Мейвис Чик - Любовник тетушки Маргарет

— Почему же это женские, а не мужские слова обманчивы? — проворчала я и захлопнула книгу. Старая песня. Овидий так хорошо начинал со всеми этими его прелестными советами по поводу соблазнения, любви, близости, привязанности, а закончил хаосом горечи, боли и сожалений. Направляясь в кухню готовить обед, я поймала себя на том, что повторяю: «Я поступила правильно, я была права».

Обед состоял из хлеба, сыра и супа. Я крикнула Дэвиду, который сидел у себя в кабинете, что, если он не голоден, поем одна, но тут же услышала его шаги на лестнице. Хозяин появился на пороге, явно смущенный.

— Я в самом деле могу поесть одна, если ты занят. Очень люблю бездельничать.

Ему заметно полегчало. Хлопоча по хозяйству, никогда не предлагай мужчине ошиваться возле тебя на кухне, ведя бесплодные разговоры, — их от этого корежит. Оксфорду это не было неприятно, даже забавляло его, поскольку мы всего лишь играли в домашний очаг. В противном случае занятие приобретает слишком интимный характер.

Хозяйка вернулась поздно, ближе к двум, снова румяная и сияющая, градусов на десять оживленнее, чем обычная, прежняя Джилл. Сердечно обняв меня, сказала:

— Я вела себя по отношению к тебе ужасно. Прости. — И с удовольствием захрустела перышком зеленого лука.

Я спросила, удалось ли ей разрешить проблему с Сидни.

— Что? — рассеянно переспросила она. — Ах да. Это, в сущности, такая ерунда. Сама не знаю, почему я так взбеленилась. Я ездила повидаться с… — Она проглотила. — В общем, все улажено.

— Он остается?

— Нет-нет. Он уходит. Он нужен Чарлзу. Ты помнишь Чарлза? — спохватилась она.

Я кивнула.

— Это ведь не последний автобус, как мы, бывало, говорили, не забыла еще?

На этом под разговорами о прошлой жизни была подведена черта. Настроение у Джилл постоянно менялось от веселья к унынию, и я никак не могла найти нужный подход к ней. В воскресенье утром я застала ее в кухне часов в восемь, — она была уже одета и пела. Развивая бурную — и очень шумную (одновременно грохотали два миксера) — деятельность, Джилл сообщила, что экспериментирует с выпечкой сырных пирогов, которые собирается предложить новому магазину натуральных продуктов и которые повезет туда, как только они будут готовы. Сливочный сыр она купила в том же магазине, и, если пироги получатся вкусные, она будет поставлять их регулярно. Дэвид, появившийся на кухне вскоре после меня, раздраженно, открытым текстом заявил, что считает подобный бизнес идиотским и что глупо хвататься за новое дело, когда у нее столько еще незаконченных старых. Джилл игриво стукнула мужа ложкой по носу — чем вызвала его ярость и мое безграничное удивление — и сказала, что он ей просто завидует, потому что сам не способен решительно сменить род деятельности. Дэвид ушел, сердито качая головой. Я сделала себе чай, унесла в свою комнату, выпила в постели, после чего долго нежилась в ванне. Когда я вернулась на кухню, пироги аккуратно лежали на подносах, готовые к транспортировке. Выглядели они замечательно, я поздравила Джилл, добавив:

— Никогда не знала, что ты умеешь печь.

— Никогда не знаешь, что ты умеешь, пока не попробуешь, — весело откликнулась она. — А теперь поеду отвезу их.

— Я только возьму куртку, — подхватила я.

Но вдруг Джилл как вкопанная замерла в дверях и повернулась ко мне с таким странным выражением лица, что разгадать его было практически невозможно — что-то среднее между недовольством и страхом, как мне показалось, — но оно тут же сменилось натянутой улыбкой.

— О, неужели ты хочешь ехать со мной? Тебе будет скучно. Я скоро вернусь.

— Вообще-то… я бы… с удовольствием прокатилась. К тому же могла бы купить что-нибудь свеженькое, деревенское для Верити. Что-нибудь здоровое — она слишком много пьет из-за проклятого Марка.

