Звонок в дверь заставил её испуганно подскочить и выронить сигарету. Настя выругалась, подобрала окурок и, с сожалением затушив его, пошла открывать. Часы показывали почти девять, и она удивилась — кто бы это мог быть? Приоткрыв дверь, она с опаской выглянула и увидела Вову.
Он бросился к ней и успел подхватить, прежде чем Настина голова стукнулась о стену. В глазах у неё потемнело, ноги стали ватными, и Настя потеряла сознание…
Очнулась она через несколько секунд от легких похлопываний по щекам. Открыла глаза и огляделась. Перед глазами всё плыло, и Настя потрясла головой. Над ней склонилось знакомое лицо, и Вова тревожно спросил:
— Что с тобой, девочка? Вызвать «Скорую»?
— Не надо, — слабо ответила Настя, пытаясь подняться. Вова помог ей, с беспокойством заглядывая в глаза, придерживая за спину. Настя вцепилась в сильное запястье, и Вова повел её на кухню, посадил на табуретку и присел рядом на корточки:
— Что случилось? Что такое срочное? Что-то с малыми? Да говори же!
Она качнула головой, чувствуя себя полной дурой. Ну, и что ему сказать? Где ты был? Почему не приходил? Какое право она имеет спрашивать? Они даже не любовники! Так, парень, на которого она имела виды, который возбудил её, помог морально и материально… И дальше что?
Вова смотрел на неё и, видно, всё прочел в её глазах. Он взял её руки, прижался к ним лицом и тихо сказал:
— Прости… Я совсем… Бизнес этот проклятый… Ещё и проблемы. Прости, я собирался забежать на неделе…
Настя наклонилась, прижалась щекой к его бритому затылку и тихо всхлипнула:
— Тёмка…
— Что?! — вскинулся Вова. — Заболел? Что с ним?
— Он опять молчит! — слезы, наконец, прорвались наружу, и Настя зарыдала, выкладывая всё, что накопилось на душе за эти десять дней и раньше: — Как когда его отец умер! Даже хуже! Не смеётся, не плачет, только молчит, словно… Словно меня не видит! Он только начал говорить, только научился смеяться — и Витя погиб… Ты пришёл, растормошил мальчишку, и опять… Я не могу его видеть таким! А ты… ты… Ты не имеешь права так с ним поступить! Он так тебя ждал… Всё «дядя Вова, дядя Вова»…
Она не отдавала себе отчёта в том, что кричит, колотя кулаками в его грудь. Вова смотрел на неё с болью, не пытаясь остановить, а когда Настя выдохлась, прижал её к себе, закачал на коленях:
— Ну всё, всё, успокойся! Прости, прости меня, ради бога! Я здесь, я больше не уйду. Я буду рядом. Ну успокойся…
Из коридора раздался сонный голосок:
— Мама, почему ты плачешь? Ведь дядя Вова пришёл, ты его ждала, и он пришел…
Вова молча притянул мальчика к себе, посадил между собой и Настей, обнял обоих:
— Всё, обещаю, клянусь, больше никогда вас не оставлю! Веришь, Тёмыч?
— Верю, — солидно кивнул Артём, пряча голову у него под рукой. Вова потрепал его по затылку и взглянул на Настю:
— А ты? Веришь?
Она кивнула, вытирая мокрые красные глаза, и встала, пошатнувшись. Вова тоже встал, Тёмка под мышкой:
— Эй, у тебя жуткий вид! Ты что, болеешь?
Настя снова кивнула. Не говорить же правду… Протянула руки:
— Верни мне моего ребёнка, ему давно спать пора!
— Уложу его, — возразил Вова, вытащив Артёма из-под мышки и перекинув через плечо, от чего мальчик зашёлся заливистым смехом. Настя улыбнулась, счастливая за сына:
— Валите, только тихо!
Вова унёс малого в комнату, и Настя без сил опустилась на табуретку. Вот, пожалуйста, стоило Вове появиться в дверях, как Тёмка снова разговаривает и смеётся! Какое облегчение!
Она ощутила острое желание и даже необходимость что-нибудь срочно съесть, немедленно, прямо сейчас, и распахнула холодильник.
Вова застал её за поглощением огромного бутерброда — чудовищной смеси ветчины, сыра, огурчиков, помидорчиков и майонеза на половинке батона. Он остановился в дверях, с улыбкой наблюдая за этим уникальным спектаклем, потом присел к столу:
— Так сильно проголодалась?
— Я почти неделю ничего не жрала! — прочавкала Настя. — Всё жрал мой толчок! Сколько еды перевела — плакать хочется!
