Лилия Орланд - Любовь со вкусом шоколада

– А как тебе такой урок, староста?

Он приблизился ко мне так быстро, что я даже не успела отпрянуть или среагировать. Баллончик так и остался в безвольно опущенной руке.

А мажор взял моё лицо в ладони и впился в губы поцелуем, подобным лавине, что сметает всё на своём пути, погребая преграды и сомнения.

Сначала я испуганно охнула, тем самым приоткрывая рот и позволяя захватчику проникнуть внутрь. Затем я растерянно замерла. А спустя несколько секунд неожиданно для себя самой ответила на поцелуй, который становился всё более властным и требовательным, заставляя меня полностью терять контроль и растекаться безвольной лужицей у ног мажора.

Вот он прижался ко мне уже всем телом, вжимая в дверцу машины. Я чувствовала его жар, его желание, и сама реагировала точно так же.

Не знаю, что могло бы случиться дальше, и даже не хочу об этом думать. Но, к счастью, мажор слегка отстранился от меня и хрипло прошептал:

– Вижу, ты и правда любишь учиться. Сейчас я преподам тебе урок на заднем сиденье…

Что?

Сквозь затуманенное сознание в мой мозг наконец-то начала проникать реальность. Какой-то нахальный незнакомец собирается разложить меня в моей же машине, а я не только не оказываю ему сопротивление, но и, напротив, всячески поощряю.

Я оттолкнула его руку, по-хозяйски шарившую у меня под блузкой, и сделала шаг назад.

– Нет.

– Эй, не строй из себя недотрогу. Мы оба знаем, чего ты сейчас хочешь. – с наглой ухмылкой он потянулся к пуговичкам моей блузки.

А я наконец вновь обрела собственную волю. Сильнее сжала перцовый баллончик и, направив мажору в лицо, нажала разбрызгиватель.

Он отскочил от меня с диким криком и начал яростно тереть глаза. Не теряя времени, я заскочила в машину и, снова заблокировав двери, врубила задний ход. Объехала мешавшую мне «Астон Мартин» и вырулила на трассу. Постоянно глядя в зеркало заднего вида, я снова мчалась по дороге на максимальной скорости. И сбросила её только на подъезде к городу, когда впереди уже маячил силуэт поста ГАИ.

Шоссе за моей спиной оставалось пустым.

Кажется, этот маньяк оставил меня в покое, но всё равно успокоилась я, лишь захлопнув за собой дверь моей квартиры.

Она была небольшой, но очень уютной. Ремонт мне помогали делать коллеги, а потом мы дружно отмечали новоселье. Правда, все мы здесь не поместились, поэтому застолье пришлось перенести на работу. Тогда у нас был замечательный шеф. Он не только не возражал, но и с удовольствием сам принимал участие в наших посиделках. Жаль, что его больше нет...

Я разделась и переложила в холодильник бабушкины гостинцы, которыми она неизменно набивала большую хозяйственную сумку, считая, что внучка чересчур плохо питается в своём городе.

Затем принялась за уборку. На неделе у меня вряд ли будет время. С тех пор как я начала исполнять обязанности директора несколько месяцев назад, домой возвращалась в лучшем случае после восьми вечера.

Да и отвлечься мне нужно было от того, что произошло на шоссе. А рутинная работа, вроде вытирания пыли и мытья полов, подходила для этого как нельзя лучше.

Я включила музыку на телефоне, надела наушники и, выделывая почти акробатические, как мне представлялось, финты с пылесосом, принялась за уборку. Почти два часа тяжёлого рока и полного спокойствия в мыслях.

Вычистив квартиру до блеска, перекусила бабушкиными разносолами и набрала себе ванну. Думаю, я даже заслужила бокал красного вина, оставшегося после дня рождения, хоть ещё и не вечер. Всё-таки нервное напряжение давало о себе знать.

Погрузившись в горячую ароматную воду, я попыталась расслабиться. Но не тут-то было. В памяти без спроса всплывали яркие картинки встречи с нахальным незнакомцем. Его грубость, погоня и... поцелуй. Как он целовался! Я вновь почувствовала поднимавшуюся во мне волну жара и, возмущённая, подскочила в ванне.

Вода расплескалась по недавно вымытому полу, но я не обратила на это никакого внимания. Нет, как он посмел! Это же просто наглость – вот так хватать человека и насильно заставлять целоваться.

А это было насилие, потому что я не давала своего разрешения ни на какие поцелуи. И вообще, эти испорченные мажоры думают, что им всё можно только потому, что у них много денег.

