Барбара Смит - Любовь-победительница

– Преподобный Шеппард, какой неожиданный сюрприз!

Томас сдержанно кивнул.

– Мистер Брентвелл.

– А где же ваш помощник? Добродетельный дьякон Габриэль?

– Я велел ему остаться у повозки, – ответил Томас Шеппард с непроницаемым видом.

– Вы следили за мной! – обвинил Обедайя Адама. – Это все ваши дьявольские штучки.

– Нам теперь нечего скрывать, раз он все узнал, – сказал Томас. – Слабый бежит и без погони, но только праведник смел как лев.

Адам приподнял бровь.

– Роющий ближнему яму сам в нее и упадет.

Капли дождя катились по высокому лбу преподобного Шеппарда и исчезали в густых седеющих бровях. Он сердито взглянул на Адама, потом на Мэри. Суровые морщины на его лице, казалось, стали еще глубже.

– Обедайя работает на меня.

Менее всего Адам ожидал подобного ответа. Впрочем, теперь все встало на свои места. Мэри едва слышно ахнула.

– Я не понимаю, папа. Ведь его наняла Джо, а не ты?

– Я послал его к ней. – Томас Шеппард потер подбородок. – Без ее ведома.

– Потому что ты знал, что, если хромой солдат станет просить милостыню у ее дверей, она пожалеет его и возьмет к себе, – прошептала Мэри. – Ты знал, что она даст ему работу в своем доме.

– И тогда он получил возможность шпионить за Джозефин и посылать вам отчеты, – подвел итог Адам. – Умно придумано.

– Ничего я не шпионил, – возмутился Обедайя, стукнув себя кулаком в грудь. – Я делал свою работу, причем хорошо. А преподобному всего-то и нужно было лишь время от времени получать весточку, чтобы знать, что мисс Джозефин ничего не грозит. – Он зло взглянул на Адама. – И мисс Мэри – тоже.

Мэри медленно подошла к отцу.

– Значит, ты обманывал меня? Ты сказал, что совершенно порвал с Джо, и требовал, чтобы я последовала твоему примеру. Но на самом деле ты не сделал этого.

Его встревоженный взгляд встретился с ее взглядом.

– Я согрешил, проявив слабость, дочь моя. И я просил Господа простить меня за это.

– Слабость? – Мэри бросилась к нему, прижимаясь щекой к его сюртуку. – Ах, папа. Разве любовь может быть слабостью?

Томас несколько мгновений колебался, но потом его руки сомкнулись на спине дочери. И в этот момент зазвонили колокола на церковной колокольне.

– Ну вот, – удовлетворенно сказал Обедайя. – Четыре часа, и все хорошо.

Адам задумчиво смотрел на него.

– Ну, расскажи мне, какую роль ты сыграл в похищении Джозефин?

Дворецкий напрягся.

– Я спал в своем чулане в ту ночь.

– Тогда расскажи, по какой причине ты уволил слуг Джозефин.

Обедайя поправил мятую шапку.

– Мисс Джозефин застала меня, вот почему. В тот вечер она видела, как я надписывал конверт ее папаше, и захотела узнать, что в нем. Когда мы с ней спорили, вошла повариха. Я побоялся, что она проболтается судье и меня обвинят в том, что это я стрелял.

– Я знала, что должно быть разумное объяснение, – сказала Мэри.

– А та страница из дневника Джозефин? – спросил Адам. – Та, что ты передал преподобному Шеппарду. Я хотел бы знать ее содержание.

Шеппард и Обедайя украдкой переглянулись.

– Это семейное дело, не имеющее к вам никакого отношения, – холодно сказал Томас. Он повернулся к Обедайе: – Можешь идти. Ты мне больше не нужен.

– Но прежде еще одно дело. – Слуга ткнул толстым пальцем в Адама. – Скажите преподобному, чего вы наделали. Станьте на ваши драгоценные колени и просите у него прощения за то, что соблазнили мисс Мэри. – И что-то бормоча себе под нос, слуга захромал прочь.

Томас Шеппард окаменел. Он отшатнулся от Мэри, и лицо его потемнело. Церковные колокола затихли, и в наступившей тишине лишь шелест дождя сливался с шумом улицы, доносившимся со Стрэнда.

– Это правда, Мэри Элизабет? – хрипло спросил он. – Неужели ты пала так же низко, как твоя сестра?

Она опустила голову.

– Я думала, что это любовь.

– Любовь! Это распутство. Такие мужчины скажут все, что угодно, лишь бы заставить добродетельную женщину согрешить. Только посмотри на него, как он гордится своим отвратительным поступком.