Вова поймал её руку, сжал холодные пальцы:
— Прости, я не думал, что всё так далеко зашло.
— Я тоже не думала, — Настя проглотила последний кусок и улыбнулась ободряюще. — Кофе хочешь?
Вова прикрыл глаза, кивая. Настя поставила турку на плиту и спросила, не оборачиваясь:
— Так тебе передали, что я тебя искала?
— Ага, все три в один голос, мол, приходила какая-то Настя, страшная с виду и совсем больная. Я, как палатки свернул, коробки в газель покидал, даже выручку не пересчитал, сразу к тебе…
Настя погляделась в тёмное зеркало окна и вздохнула. У неё, и правда, больной вид. Такое впечатление, что чахоточная в последней стадии… Покачав головой своему двойнику в окне, Настя налила кофе в чашку и поставила перед Вовой. Но не отошла — осталась стоять рядом. Вова взглянул на неё снизу вверх и притянул к себе, посадил на колени. Настя ощутила странное напряжение в его руках и слегка отстранилась, заглядывая в глаза:
— Если тебя это тяготит, не надо. Давай закончим прямо сейчас, здесь. Скажи мне всё, и мы разойдемся. Хотя… Мы даже еще и не сошлись…
— Дура! — усмехнулся Вова, и напряжение исчезло. Он обнял её одной рукой, другой взял чашку. Отхлебнул кофе и спросил:
— У тебя деньги есть? Если надо — ты проси, я тебе дам.
Настя покрутила головой:
— Не надо мне твоих денег.
— Ну, как хочешь. Тогда сделай мне такой же классный бутерброд и я полечу. Завтра вставать в пять утра.
— Зачем? — Настя расслабилась в кольце его рук, вставать не хотелось, и она удобнее свернулась на Вовиных коленях. Он коротко обьяснил:
— За товаром в Турцию.
Настя кивнула, чувствуя, что засыпает, и Вова качнул плечом:
— Эй, а мой бутерброд?
— Садист, — пробормотала она, неохотно вставая. Вова внимательно следил за приготовлением гигантского бутерброда из второй половинки батона, а потом спросил:
— Чего тебе из Турции привезти?
— Ничего.
— Не майся дурью! Хочешь куртку привезу, кожанку? Ну? Или сапоги зимние?
— Не надо, — она протянула ему бутерброд и снова устроилась на коленях. Потом нерешительно попросила: — Привези лучше курточку для Тёмы, знаешь, такую, на меховой подкладке, а то он из своей совсем вырос. И ботики, если можешь, размер 29–30. Если только недорого.
Вова обнял её одной рукой и пообещал с набитым ртом:
— Привезу. И тебе, и Тёмычу, и Ленке…
Настя вздохнула, совершенно успокоившись. Пришёл… Да чего там — прибежал, прилетел! Значит, ему не всё равно, значит, не игрался! Значит, что-то есть.
Она проснулась от звонка будильника и не сразу поняла, где она. Открыла глаза, выключила нудно пикавший будильник. Что за хрень, она никогда его не заводит! Конечно, она в собственной кровати, одетая, но одна. Часы показывают пять, обычные пять утра. Ленка спит, Тёмка сопит рядом, в ногах потягиваются с очень сонным видом два котёнка. Настя тоже потянулась, и улыбка появилась сама собой. Вчера она таки уснула на коленях у Вовы, и он отнес её в кровать… Воспоминание об этом сохранилось не очень чёткое, и Настя нахмурилась — поцеловал он её на прощание или ей это все же приснилось? Одеваясь, она решила, что не приснилось. Настя даже ещё чувствовала вкус его губ на губах, и это ощущение обеспечило ей хорошее настроение на весь день. И целую ночь.
Вова приехал наутро, когда Настя заканчивала новый свитер. Клиентка позвонила в девять утра и попросила закончить к двенадцати. А закончить — это не только связать, но и отпарить, и сшить, и Настя стучала спицами без остановки, чувствуя, как сводит пальцы от усталости. Звонок в дверь заставил её испуганно вздрогнуть — клиентка приехала! — но, глянув на часы, Настя облегченно вздохнула, ещё только десять утра, успеет! Потом вспомнила — ведь это Вова, и сердце её радостно забилось. Отложив вязание, Настя бегом бросилась в коридор, открыла дверь и улыбнулась:
— Засранец, я же просила ничего не привозить!
Вова свалил кучу пакетов на пол и отряхнул снег с ботинок, буркнув:
— А я привёз.
Настя растерянно заглянула ему в лицо:
— Что случилось? Проблемы?
Он снял куртку, шагнул к ней и обнял, поцеловал в губы и улыбнулся: