— Как он умеет преподнести себя в обществе! — с восторгом говорила Мари подруге, которая еще не удостоилась быть представленной Константину. — Как он умеет ухаживать! Возле школы всегда встречал меня с цветами, водил по самым лучшим кабакам. Не жмот, не грубиян. Но моей маман не угодишь.
Разлучаться надолго, например на целые сутки, стало для влюбленных тяжким испытанием. И тогда Марианна решила поселить Костика у себя в комнате. До свадьбы. «Мы без предрассудков», — любила напоминать Мари. Родичи об этом и слушать не хотели. Костя приехал из Екатеринбурга, но домой возвращаться не собирался, мечтал завести свое дело в Москве. Мари верила в его будущее. А ее мать — нет. Если парень говорит, что через три года станет миллионером, значит, сидеть ему на шее у тещи всю жизнь, рассуждала мудрая женщина.
Истерики и слезы не помогали. Мари ничего не оставалось делать, как снова покончить с собой. Только слепой мог не увидеть, как повезло ей с Костей. Он человек со вкусом и большими перспективами. С ним ее ожидала красивая, достойная и обеспеченная жизнь. Они взахлеб обсуждали, какой у них будет дом, машина, вплоть до занавесок и посуды. Во всем этом Костик знал толк и даже формировал вкусы Марианны. Ведь он вырос среди прейскурантов и ярлыков. Его родители были товароведами.
Проблемы Вари просто бледнели и чахли рядом с проблемами Марианны. Теперь она пугала Варю постоянными разговорами о новой попытке покончить с собой. Мари стояла перед выбором — яд или вены.
— Вены — это ужасно, — морщилась она. — Море крови и адская боль. Яд — благородно и безболезненно. Но ведь откачают, паразиты. В городе десятки самоубийств ежесуточно, и они наловчились откачивать даже безнадежных… Слыхала, в соседней школе десятиклассник повесился из-за несчастной любви? А бабушкина приятельница рассказывала, у ее знакомой дочь выбросилась из окна...
Варя умоляла ее одуматься, но Мари была непреклонна. Измены, предательство, непонимание — несчастья так и сыпались на нее, а силы на исходе. Варя металась, не зная, что же ей делать — посоветоваться с матерью, поговорить с родителями Мари? Но Ольга Петровна как-то рассеянно выслушала Варю и запретила вмешиваться в дела чужой семьи.
Ромка тоже весьма скептически отнесся к предстоящему самоубийству. Он даже придумал для Мари прозвище — наша Трагедия.
— Успокойся, Варвара. Мари относится к тем женщинам, которым просто необходим трагический элемент в жизни, как дрожжи в тесте. Иначе она просто зачахнет, бедняжка.
Шло время, драмы в жизни Мари не утихали, а Варя стала понемногу успокаиваться. Пожалуй, Ромка прав. Без переживаний Мари заскучает. Покой, порядок и размеренный ритм существования ей невыносимы. Вскоре и Варя стала называть подругу Трагедией. Марианне это даже льстило. Она не скрывала, что обожает играть в жизни как на сцене. Порой Варя даже не различала, когда Мари настоящая, а когда лицедействует.
Глава 10
Как бы сильно ни занимали Олежку мысли об отце, он благодарил Бога за случившееся. У него наконец открылись глаза на Вику. И он собирался связать с ней свою жизнь! Нет, никогда между ними не было понимания. Мать права, что так прохладно встретила Вику, она-то сразу ее разглядела...
Подумав о матери, Олежка скрипнул зубами. Он знал, как сильно, самоотверженно она любит отца. Он для нее не просто спутник жизни, близкий друг с самого детства, но еще и идеал... Она всегда старалась сделать жизнь мужа удобной, хотя работала не меньше его, ограждала от быта по мере сил, даже картошку с рынка порой таскала сама, если не было его, Олежки... Смотрели те телевизионные программы, которые были интересны не ей, а мужу. В доме всегда были его любимые бананы, хотя она сама их не ела... Вот и результат налицо.
Если бы отец сейчас оказался перед ним, Олежка бросился бы на него с кулаками.
Возможно ли, чтобы человек умел так тонко, так ловко лицемерить, так жестоко обманывать!
