Шерри Томас - Любовь против правил

Она избаловала его, его Милли. Он привык иметь дело с самостоятельной, уверенной в себе женщиной. Не с такой, которая зависит от него, требуя, чтобы он обеспечивал ее счастье.

— Я хочу поступить с ней правильно, — сказал Фиц. — Знать бы только, что под этим понимать.

Как его жена, Милли не хотела слышать, что он озабочен судьбой другой женщины. Но как друг, она не могла обижаться на то, что он пришел к ней со своими проблемами. И ждет от нее совета.

Более того, она была даже рада помочь.

— Вы обязательно разберетесь, — сказала она. — Может, и ошибетесь раз или два по пути. Но я вас знаю. В конечном итоге вы всегда находите верное решение.

Усталая улыбка показалась на его губах. Он поднялся на ноги и поцеловал ее в лоб.

— Что бы я без вас делал?

Милли провожала его взглядом, пока он не вышел, осторожно прикрыв за собой дверь. Может, дружба и придает любви крылья, а может, и нет. Но Милли понимала теперь, что ошибалась раньше. В их дружбе не было никакого притворства.

Она была истинной — и имела собственные крылья. Она чувствовала это всем сердцем.

— Я собираюсь осмотреть загородный дом послезавтра. Вы поедете со мной? — спросила Изабелл. — Дойлз-Грейндж. Он находится неподалеку от Хенли-Парка, как я понимаю.

Дойлз-Грейндж располагался всего в двадцати милях — в трех станциях по железнодорожной ветке — от Хенли-Парка.

— Дойлз-Грейндж сдается в аренду?

— Да, и как нельзя лучше подходит для наших целей. Не слишком велик, не слишком мал. И достаточно близок к Хенли-Парку, чтобы вы могли присматривать за делами. Да и до Лондона оттуда ближе, чем от Хенли-Парка, если вам понадобится проверить, как идет бизнес… и тому подобное.

Это был ее способ признать, что его участие в работе «Крессуэлл и Грейвз» не прекратится в результате его связи с ней.

Изабелл склонилась к карте, и Фиц заметил седой волос в ее черных, как вороново крыло, волосах. Когда-то очень давно она сказала ему, что раз ее матери приходится красить волосы в свои тридцать с небольшим, она скорее всего тоже преждевременно поседеет. Они тогда шутили, что когда это случится, он будет называть ее бабуля, а она его — сынок.

Сердце его наполнилось болезненной нежностью. Он так хотел, чтобы она была счастлива. Чтобы снова стала живой и бесстрашной, а не этой бледной тенью себя прежней, уподобившейся брошенному на волю волн судну, отчаянно мечущемуся в поисках якоря.

Но мог ли мужчина, слишком часто думающий о другой женщине, стать ей надежным спутником на пути к светлому будущему?

За воротами ее дома Фиц отослал свою карету и пошел пешком. Не было никаких сомнений, какой выбор он сам бы предпочел. Каждой клеточкой своего существа он стремился к Милли. Но это означало поставить свое личное счастье выше счастья Изабелл.

Как бы сильно она ни страдала восемь лет назад, она не могла винить его в этом. На этот раз не было никаких внешних сил, противодействующих ее желаниям. Только перемены, произошедшие за эти годы. Он — женатый человек, она — вдова с двумя детьми.

Да, он теперь уже не мальчик и не юноша. У него есть жена, которую он полюбил и о которой заботился.

Но не слишком ли это эгоистично — стараться удержать то, что он имеет, когда Изабелл так нуждается в нем? Вправе ли он снова разрушить ее мечты?

Фиц так и не нашел ответа, когда вернулся в свой дом. Коббл сообщил ему, что отчет, который он ждал от «Крессуэлл и Грейвз», получен. Он сел за письменный стол в кабинете, начал читать отчет, но не понимал ни слова. Спустя четверть часа бросил отчет, поднялся из-за стола и подошел к каминной полке.

Элис находилась на своем месте. Фиц смотрел на нее, словно надеялся получить ответ. Ведь, она была рядом с ним в самые трудные моменты его жизни. Но она, обретшая вечный покой, больше не могла ему помочь. Он вздохнул, поднял стеклянный колпак, прикрывавший ее, и погладил Элис по спинке.

— Она мягкая? — послышался голос Милли за его спиной.

Фиц замер — он почти не решался обернуться. Но все же повернулся кругом. Она стояла на том самом месте, где он овладел ею. Жар охватил его с ног до головы.

