Спустилась вниз, где уже собралась группа экскурсантов. Представилась и повела их по зданию. Старалась говорить только о новшествах, чтобы аспиранты с доцентами не заскучали.

Закончила через полтора часа и распрощалась, но один из экскурсантов задержался и стал расспрашивать меня о возможностях информационных технологий. Он был очень представителен — светлый легкий костюм очень шел к его высокой худощавой фигуре. Чтобы легче было разговаривать, кратко представился:

— Юрий! — И крепко, по-мужски, пожал мою руку.

Мне понравились его деловитые вопросы, и я с воодушевлением рассуждала о самом дорогом товаре современности — информации, пока его весьма заинтересованный взгляд не приклеился к моим губам, периодически спускаясь к груди. Поняв, что мое тело интригует его куда больше, я хотела уйти, но он властно взял меня за руку и попросил:

— Давайте встретимся после работы, Феоктиста Андреевна!

Я хмуро уточнила:

— Зачем?

Юрий хитровато усмехнулся:

— Ну конечно, чтобы выяснить наше отношение к такому актуальному вопросу современности, как всеобщая доступность информации… — И он вопросительно заглянул в мое лицо.

О чьей доступности он говорит? У меня возникло неприятное чувство, что под словом «информация» подразумевалось нечто другое, гораздо более приземленное.

Ответить постаралась нейтрально, чтобы и отвязаться побыстрее, и чувств его не задеть:

— Извините, но я очень устала, да и домой спешить надо — скоро гроза…

На улице и в самом деле так зловеще потемнело, что читатели врассыпную бежали на остановки, стараясь успеть домой до начала ливня.

Юрий сокрушенно покачал головой:

— Жаль, что я приехал не на машине. Не хотелось оставлять ее надолго. Если бы знать… — И он снова окинул меня плотоядным взглядом.

Мне хотелось засмеяться, и я начала непочтительно похмыкивать. В принципе он мне понравился — приятный, хотя и несколько нахальный. Но с другой стороны, это одна из составляющих брутальности, разве не так? Настоящий мужчина и должен быть настойчив. Если понравилась женщина, добивайся ее, а не жди, когда она начнет делать это сама. Хотя последнее и экономит массу сил и энергии, но можно ли после этого называться мужчиной?

Я поняла, что рабочий день кончился, лишь после того, как мимо дружной толпой прошли наши дамы. Ахнув, извинилась и побежала в отдел. И вовремя. Лидия Антоновна, оставшаяся в одиночестве, в раздумье смотрела на мою сумочку, не зная, где меня искать. Отпустив ее и наскоро взглянув в зеркало, чтобы подкрасить губы, я закрыла двери и в раздумье шла по коридору, терзаясь вопросом: стоит или нет мне связываться с этим Юрием? Он ведь наверняка меня поджидает. Почему-то казалось, что отвязаться от него будет довольно трудно…

Он и в самом деле стоял в фойе. И не один. Рядом с ним, покачиваясь на носках и засунув руки в карманы, стоял чем-то здорово недовольный Евгений. Дыхание перехватило, и я замерла, пытаясь вздохнуть полной грудью. Удалось мне это не сразу, даже голова закружилась от усердия. Конечно, в этом виновата приближающаяся гроза и уж никак не эта встреча. Опомнившись, с независимым видом постаралась проскользнуть мимо, сожалея, что не попросила Лидию Антоновну выпустить меня с черного хода… Мужчины, как и следовало ожидать, заметили меня одновременно. Оба с хозяйским видом перерезали мне дорогу и враз заговорили. Я с милой улыбочкой попросила:

— Поодиночке, пожалуйста!

Они посмотрели друг на друга и, поняв, что оба ждали меня, нахмурились. Евгений, подобравшись как для прыжка в высоту, чмокнул меня в щеку, будто поставив на мне свое тавро. Он и в губы был не прочь поцеловать, но я вовремя увернулась. С привычной иронией скривив свой рот, пропел, как герой-любовник в опере Доницетти:

— Здравствуй, милая!

Понятненько! «Милая» и на «ты»? Что ж, мы не виделись довольно давно, может, он меня с кем-нибудь перепутал? Но он так недоброжелательно глядел на конкурента, что стало ясно — весь этот спектакль исключительно для него. Похоже, они давно знакомы и друг друга явно недолюбливают. Я кисло посмотрела на обоих, старясь разобраться в их взаимоотношениях. Юрий в долгу не остался:

— А я думал, у тебя тесные отношения с Викторией. Ты вроде на ней жениться собирался? Вы же отдыхали вместе?

