Мэри невольно заерзала, радуясь уже тому, что застегнутая накидка скрывала платье, разорванное Питерборном.
– А может быть, приехав в Лондон, я впервые за много месяцев совершила достойный поступок.
– Какая чушь! Ты всегда была хорошим ребенком, послушным и спокойным. В отличие от твоей своевольной сестры.
– У Джо доброе сердце. Разве ты забыл, как она всегда умела выходить любое живое существо? Или как она смешила тебя? Все всегда улыбались вокруг нее. – Мэри украдкой взглянула на Виктора, уставившегося в огонь так, словно он не слышал их разговора. – Я всегда жалела, что не могу… – Она прикусила губу и замолчала.
– Чего не можешь? Быть похожей на нее? – Отец так грохнул кулаком по столу, что зазвенела посуда. – Упаси Господи, чтобы и ты тоже унаследовала дурную кровь.
Уже не первый раз отец упоминал предков, но каждый раз отмахивался от ее вопросов. Но теперь, после всего, что ей пришлось пережить ради сестры, Мэри не собиралась отступать.
– Я хочу знать об этой дурной крови. Я имею право знать.
– В этом нет необходимости. Тебе лучше молиться о том, чтобы Господь наставил тебя на путь истинный.
– Это была моя мать? – настаивала Мэри.
– Нет! – Взгляд отца смягчился, словно он вспомнил более счастливые времена. – Руфь была святой. И какое счастье, что она не увидит падение своих дочерей.
Мэри лишь смутно помнила темноволосую женщину, певшую им в детстве нежные колыбельные.
– Ну тогда откуда эта дурная кровь? Это твой отец? Твоя мать? Их родители?
Его лицо снова окаменело.
– Не настаивай, Мэри Элизабет.
Когда он говорил таким тоном, она всегда подчинялась ему. Но не теперь. Этим вечером она уже один раз доказала себе, что у нее есть воля. Прижав ладони к столу, она сказала:
– Папа, я должна знать. Иначе я никогда не пойму, почему тебя всегда, даже в детстве, раздражала сестра.
Отец провел рукой по лицу. Сейчас морщины казались еще глубже, его тяжелое дыхание было слышно в наступившей тишине.
– Наверное, пришло время рассказать тебе правду. Я несу это тяжкое бремя всю жизнь. Это был мой отец, твой дед. Чтоб этот порочный граф сгорел в аду!
– Граф? – поразилась Мэри. – Значит, ты благородного происхождения?
– Как и ты. И все потому, что никчемный распутник силой взял богобоязненную служанку. Узнав, что она носит ребенка, он вышвырнул ее из своего дома. Если бы одна добрая семья не взяла ее к себе, она бы умерла с голоду. И я в ее чреве.
Новость казалась Мэри просто невероятной. Но, однако, она многое объясняла. Неудивительно, что отец осуждает аристократию. И неудивительно, что он осуждал непокорность Джо.
– А кто был этот граф?
Отец нервно крутил в руках кружку.
– Его имя не имеет значения. Он давно перестал для меня существовать. Мне было всего шесть лет, когда у матери обнаружилась болезнь легких. Я нашел работу у викария, где научился почитать Бога. Позднее я взял себе имя Шеппард, и поклялся посвятить свою жизнь достойным беднякам, изгнать дурную кровь благочестивыми делами. Пока твоя сестра не испортила все, чего я достиг.
– Ты неверно судишь о ней. – Мэри вспомнила слова Адама. – Ни одна женщина изначально не бывает грешной. Джо просто немного сбилась с пути.
– Она навсегда потеряна для нас. – Томас Шеппард закрыл глаза. – «Уста блудницы источают мед, и речи ее гладки, словно масло, но на самом деле слова ее горьки, словно полынь, и разят, словно обоюдоострый меч».
– А добропорядочная женщина – корона для своего мужа, – возразила Мэри. – О, папа, ты же не знаешь! Джо и лорд Сирил помолвлены.
Томас Шеппард открыл глаза.
– Помолвлены?
– Да. Они должны пожениться. Мне об этом сказала сестра Сирила, и герцог подтвердил это.
– Если только лорд Сирил поправится, – внезапно вмешался Виктор. – И если всемогущий Господь сжалится над мисс Джозефин.
Безмерное сострадание светилось в его серых глазах. Ничто не напоминало брошенного жениха, яростно проклинавшего Джо наутро после ее бегства в Лондон. Но после этого единственного всплеска эмоций он затем говорил лишь о хрупкости человеческих чувств.
Мэри посмотрела на отца.
– Мы найдем Джо. Она совсем не такая, как твой отец. И конечно же, теперь, когда она помолвлена, ты сможешь простить ее.
Мэри ждала, что на его губах заиграет редкая улыбка, ждала, что он успокоит ее. Ведь он умел быть веселым, добрым, любящим отцом. Но он опустил голову и провел рукой по редеющим волосам.
– Она жила в грехе в этом самом доме. Замужество не сделает ее чище.
– Разве ты не веришь в милосердного Господа? Разве Иисус не спас душу Марии Магдалины? – Лицо отца не смягчилось, и она прикоснулась к его руке. – Ты не можешь отказаться от собственной дочери. Джо похитили. Тот самый негодяй, что стрелял в лорда Сирила.
– В городе говорят, что это она стреляла в него. Она нарушила одну из заповедей Господа, и пусть Он решает, как ее наказать, – заявил Виктор.
Мужчины посмотрели друг на друга, и ее отец первым отвел взгляд, снова уставившись в свою кружку.
Значит, вот как обстоят дела. Они объединились против Джо. Мэри в отчаянии воскликнула:
– Вы ошибаетесь в ней, оба! Как и я ошибалась, не отправившись в Лондон раньше. Для тебя, папа, все женщины либо шлюхи, либо святые, а человеческие ошибки ты прощать не умеешь!
Плечи Томаса Шеппарда поникли.
– Вижу, этот город уже успел изменить тебя, Мэри Элизабет. Никогда раньше ты не говорила со мной так непочтительно.
Слезы жгли ей глаза.
– Прости, папа. Но возможно, я была слишком покорной до сих пор. Слишком стремилась угодить, когда надо было думать о себе. – Она глубоко вздохнула, пытаясь избавиться от тяжести в груди. – Я не уеду с тобой утром. Я должна остаться в Лондоне, пока не удостоверюсь, что сестра в безопасности.
– Если останешься здесь, – тяжело сказал отец, – ты мне больше не дочь.
Его слова пронзили ее сердце. Как он может просить ее выбирать между ним и ее любимой сестрой, его дочерью? Оставить Джо, которая так молила ее о помощи?
– Я не могу уехать, – прошептала она.
– Ну, так тому и быть. – Отец встал, прошел мимо нее и направился к двери.
Мэри догнала его и обняла. На какое-то мгновение он сжал ее в объятиях, она почувствовала его теплые руки, вдохнула знакомый запах лошадей и пота. Вопреки всему она надеялась, что он еще может передумать. Но он тут же оттолкнул ее и, не оглянувшись, стал подниматься по лестнице.
Отец выглядел таким постаревшим, таким уставшим. Его отъезд словно подвел черту, и впереди ее ждала неизвестность. Мэри чувствовала это каждой клеточкой сердца, разрывающегося от боли. Примет ли он ее когда-нибудь обратно? Или она теперь осталась совсем одна на этом свете?
– Он молился за вас день и ночь.
Глубокий голос Виктора ворвался в ее мысли. Она повернулась и увидела, что он смотрит на нее с нежным состраданием, и глубокое чувство вины затопило ее. Он простой человек, живущий по законам христианской веры, человек, благочестие которого возвышает его над простыми смертными. Так отчего же ей было так хорошо с аристократом Адамом, когда рядом с ней Виктор, у которого душа чиста и невинна, как у младенца?
Он околдовал ее с первой встречи, менее полугода назад. Появившись из толпы прихожан, он решительно направился к ним. Так король Давид шел на поле битвы. Виктор упал на колени перед ее отцом, умоляя разрешить ему служить Богу. И вот тогда он присоединился к их странствиям. Новый дьякон часто уезжал вперед, чтобы развесить объявления о предстоящей службе. Ночами он спал под кибиткой, не обращая внимания на холод и дождь. И все это время Мэри захлестывал водоворот бесстыдных желаний. Когда он уединялся, чтобы помолиться, она молилась о том, чтобы он заметил ее. Она мечтала о его поцелуях, его прикосновениях. В мечтах, которые она скрывала даже от сестры, проходили недели. До того дня, когда он попросил Джо стать его женой. Прекрасную, веселую, восхитительную Джо. Впервые в жизни Мэри испытала неприязнь к сестре. Ей удалось скрыть ревность. Она занималась, готовила и убирала, словно сердце ее не разрывалось на части, И она отгородилась от мыслей сестры. Каждый раз, когда она чувствовала, что Джо мысленно обращается к ней, она начинала пересказывать на память отрывок из Священного Писания, чтобы не слышать сестру. Так между ними началось отчуждение.