Мэри застыла на пороге с тяжелым подсвечником в руках. Слуга предупредил ее, что в комнату входить нельзя, и теперь она поняла почему.

Она разглядела ржаво-коричневое пятно неправильной формы на ковре и почувствовала еле уловимый запах крови. Комок подкатил к ее горлу, и она с трудом сдержала тошноту. Лорд Сирил был ранен в этой комнате, у кровати с пологом. И стреляла в него Джо.

Мэри зажмурилась. Ей захотелось, чтобы рядом оказалась собака и она могла прижать ее к себе. Да нет же, Джо никогда не смогла бы причинить вред живому существу! Однако кто бы мог поверить, что она способна стать любовницей? Возможно, она погрязла в грехе намного глубже, чем представлялось Мэри.

Мэри! О, прошу тебя, Мэри, спаси меня!

Воспоминание об отчаянной мольбе сестры пронзило ее сердце. Джо – жертва, а вовсе не преступница. Это же ясно; в дом прокрался грабитель, решив, что его обитатели отсутствуют. Лондон так и кишит ворами и разбойниками. Джо, должно быть, стала свидетельницей жуткого преступления и в страхе бежала. Она и сейчас, скорее всего где-то прячется, боясь вернуться.

Эта мысль придала сил Мэри, и она даже осмелилась сделать несколько шагов в комнату. Свечи отбрасывали длинные тени на стены и потолок. Она могла бы расположиться в одной из комнат для гостей, но любопытство одержало верх. Ей хотелось увидеть место, где обитала сестра в последние три месяца.

Великолепное убранство комнаты привело ее в благоговейный восторг. Она была во много раз больше их повозки. На окнах висели золотистые занавеси. Мебель была белая, с позолотой. В углу стоял туалетный столик с зеркалом, рядом – огромный платяной шкаф, стулья и умывальник с фарфоровым кувшином.

Постельное белье было смято, словно Джо только что встала. Ящики – выдвинуты, а вещи разбросаны по ковру. Папа всегда ругал Джо за неаккуратность. Только Мэри понимала, как глубоко погружена сестра в причудливые мечты, заслонявшие тоскливую обыденность их повседневной жизни.

Самое меньшее, что она могла сделать для Джо, это доказать ее невиновность.

Она подошла на цыпочках к тумбочке у кровати, обойдя кровавое пятно, поставила подсвечник и только тогда заметила зеркало.

Оно было укреплено внутри полога и обрамлено рюшами из золотистой ткани. Как странно, неужели ее сестра так погрязла в грехе тщеславия, что любуется своей красотой, лежа в постели?

Это удивило Мэри, потому что у нее самой с некоторых пор возникло отвращение к зеркалам. После отъезда Джо Мэри подарила свое единственное зеркало бедной фермерше. Ей было невыносимо смотреться в него, потому что там она видела не только себя, но и лицо своей сестры, своей потерянной половинки.

Когда она подняла с пола изящно раскрашенный веер у нее возникло ощущение, что сестра незримо присутствует в комнате. Ее дорогая сестра прикасалась к этому вееру. Здесь, в этой комнате, Джо одевалась, смеялась, спала. Здесь она лежала в постели со своим возлюбленным. Любит ли она по-прежнему шептаться в темноте после того, как погашены свечи?

Мэри пыталась подавить раздражение, возникавшее при мысли о лорде Сириле. Как она презирала его, этого лорда Сирила Брентвелла, за то, что он соблазнил ее беззащитную сестру. Папа был прав, осудив аристократию за ее грехи. Джо могла бы вернуться домой, если бы этот знатный человек не искушал ее роскошью и богатством.

И если бы сама Мэри не закрыла ей дверь в свое сердце.

Терзаемая раскаянием, она подошла к открытому шкафу и взяла шелковый чулок. Прохладная шелковистость ткани напомнила ей о ее простых шерстяных чулках. Шкаф изобиловал красивыми вещами: здесь было множество платьев из шелка, кружева и индийского муслина, тонкие лайковые перчатки, целый ряд шляпок с перьями и лентами. Мэри рассматривала все это с каким-то зачарованным отвращением. Они с сестрой всю жизнь носили грубые платья, сшитые из мешковины, собранной на благотворительных базарах. Но теперь Джо, словно леди, наряжалась в эти дорогие вещи.

Мэри скользнула пальцами по шелковой рубашке и тут же отдернула руку. Какая она оказалась гладкая, какое искушение – почувствовать ее на своем теле. Ее словно снедал голод, порождаемый желанием узнать, нашла ли Джо свое счастье. И стоило ли отказываться от семьи ради комфорта и шелковых нарядов? Не слишком ли дорогой оказалась цена за все это?