— Вы никогда не дотрагивались до нее?

Милли покачала головой. Конечно, он ведь никогда не предлагал ей подержать Элис, когда та была жива. А Милли не из тех, кто позволил бы себе вольности только потому, что теперь соня была мертва.

Фиц взял в руки дощечку орехового дерева, на которой лежала Элис, и протянул ее Милли.

— Потрогайте.

Она подошла к нему. Фиц не мог оторвать от нее глаз. Вот ее волосы, всегда аккуратно зачесанные назад; ее шея, изящная и стройная; ее простое платье для чаепитий — мелкие розочки на белом шелке, — долгие годы бывшее частью ее гардероба. Он никогда не говорил ей, что это платье — одно из его самых любимых.

Милли осторожно протянула руку к Элис — и удивленно отдернула назад, едва коснувшись. Хотя соня производила впечатление теплой и мягкой, на самом деле ее тело оказалось твердым и холодным.

— Она умерла, — сказал Фиц. — Она мертва, как фараоны, чьи мумии так хорошо сохранились.

Ах, если бы он понял это раньше. Чувство, которое он испытал к Изабелл в первые мгновения, как только ее увидел, тоже выглядело живым, как Элис. Но на деле оказалось лишь застывшим реликтом давно минувших лет.

Фиц приподнял стеклянный колпак и положил Элис на место.

— Как ваши дела, моя дорогая Милли? Вы меня искали?

Он выглядел утомленным. Милли знала, что он плохо спал. Всю неделю, с тех пор как он перестал приходить к ней в постель, каждую ночь он покидал свою кровать и уходил в кабинет, спустя некоторое время возвращался, затем снова повторял ту же прогулку.

Милли тоже лежала без сна, устремив взгляд в темноту. Но в отличие от мужа она пришла к определенному решению.

Вину за тупиковое положение, в котором они оказались, нельзя было полностью — или даже в значительной степени — возложить только на него. Или на миссис Энглвуд. Если кто-то и должен был действовать иначе, так это она, Милли. Изменения подчас происходят незаметно. Можно извинить Фица за то, что он не сразу осознал, что полюбил ту, которую считал только добрым другом. Но она-то, она с самого начала знала, что любит его.

Ей нужно было предпринять что-то еще много лет назад. Вместо этого она была слишком гордой. Слишком боялась позволить ему узнать о ее истинных чувствах из страха, что если все пойдет не так, у нее не останется даже надежды — ее главной опоры все эти годы.

Но хватит. Больше она не будет трусить. Не будет таиться. Не будет цепляться за надежду, даже не попытавшись что-то предпринять.

— Все идет, как вы запланировали? — спросила она.

Фиц посмотрел на нее и ничего не ответил.

— Я уезжаю в Хенли-Парк на несколько дней, — сказала она. — И когда вернусь, нам придется серьезно обсудить условия нашей раздельной жизни.

Фиц побледнел от потрясения.

— Что вы имеете в виду? — воскликнул он, повысив голос. Он почти никогда не повышал голоса. — Мы не должны жить раздельно, Милли. Это невозможно!

Она положила ладони на его предплечья, ощутив пальцами тепло сквозь шерсть рукавов.

— Послушайте меня, Фиц. Будьте же благоразумны. Подумайте о детях миссис Энглвуд. Как вы объясните им свое сожительство с ней? Что скажут другие люди? В светских гостиных только и ждут скандала.

Он открыл было рот, но ничего не ответил.

— По крайней мере они законные дети, их родители были женаты. А что, если миссис Энглвуд забеременеет от вас? Что будет с этими детьми? — Милли сделала глубокий вдох. — Если вы хотите провести остаток жизни с ней, вы должны на ней жениться.

Его лицо ожесточилось.

— Я не могу этого сделать. Я уже женат.

— Мы подадим прошение о признании нашего брака недействительным.

— Ни в коем случае. Может, вы уже беременны.

— Это не так. — Месячные, начавшиеся шесть дней назад, привели ее в смятение, разрушив слабую надежду, теплившуюся в душе, еще прежде, чем она окончательно ее утратила. — Вы собираетесь снова спать со мной?

— Я…

— Значит, я уже не забеременею, и мы спокойно можем подавать прошение. Лео Марсденс сделал это: они покончили со своим браком. Нет никаких причин сомневаться, что и мы сумеем поступить так же.