Мэри посмотрела на Адама, и в ее глазах он увидел глубокую боль. Его охватило желание сказать ей то, что она жаждет услышать. Но как он может снова солгать ей? Он не любит ее, не может любить, не должен! Любовь – это нежная привязанность, а не наваждение, не яростное чувство собственника, которое терзает его.

– Ну что, видишь? – загремел Томас Шеппард. – Он не испытывает никаких сожалений от того, что сделал из тебя шлюху. Ты ему так же дорога, как и безымянная девка, что занимается своим ремеслом на улице.

Адам похолодел. Неужели так же к Мэри будут относиться и другие? Он не потерпит этого.

Одним стремительным движением он схватил священника за лацканы сюртука.

– Никогда больше не смейте говорить о Мэри в таком тоне! – закричал он. – Все это исключительно моя вина. И я намерен исправить положение.

– Еще как исправите, мистер Брентвелл!

Томас Шеппард молниеносным ударом в челюсть едва не сбил Адама с ног. От удара он пошатнулся, ударившись спиной о дерево. Во рту появился привкус крови. Боль пронзила скулу и отдалась в голове. Кулаки сжались сами собой, чтобы нанести, ответный удар.

Но он не смог ударить отца Мэри.

Мэри застыла, зажав руками рот, глаза ее расширились от ужаса, и Адам, глядя на влажные завитки, обрамлявшие прелестное лицо, знал, что это он стал причиной ее позора. Постыдного позора в глазах ее отца.

И вдруг Мэри резко повернулась к отцу.

– Как ты смеешь вмешиваться, папа? Мне не нужно, чтобы ты за меня решал мои проблемы. Я больше не ребенок.

Она бросилась к Адаму, скользя по мокрой траве, и, прижавшись к нему, коснулась прохладной ладонью его щеки. Адама снова охватила нежность, когда она решительно бросилась на его защиту. Но это лишь усугубило его чувство вины.

Томас Шеппард наблюдал за ними с непроницаемым лицом:

– Иди к своему любовнику, – наконец тихо сказал он. – Что касается вас, Брентвелл, то я бы посоветовал вам держать ее в пределах вашего дома. Да поможет ей Господь, если у меня вдруг возникнет искушение обратить на нее мой праведный гнев!

Резко повернувшись, он устремился прочь, черная фигура на фоне внушительной светлой церкви.

Угроза Шеппарда парализовала Адама. Он остро ощущал, как дрожит в его объятиях Мэри, как она беззащитна и испугана. Будь проклят ее отец!

И все же, злясь на Шеппарда, Адам не мог не злиться и на себя. Своей самоуверенностью он поставил ее в это двусмысленное положение. Не сумев сдержаться, он обрек ее на бесчестье. Что ж, есть только один способ исправить это. Он с обреченностью фаталиста понимал, что другого выхода у него нет.

Он должен жениться на Мэри.

– Собери вещи, – сказал Адам. – Сегодня вечером ты останешься у меня.

Мэри посмотрела на карету Сент-Шелдона, стоявшую перед особняком. По дороге сюда она заново переживала отвратительную сцену у церкви, и такая тоска сжала ее сердце, что сначала она даже не поняла его. Осознав наконец, что он хотел сказать ей, она побледнела.

– Я не буду вашей любовницей! Я уже говорила.

– Я предлагаю тебе быть моей гостьей в Брентвелл-Хаусе. Тебе здесь небезопасно оставаться, имея в качестве защиты слугу-калеку.

Да поможет ей Господь, если у меня вдруг возникнет искушение обратить на нее мой праведный гнев!

Мороз пробежал по ее коже, и Мэри потерла руки под накидкой.

– Господи, не можете же вы подозревать моего отца! Да, он, конечно, наказывал нас с сестрой время от времени, но только тогда, когда мы заслуживали это. И потом, он был со мной в тот вечер, когда похитили Джо.

– А как насчет этого дьякона, Виктора Габриэля?

– А он был в Дувре, чтобы забрать новые псалмы. – Когда Адам нахмурился, она торопливо пояснила: – Он собирался пробыть там только одну ночь. За это время невозможно успеть похитить женщину в Лондоне, привезти ее в тюрьму на побережье и вернуться к нам. И кроме того, Виктор… хороший.

– В отличие от меня.

– Я не говорила этого.

– Тебе и не нужно было говорить.

Адам задумчиво смотрел на нее. С тех пор как они покинули кладбище, он словно ушел в себя, снова став неприступным и холодным герцогом. И все же ее тянуло к нему, как мотылька на огонь. Дождь снова намочил его волосы, и мокрая прядь лежала на лбу, как полумесяц. На скуле уже красовался синяк, придававший ему вид отчаянного забияки.