Виктор Габриэль вышел из тени деревьев, но вместо того, чтобы пойти к повозке, направился к Адаму.
Жених Мэри тоже был весь в черном. Да, с его точеными чертами лица и светлыми золотистыми волосами он действительно был воплощением ангельской красоты. Адам вспомнил, как его слуга сказал, что поразительная красота Габриэля лишает женщин чувств.
А он, казалось, не замечал своей притягательной силы. Остановившись в нескольких шагах от Адама, он слегка склонил голову и сжал перед собой руки, словно проситель.
Некоторые мужчины ценят невинность.
Мэри говорила о своем женихе. Вскоре она окажется в объятиях этого образца добродетели. Это ему она отдаст право наслаждаться ее телом. Это ему она будет принадлежать в полном смысле этого слова. Если, конечно, такой, добродетельный человек позволит себе испытывать физическую страсть и захочет разделить эту радость со своей женой.
Дьякон молча стоял, словно ожидая чего-то, и Адам спросил:
– Вы что-то хотели сказать?
– Ваша светлость, прошу прощения за мою смелость. – Голос Габриэля был звучным, ласкающим слух и слишком почтительным для члена радикальной секты. – Если мне будет позволено коснуться деликатной темы…
– Говорите.
– Я бы хотел справиться о здоровье вашего брата.
Адам наконец отвел взгляд от Мэри, взбиравшейся на повозку.
– Что вам известно о Сириле?
– Только те незначительные факты, что я собрал, разыскивая мисс Мэри. Говорят, что он еще без чувств.
– Да, это так.
– Есть ли у врачей надежда на улучшение его состояния?
– Они, конечно, надеются на лучшее. – Смутное подозрение вдруг овладело Адамом: – А зачем вам нужно это знать?
– Если лорду герцогу будет угодно, я хотел бы помолиться у постели лорда Сирила о его скорейшем выздоровлении.
Мэри тоже об этом просила, и воспоминание обожгло душу Адама. Молитва – вот все, что могли предложить эти верующие люди. Молитва, когда преступник, стрелявший в Сирила, на свободе.
– Приберегите ваши обращения к Господу для Джозефин Шеппард, – ответил Адам, пристально глядя на дьякона. – Возможно, вам известно, как связаться с ней.
Светлые, честные глаза быстро взглянули на Адама, и Габриэль тут же снова опустил голову.
– Мне, ваша светлость?
– Вы раньше были помолвлены с ней. Разве нельзя предположить, что она могла бы в трудную минуту обратиться к вам за помощью?
– Мисс Джозефин не нужна человеку, посвятившему себя Богу. Миновало уже несколько месяцев с тех пор, как богатство и положение увлекли ее прочь от лона семьи. С тех пор мы ее не видели.
– Но ведь она должна была присылать вам письма. Что-нибудь, из чего вы поняли бы, где она.
Дьякон грустно покачал головой.
– Ничего, нет. Я молюсь за нее день и ночь. – Он поклонился. – Надеюсь, моя просьба не обидела вас, ваша светлость. В своих молитвах я буду упоминать и вашего брата. – С этими словами Габриэль медленно побрел к повозке.
Неприязнь волной захлестнула Адама. Значит, этот человек, потеряв Джо, решил довольствоваться Мэри. Какой же он глупец, что не схватил ее в объятия и не расцеловал.
На переднем сиденье повозки сгорбился Томас Шеппард. Рядом с ним на фоне освещенного луной неба виднелась маленькая, изящная фигурка Мэри.
Адам представил, что она смотрит на него, и при мысли об этом у него даже закружилась голова. Что ему за дело, если она смотрит в его сторону? Она уже выполнила свою задачу. А теперь он еще знал, что она так же безумна, как и ее отец, поскольку верит, что может проникать в мысли своей сестры. Он должен быть доволен, что больше не увидит ее. Однако он не мог оторвать от нее глаз. И вдруг она украдкой помахала ему. От этого жеста у Адама перехватило дыхание и вдруг возникло нелепое желание помахать ей в ответ. Но он вовремя остановил себя, сжав пальцы в кулак. Через мгновение она исчезла в кибитке, и мимолетная связь между ними прервалась.
Виктор Габриэль взобрался на козлы и взял в руки поводья. Лошадка затрусила по булыжной мостовой, таща за собой причудливое сооружение, скрипевшее и стонавшее, словно старая ворчливая тетка.
Адам еще долго смотрел вслед удалявшейся повозке. Издалека к нему доносились звуки оживленных голосов. Где-то там люди света возвращались домой после театра. Где-то там пили и играли джентльмены, смеялись и танцевали дамы.