Евгений злобно фыркнул:

— Вот еще! Это она собиралась, а не я! Если жениться на всех этих Викусях, Катях, Наташах и К°, то надо жизней двадцать, не меньше…

Это мне понравилось. И я из этой же компании? Разозлившись, сладко улыбнулась Юрию.

— Действительно, что-то многовато женщин для одного мужчины. У вас такие же проблемы?

Евгений ответить ему не дал, ехидненько ухмыльнувшись и чересчур доброжелательно поинтересовавшись:

— Да, я совсем забыл у тебя спросить: как твои жена и дочка?

Какой верный ход! При моей гипертрофированной тяге к порядочности нельзя было изящнее вывести противника из борьбы. Юрий все понял, но не сдался. Болезненно сморщившись, на мой взгляд, переигрывая, поскольку обычно мужчины несколько бравируют расставанием с женщинами — невелика потеря! — грустно признался:

— Я развелся. — И просительно посмотрел на меня в поисках сочувствия.

И напрасно. Разведенным мужикам я никогда не сочувствую, поскольку в девяноста девяти случаях из ста в разводе виновны именно они. И при этом они еще умудряются жаловаться на черствость своих бывших жен, не понявших их и вовремя не поддержавших. В чем, интересно? Свечку они должны были держать над головой своих муженьков, когда те с другими бабенками кувыркались?

Поскольку мое лицо никакого сочувствия не выразило, скорее наоборот, Юрий оставил неудавшийся вариант и просто предложил:

— Может, в кафе сходим?

В этот раз ответить не успела я. Евгений с высокомерным видом процедил:

— Мы едем домой!

К кому домой, он не уточнил, поэтому и дураку стало понятно, что дом у нас один, общий. Я с угрожающей миной уставилась на него, не желая выступать в роли сожительницы. Но он сделал вид, что все нормально, и деловито снял с рубашки невидимую пушинку. Светлые серые брюки и голубоватая рубашка подчеркивали его бронзовый загар.

Юрий посмотрел на мою недовольную физиономию, кое о чем догадался и колко попросил, скорее скомандовал:

— Может, подвезешь меня до моего дома? Я теперь живу около журналистского центра…

На улице жутко громыхнуло, и я нервно подскочила. Грозу я предпочитаю переждать в надежном месте, а не в маленькой машине. Но на мои возражения мужчины дружно объявили: «Ерунда! Ничего не случится!», схватили меня за руки каждый со своей стороны, вытащили из библиотеки и под чуть начавшим покапывать дождем усадили в машину.

Едва Евгений отъехал от здания, как началось светопреставление. Потемнело жутко, пришлось включить фары. Молнии огненными струями били прямо перед нами, заставляя меня зажать уши, чтобы не оглохнуть, и зажмурить глаза, чтобы не ослепнуть. Дождь хлестал так, что дороги моментально залило, и мы медленно плыли против течения по бампер в воде. Хорошо, что это был джип, а то бы мы застряли, как большинство маленьких машин, попавшихся навстречу. Когда гроза немного стихла, я, пытаясь отвлечься, чтобы было не так страшно, спросила у Юрия:

— Вы знаете, что теперь с вашей женой?

Не замечая подвоха, он честно ответил:

— Понятия не имею. Я давным-давно ее не видел. Знаю только, что она снова вышла замуж.

Я усмехнулась про себя. Все понятно. Значит, с дочерью он тоже не видится. Это вполне вписывалось в мой жизненный опыт. Я давно убедилась, что мужчина любит своих детей лишь тогда, когда любит их мать. Кончается любовь к женщине — кончается и любовь к детям. Как бы она ранее ни декларировалась. Мне хотелось спросить, а платит ли Юрий алименты на дочь, но спрашивать про деньги было неприлично. Он еще что-то говорил, что-то о своем горьком одиночестве, но мне он уже был совершенно неинтересен. Странно успокоенный Евгений в наш разговор не вмешивался, видимо, сочтя его вполне безопасным.

Но вот мы подъехали к центру, и Юрий вышел, многозначительно покивав мне на прощание. Я ждала очередной проповеди от Евгения, но он переключил скорость, вывел машину на трассу и поощрительно заметил:

— Как приятно, что вы умная женщина…

Чуть повернувшись к нему, я вопросительно приподняла бровь. Комплименты, конечно, и кошке приятны, но с чего он это взял?