Скрестив руки на груди, Мэри подошла к туалетному столику. Она опустила глаза, чтобы не смотреть на себя в зеркало. Столик был уставлен флаконами духов и баночками с кремами. По привычке Мэри расставила их в аккуратную линию. Потом поднесла один флакончик к носу и вдохнула божественный аромат розы.

У нее сжалось сердце. Девочками они с Джо часто выскальзывали из повозки и вплетали в косы дикие розы, представляя себя принцессами. Джо, сияя, описывала дворец, в котором она когда-нибудь будет жить. Вместо крошечного закутка она будет спать в огромной позолоченной кровати. И если сейчас все ее жалкие пожитки вмещаются в один небольшой сундучок, то когда она вырастет, у нее будет новое платье на каждый день года. Вместо того чтобы осуждать аристократию, как их отец, Джо говорила, что выйдет замуж только за знатного человека.

Но как же она ошибалась! Ее лорд предложил ей всего-навсего позорную связь.

Шкатулка с драгоценностями была открыта, и ее содержимое словно подмигивало Мэри в свете свечей. Может, грабителя спугнули, и он не успел забрать их? Мэри взяла ожерелье из изумрудов в золотой оправе. Камни оказались тяжелыми, словно сам грех. Жалела ли Джо о своем выборе? Могли ли драгоценности и платья компенсировать потерю ею чести и достоинства? Ее души? Но где же Джо?

Полная решимости найти ответ, Мэри вдруг обнаружила, что застегивает ожерелье на своей шее. Она даже рискнула на мгновение взглянуть в зеркало, но тут же опустила глаза. И все же любопытство взяло верх, и она медленно подняла голову.

Ее отражение было суровым, зеленые глаза казались слишком серьезными, чтобы их можно было сравнить с изумрудами. Роскошные камни сияли на ее скромном сером платье с высоким воротником. Она казалась школьницей, играющей с драгоценностями матери.

Странное чувство нереальности охватило Мэри. Она выглядела как…

Ее скромное платье вдруг словно растворилось, обнажив нежную грудь, едва прикрытую непристойным декольте. Строгая корона из кос расплелась, превратившись в водопад золотисто-рыжих локонов. Неулыбчивые черты преобразились в оживленное, тонкой красоты лицо.

Джо.

На ней было платье сочного зеленого цвета, оттенявшее изумрудное ожерелье на ее белоснежной шейке. Она поднималась по ступеням дома с колоннами. Ее спутник повернул к ней белокурую голову и улыбнулся, и к острому и сладостному чувству желания примешалось чувство страха.

Мэри, слышит ли твое сердце меня? Я так взволнованна, мне так страшно. Как бы мне хотелось, чтобы ты была рядом со мной…

Картина расплывалась перед мысленным взором Мэри, словно она смотрела через стекло, разрисованное морозом. Как она ни пыталась, но так и не смогла вернуть ускользавший образ сестры. Осталось лишь чувство напряжения.

Дрожащими пальцами она расстегнула ожерелье. Оно заскользило и свернулось в ее ладонях, словно змея.

О небеса! Она видела свою сестру в этом самом ожерелье. И кто был тот мужчина рядом с ней? Лорд Сирил Брентвелл?

Наверное, это была сцена из прошлого. Но, однако, как же это возможно? Раньше она всегда видела лишь то, что происходило в данный момент. Но никогда ей не представлялись события по прошествии какого-то времени.

Сердце Мэри забилось быстрее. Их отец заявил, что существующая между ними мысленная связь – это козни дьявола, и запретил дочерям пользоваться ею. Однако они тайно продолжали обмениваться друг с другом мыслями, до того самого дня, когда Мэри закрыла свое сердце для сестры. Неужели из-за этого ее способность к мысленному общению исчезла?

Мэри терзало и чувство вины, и искушение. Она ведь может возродить эту необычную способность, использовать ее, чтобы найти сестру. Возможно, ей удастся убедить Джо вернуться в лоно семьи. И тогда Мэри будет молить ее о прощении.

– Какого дьявола…

Гортанный голос ворвался в ее мысли. Продолжая держать в руке изумруды, Мэри резко обернулась.

В дверях спальни стоял незнакомец. Широкие плечи закрывала плотная накидка, не скрывающая его элегантного наряда – белого галстука на фоне сюртука цвета бургундского вина, бежевых панталон, высоких черных сапог. Волосы мужчины были темны, как окружавшие его тени, но красивое лицо не предвещало ничего хорошего.