одна не любила его. Многие предлагали продолжать дружить «как брат и сестра».

Джордж мог поклясться, что Рексу подобных отношений не предлагал никто. Броня безразличия, в которую облек себя брат, была своего рода вызовом женским сердцам. Безграничная доброта светилась в глазах Рекса, лишь когда он смотрел на брата.

— Фрейн покажет тебе твою комнату, — сказал он. — Надеюсь, в этом склепе ты устроишься удобно.

— Мне будет удобно где угодно, — заверил его Джордж. — Ты, кажется, забыл, где я провел последние несколько лет.