А здесь, вокруг него, была темнота.
– Вот вам чай, – сказал Обедайя и поставил серебряный поднос на грубо сколоченный стол. – И тарелка мяса, чтобы набить животы.
Несколько свечей отбрасывали блики на кастрюли и тарелки, стоявшие на полках вдоль стен. В печке потрескивал огонь, что, впрочем, не помогало прогнать сырость. В целях экономии отец решил переночевать в кибитке, стоявшей у дома Джо, чтобы не платить за гостиницу. Мэри знала, что он спустился в кухню только затем, чтобы поговорить с ней.
Пока Обедайя хлопотал у плиты, подбрасывая угли, Мэри налила чай в кружки, передала одну Виктору и еще одну поставила перед отцом. Добавив в свою кружку сливок, она обхватила ее холодными ладонями.
Она рада была возможности собраться с мыслями, пока мужчины ужинают. Ее голова раскалывалась от выпитого вина. По пути сюда она, заплетая волосы в привычные косы, терзалась сомнениями. Как быстро она снова вернулась к роли покорной дочери. Женщина, не побоявшаяся герцога Сент-Шелдона, растеряла всю свою уверенность от одного лишь резкого окрика отца.
Она подавила желание сказать все, что думает, когда он велел ей занять место в темной кибитке. Раньше она была рада любой возможности спрятаться там от внешнего мира. Но сейчас кибитка показалась ей тюрьмой. Замкнутое пространство, запах книг, чернил и несвежих продуктов, даже привычное покачивание вызывали у нее желание бежать.
Ей хотелось броситься назад, к дому герцога, сдаться на его милость и умолять его взять ее к себе. Стоя на фоне темного дома, он выглядел таким сильным, таким уверенным и надежным.
В отличие от нее.
Она поморщилась, глядя на кружку с чаем. Как странно, что они с Адамом ссорились по поводу ее отъезда как раз в тот момент, когда отец и Виктор приехали за ней.
Глухое рычание привлекло внимание Мэри. Принни напряженно следил за Виктором, очевидно, ожидая угощения. Дьякон не обращал внимания на собаку, как и на всех животных Джо. Он, конечно, никогда не был к ним жесток, просто не замечал их, словно все его мысли были сосредоточены на чем-то более духовном, нежели голодное животное.
Мэри отломила кусочек пирога с мясом и положила его под стол. Пес бросился вперед, мгновенно проглотил кусок и сел на каменный пол, подняв одну лапу и глядя на Мэри такими жалобными глазами, что она скормила ему остаток пирога. Томас Шеппард сделал знак Обедайе, и они обменялись сердитыми взглядами.
Но едва Мэри задумалась над этим странным обстоятельством, как дворецкий встал со стула у очага.
– Хватит клянчить, дворняга невоспитанная. Пора нам с тобой замки проверить. – Обедайя стал подниматься по лестнице, а пес на мгновение задержался, заскулив, словно опасался оставлять Мэри с двумя незнакомыми мужчинами.
Мэри махнула псу:
– Иди, Принни. Ничего со мной не случится.
Еще раз с тоской взглянув на нее, пес зашлепал вверх по ступеням, и Мэри пожалела, что не может последовать за ним. Она сжалась в ожидании возмездия. И оно не заставило себя ждать.
– Итак, Мэри, я жду от тебя откровенного признания. Что ты делала у этого вельможи?
Усилием воли она заставила себя гордо держать голову.
– Герцог помогал мне найти похитителя Джо. Мы… беседовали с несколькими мужчинами, знавшими ее.
– Ты была с ним одна, в разгар ночи! И ты думаешь, я поверю, что он не пытался овладеть тобой?
– Нет, не пытался.
Это я хотела овладеть им.
Что подумал бы ее отец, если бы узнал о том поцелуе? Что подумал бы Виктор?
Не осмеливаясь взглянуть на жениха, она смотрела на пальцы отца, сжимавшие кружку, и твердила себе, что он просто беспокоится за нее.
– Ты не спросил, удалось ли мне что-то разузнать.
– Ну, и удалось?
Она покачала головой.
– О, папа, я так боюсь за Джо.
Отец опустил голову и потер рукой лоб. Когда он снова взглянул на нее, в его глазах была усталость.
– Меня больше тревожит то, что произошло с тобой всего за несколько дней. Посмотри на себя в этом платье шлюхи. Неужто этот город разврата лишил тебя всех приличий?