Стоп! А он сам? Ведь он в глаза не видел Викиного мужа, который казался Олежке какой-то абстракцией, почти вымышленным персонажем... Олежка особенно не задумывался над тем, что они с Викой предают пожилого, беспомощного человека, у которого, может, один свет в окошке — молодая жена... Неужели они, люди, все такие! Все связаны круговой порукой предательства, а сам он — звено в этой тяжелой, холодной цепи лжи и измен... Как же он мог! Как ему сейчас стыдно, как он противен себе... И он еще смеет судить отца!
Полный тягостных раздумий, Олежка бродил по квартире, которая теперь казалась ему чужой.
Олег, вернувшись домой через два часа, застал сына, сидящим на кухне за початой бутылкой коньяка. Закуски на столе не было. Он даже не обернулся, когда вошел отец.
Олег завинтил бутылку крышечкой и поставил ее в сервант.
— В чем дело? Что за событие ты отмечаешь?
Олежка мотнул головой, показывая, что не расположен к откровенному разговору. Олег решил, что сын поссорился с Викой. Он открыл холодильник, достал колбасу, нарезал ее и поставил чайник.
— Поужинаешь со мной?
— Пожалуй, — рассеянно ответил Олежка. — Странно... Все рушится у человека под ногами, а он в это время еще способен испытывать голод...
— А ты не хочешь со мной поделиться — что там рушится у человека под ногами? — спросил Олег, разламывая пополам черствую горбушку.
— А ты не хочешь со мной поделиться — как там дела в медкомиссии?
Пауза. Олежка испытующе смотрел на отца.
— Что ты имеешь в виду?
— Ну вообще... Как здоровье-то?
— Со здоровьем все в порядке. А почему такой тон?
— Так достань бутылку, выпьем за твое отличное здоровье... Или у тебя, папа, есть другой тост? Может, ты хочешь выпить за здоровье некой женщины?
— Виктории?
— Нет, Викторию проехали... Гали Тихомировой!
Имя Гали, произнесенное сыном почти шепотом, громом грянуло в сердце Олега.
Прошло полминуты, минута... Олегу казалось, что этим именем полнится воздух, оно продолжает звучать как эхо. Наконец он поднял на сына глаза:
— Откуда ты знаешь?
— Значит, правда, — с кривой усмешкой отозвался сын. — Значит, у тебя есть эта женщина, любовница... А я вас совершенно случайно выследил...
— Она мне не любовница, — сказал Олег. Они смотрели друг другу прямо в глаза, и Олежке хотелось прищуриться, чтобы эта правда не выжгла ему зрачки. Слезы навернулись ему на глаза, и он быстро отвернулся.
— А кто? — срывающимся голосом произнес он.
— Я люблю ее, сын, вот какие дела. Я люблю эту девушку и жить без нее не могу.
Теперь Олежка не знал, что сказать. Разговор вышел на какой-то другой уровень, и он не знал, как освоиться на нем, чтобы не выглядеть мальчишкой.
— Как так любишь? А мама?
Олег извлек из серванта бутылку, плеснул в чашку себе, сыну.
— Недавно я услышал эти слова от тебя — ты, дескать, не можешь жить без своей девушки... Я почему-то подумал, что ты явно преувеличиваешь... Но со мной дело обстоит именно таким образом: я не могу жить без Гали Тихомировой.
— А мама? — повторил Олежка.
— Я любил маму, но совсем по-другому. Я не представлял, что любовь может быть такой, какая во мне сейчас. Мне в голову не приходило, что со мной может случиться такое. Я всегда считал, что если женатый человек влюбляется, то это от скуки семейной жизни или от желания развлечься. Может, у других так оно и было. Но со мной не так. Я ею дышу, понимаешь? Она мой воздух.
Олежка отчаянно покрутил головой:
— Нет, я этого не понимаю!
— Объясню еще раз, — терпеливо сказал отец. — Ты знаешь, что означает для меня работа. Но сейчас я бы отдал все небо и землю, только бы быть вместе с ней. Всегда. Все время.
— Этого не должно было быть, папа, — проронил Олежка.
— Это уже произошло. Поверь, я бы все на свете отдал, чтобы мама не страдала из-за меня.
— Неужели ты хочешь уйти к этой девушке от мамы?
Олег залпом осушил чашку.
— Вообще-то я не способен обманывать... Если бы все осталось так, будто Гали нет в моей жизни, это был бы обман. Мама бы это рано или поздно почувствовала. Я не могу вычеркнуть Галю из моей жизни.
— Так тебе легче вычеркнуть из нее маму?