Глава 8
Минуло всего две недели с достопамятного приезда Олежки и Вики в Верховье, но в их отношениях наметились кое-какие изменения.
Не то чтобы их чувства пошли на спад, но с обоими явно что-то произошло.
И дело было не только в том, как приняли Вику Олежкины родители, и не в том, что она вела себя тогда достаточно бесцеремонно, удивив и расстроив Олежку, хотя он и постарался не подавать виду. Им стало негде встречаться.
Прежде Олежка хорошо знал, когда отца с матерью не бывает дома, и особенные надежды возлагал на июнь, когда родители засядут в Верховье.
Но отец спутал все его планы.
Он то появлялся дома, то надолго исчезал, и, как ни старался Олежка осторожно выведать у отца, проведет он сегодняшний вечер дома или у него опять какие-то загадочные дела с медкомиссией, отец, пряча глаза, отвечал уклончиво, из чего Олежка сделал вывод, что родители придумали все это нарочно: мать командировала отца в столицу, чтобы тот, жертвуя своим отдыхом, спасал сына от Вики.
Олежка бесновался, особенно после того, как экзамены в институте были худо-бедно сданы, но сделать ничего не мог.
И тут он вдруг осознал, что им с Викой, по сути, не о чем говорить.
Это было удивительное открытие.
До того как они стали близки, они все время разговаривали, бывало, целые ночи напролет болтали по телефону. Правда, говорила в основном Вика, а Олежка с жадностью внимал ей.
Но то, что между ними в конце концов произошло, было больше слов. Так, по крайней мере, казалось Олежке.
Позже он был вынужден признаться себе в том, что не просто страсть кружила ему голову, когда он, закрыв за отцом или матерью дверь, ждал Вику, и не просто ему необходимо было ее тело.
В ее тело он пытался спрятаться от нее самой — такой, какой она оказалась на самом деле — взбалмошной, эгоистичной, резкой...
Ему всегда нравились совсем другие девушки — спокойные, уравновешенные, внимательные.
Вика была ураган — наверное, она так и не утолила своей артистической жажды в сценических этюдах и на учебной сцене, и ее игра на ровном месте по любому поводу — опоздал ли он на минуту на свидание или некстати позвонил ей — начала утомлять Олежку.
Вика сразу же почувствовала это и предложила ему вместо своей непонятной души тело, тем самым подбросив в огонь влюбленности Олежки несколько сухих поленьев.
Но теперь им негде стало встречаться, а встречаться просто на улице оказалось вроде и незачем.
Олежка, конечно, догадывался, что женщину можно уложить в машине или где-то в лесу за городом, но от этого Вика упорно отказывалась, доводя его до белого каления.
Сначала Олежка подозревал, что, отвергая его, возлюбленная пытается оказать на него давление, чтобы он твердо и недвусмысленно пообещал жениться на ней.
Но когда он попытался выяснить, так ли это, Вика от разговора о женитьбе ушла.
Теперь Олежка вообще ничего не понимал.
Они перестали обсуждать планы на будущее, даже на ближайшее лето, хотя прежде только об этом и говорили, — как здорово будет закатиться вдвоем куда-нибудь в Карпаты или на Рижское взморье.
К тому же остро стоял финансовый вопрос. Олежка уже полгода не получал стипендию. Родители, конечно, давали ему определенную сумму на мелкие расходы, но ее хватало разве что на несколько походов в ресторан. Уж конечно, не на Рижское взморье. Прежде Олежке ничего не стоило попросить у них денег на отдых, но теперь это было затруднительно. Он уже подумывал о том, чтобы устроиться медбратом в детский туберкулезный санаторий, но тогда тем более Карпаты или взморье отпали бы.
Словом, влюбленным приходилось кататься в Викиной машине по Москве, перекусывать в забегаловках и прогуливаться пешком, хотя все это уже утратило для них былую прелесть.
Получился замкнутый круг, по которому Олежке пришлось бы колесить неизвестно сколько времени, кабы не случай...
Они с Викой проезжали мимо Таганки, как вдруг взгляд Олежки зацепил что-то знакомое... Он не поверил собственным глазам, оглянулся с переднего сиденья — на ветровом стекле машины, привлекшей его внимание, висел пластмассовый айболитик, подаренный когда-то матери одним ее маленьким пациентом. Олежка бросил взгляд на номер: это была отцовская машина.