Я возмущённо фыркнула и открыла слив, в который тут же начала убегать вода. Всё равно настроения не было, и расслабиться у меня не получилось. Нужно чем-то занять свой мозг, чтобы он не напоминал жаркую сладость этих дурацких поцелуев.

Я быстро ополоснулась под душем и, завернувшись в махровый халат, включила комедию. Ну разумеется, она оказалась о любви. Герои целовались при каждом удобном случае, напоминая мне о том, о чём я никак не хотела вспоминать.

Возмутившись, закрыла ноутбук и включила телевизор. Пощёлкав каналы, наткнулась на старый боевик, где Шварценеггер боролся с хищным невидимым пришельцем. Супер! То что надо!

К вечеру я пересмотрела два боевика, детектив и фильм ужасов. Последний, похоже, оказался лишним, поскольку уже было пора ложиться спать, а мне теперь повсюду мерещились какие-то подозрительные шорохи. Пришлось засмотреть мультиками, допить остатки вина и всё-таки забираться в кровать. Завтра рано вставать на работу.

* Третий закон Ньютона гласит: «На каждое действие есть противодействие»

А с утра всё так закрутилось, что я и думать забыла про нахального мажора. Было просто не до него.

Дизайнерская фирма «Омега-принт», с которой наша фабрика сотрудничала уже много лет, потребовала увеличение оплаты и сто процентов вперёд. Видите ли, раньше они работали на доверии с Андреем Ивановичем, а теперь проснулись. А то, что я уже полгода руковожу фабрикой, и прежде всех всё устраивало, ничего?

Наш шеф, Андрей Иванович Никитин, очень долго болел, мы все знали и диагноз, и то, что это практически неизлечимо. Мы старались поддерживать его и радовать в силу своих возможностей. Шефа все любили.

Перед тем, как уехать в Москву на операцию, он вызвал меня в свой кабинет.

Андрей Иванович стоял спиной к окну, опершись о подоконник. Таким я его и запомнила – в ореоле солнечных лучей, пробивавшихся сквозь стекло.

– Садись, Вика, – сказал он. – Ты знаешь, что дела мои плохи...

– Андрей И... – начала было я, но он махнул рукой, обрубая мои попытки что-либо возразить.

– Виктория Владимировна, не перебивайте меня! – шеф повысил голос, и я тут же сникла. – Слушай, Вика. Эта фабрика слишком много для меня значит, чтобы я мог бросить её на произвол судьбы. Поэтому я обо всём позаботился, ты будешь исполнять обязанности директора...

– Что?! – я вскочила со стула, но Андрей Иванович подошёл ко мне и, нажав на плечи, силой усадил обратно.

– Ты будешь меня замещать до моего возвращения. Прекрати паниковать, ты делала это много раз.

Я не стала возражать, что в те разы точно знала, когда шеф вернётся, и при возникновении каких-либо сомнений могла позвонить ему и всё обсудить. А сейчас...

– Вика, – он продолжал удерживать меня за плечи, а я украдкой смахивала выступавшие слёзы, – ты должна быть сильной. Я обещаю, что буду бороться, но ты же знаешь, шансов немного... Я составил завещание. Фабрика перейдёт моему племяннику Максиму Никитину. Он хороший мальчик и единственный, кого я вижу во главе своего детища. Но вполне возможно, что он не захочет оставлять Москву, и тогда ты так и останешься управляющей. Решать ему.

– Андрей Иванович, я всё сделаю, только выздоравливайте, – Никитин за годы моей работы на фабрике стал мне почти отцом.

– Я в тебе и не сомневался, – усмехнулся он и отпустил мои плечи.

Шеф отошёл, и я сразу поёжилась от охватившего меня холода. Господи, только бы он справился с болезнью!

– К вашему возращению всё будет в лучшем виде, – я улыбнулась ему сквозь слёзы и вышла из кабинета.

Андрей Иванович из Москвы не вернулся. Во время операции у него остановилось сердце, но мы об этом узнали из новостей. Родственники шефа не сочли наёмных работников достойными приглашения на похороны, а может, просто не подумали о нас.

Я с головой погрузилась в работу, пообещав себе, что фабрика будет процветать. И племянник Никитина не найдёт, к чему подкопаться.

Новую линейку продукции мы задумали, когда шеф уже болел. Но Андрей Иванович не позволял себя жалеть и с энтузиазмом погрузился в работу.