— Притормози, — бросил он Вике.
Вика нажала на тормоз.
— Машина моего отца, — объяснил Олежка, кивнув на синие «Жигули». — Откуда она тут взялась?
Оба вышли из машины и направились к «Жигулям».
— Отец говорил, что проходит медкомиссию, — рассуждал вслух Олежка, — но поликлиника...
— Совсем в другом районе, — продолжила за него Вика. — Ясно, какую медкомиссию проходит твой папа, Алик.
— Что тебе ясно? — смущенный ее враждебным тоном, огрызнулся Олежка.
— Ясно, что у твоего отца нет проблем со здоровьем, даже наоборот, — язвительно заметила Вика.
— Что ты имеешь в виду? — не понял Олежка.
Вика выразительно посмотрела на него:
— Дорогой мой, я сразу поняла, в чем дело, когда ты сказал мне, что твой папочка прервал свой отпуск якобы для того, чтобы пасти тебя, своего сыночка, а сам все куда-то исчезает из дома и непонятно когда возвращается... Это и ребенку понятно, куда он уходит. Не тебя ему следует пасти, а тебе его.
Олежка посмотрел на нее чуть ли не с ненавистью:
— Не понимаю, о чем ты!
— Все ты отлично понимаешь! — презрительно возразила Вика. — Твой отец еще не старик и очень интересный мужчина...
— Ну и что?!
— Да то, что у твоего образцово-показательного папочки есть баба! — выпалила Вика.
— Что за чушь! — возмутился Олежка.
— Нет, не чушь, у него есть женщина. А он пудрит твоей матери мозги медкомиссией. Эта медкомиссия где-то здесь проживает... Спорим?
— Это сущая ерунда, — уверенно сказал Олежка. — Ты просто всех склонна подозревать в измене, потому что сама...
— Сама?! — взвилась Вика. — Что «сама»? Ну, продолжай, продолжай...
Олежка понял, что зашел слишком далеко:
— Извини, я не имел в виду ничего обидного...
— Нет, имел! — убежденно проговорила Вика. — Встречаешься со мной и еще смеешь упрекать меня в том, что я обманываю мужа!
— Да не говорил я ничего такого! — сраженный ее напором, защищался Олежка.
Но Вику было уже не остановить.
— Нет, это очень хорошо, что ты проговорился! Это просто замечательно! Теперь я знаю на самом деле, что ты обо мне думаешь! Но я, между прочим, не строю из себя сверхпорядочною человека, как твой отец!
— Мой отец и есть сверхпорядочный человек! — яростно бросил Олежка.
— Да-а-а? — иронически протянула Вика. — Тогда что здесь делает машина этого сверхпорядочного человека? И где он сам? Что-то я не вижу его поблизости... Куда это он отлучился?
— Мало ли куда... В магазин.
— Здесь нет поблизости магазина! Здесь есть «Ремонт обуви»! Загляни-ка туда, может, он там с прохудившимися ботинками?
— Поехали отсюда, — угрюмо сказал Олежка, — а то мы вконец поссоримся.
Вика топнула ногой:
— Никуда я не поеду! Если хочешь, топай пешком домой! А я дождусь твоего отца, который пытался наставить меня на путь истинный...
— Он, может, у какого-нибудь друга, — неуверенно предположил Олежка.
— Скорее у подруги.
— Это исключено на сто процентов.
— Если б он был у друга, то оставил бы машину во дворе этого друга. А тут машина на улице. Значит, он не хочет засветить ее, эту женщину, понятно... Она к нему выбегает на улицу, чтобы соседи не видели их вместе, — заключила Вика.
Неизвестно, сколько бы еще они препирались, если бы в эту минуту Вику не окликнул молодой, оживленный голос:
— Бог мой! Вика! Сколько лет, сколько зим!
Вика оглянулась — с протянутыми для объятия руками к ним приближался Рустам Тамиров с какой-то разодетой в шелк, капрон и стеклярус девицей.
— Рустам! — Викина злоба мгновенно улетучилась, это новоявленное лицо словно впитало ее в себя, как росу высушивает солнце. — Бродяга! Алик, познакомься, это мой однокурсник Рустам Тамиров, теперь звезда телеэкрана. А это мой Алик...