Джилл отвернулась:

— Ну, если уж ты так хочешь, купи ей сидра.

В машине Джилл очень громко включила запись Делиуса и, прежде чем я успела попросить ее убрать звук, чтобы можно было поговорить, безапелляционно заявила:

— Не возражаешь? Сейчас это именно то, что мне нужно.

Да, подумала я, что бы мы с Оксфордом ни натворили, видимо, сильно ее этим разозлили. Джилл была так напряжена, что, согни я ей руку в локте, она распрямилась бы как пружина. Ладно, укоротила я себя, для чего и нужны друзья, как не для того, чтобы терпеть подобные капризы, после чего удобно откинулась на спинку сиденья и, слушая музыку, предалась созерцанию пейзажей. Однажды я все же мельком посмотрела на Джилл. Ее устремленный на дорогу взгляд был совершенно отсутствующим. Он напомнил мне взгляд Оксфорда, который с недавних пор стал появляться у него довольно часто.

— Приехали. Это здесь, — неожиданно сказала Джилл, возбужденная, как ребенок. Я увидела большой сарай. На усыпанной гравием площадке возле него стояло несколько машин.

Мы вошли в сарай с тремя огромными сырными пирогами, которые были украшены цветочными лепестками и выглядели великолепно, как я отметила про себя. Тот, что Джилл доверила мне, я несла с особой осторожностью, потому что мне казалось: причини я ему нечаянно хоть какой-нибудь ущерб, подруга никогда мне этого не простит. Какова бы ни была причина ее внезапного приступа любви к кулинарии, она, несомненно, должна была быть неизмеримо большей, чем сумма ее составляющих.

Магазин оказался заполнен до отказа обычной публикой — скучающими по воскресеньям деревенскими жителями, путешественниками, проезжавшими мимо и решившими ненадолго остановиться, теми, кто не знал, куда повести детей. В магазине приятно пахло плодами земли, и, кто бы ни являлся автором экспозиции Овощей, сыров и незнакомых мне деревенских напитков, он заслуживал медали.

Джилл торжественно проследовала мимо любопытствующих зевак в кабинет, отгороженный в глубине помещения.

— О-о, — разочарованно протянула она, — никого, — и стала безумным взглядом сканировать магазин.

— О Джилл, — послышался сзади женский голос, — как приятно вас видеть!

Мы обернулись. Со своими гигантскими пирогами на вытянутых руках мы, должно быть, являли собой странное зрелище.

— Что это? — поинтересовалась незнакомая женщина, озадаченно улыбаясь. Она была маленькая, пухленькая и очень приветливая.

— Сырные пироги, — ответила Джилл. — Я обещала Чарлзу поэкспериментировать со стейнфордским сливочным сыром. Мне кажется, получилось неплохо. Я могла бы делать и больше — ну, чтобы вы их здесь продавали. Я говорила Чарлзу. — Речь ее звучала так лихорадочно, будто она убеждала кого-то, что от этого зависит ее жизнь.

Женщина нахмурилась:

— Вот как? — Она явно немного сердилась. — Он мне об этом ничего не сказал. Выглядят-то они прекрасно… Но что мне с ними делать?

— А Чарлз здесь? — снова озираясь, спросила Джилл.

— Нет. Он уехал на юг дня на два — открывать еще один магазин. Ну, давайте я их возьму. — Джилл отпрянула, и на миг мне показалось, что она сейчас откажет хозяйке магазина, но та проявила настойчивость, забрала у нее один поднос своими крепкими загорелыми до черноты руками и, покачав головой, сказала: — Не понимаю, о чем он думал, — как хранить их, чтобы они не испортились? И как делить на порции? — Она вопросительно посмотрела на Джилл.

— Ну, это уж не моя забота, — резко ответила подруга, и я даже смутилась. — Когда именно он вернется?

— Дня через два, может, через три. Как видите, мой муж в последнее время не во все меня посвящает. Так-так. Наверное, нужно поставить их в холодильник, хотя я не уверена, что цветы… — она осторожно потрогала пальцем лепестки, — там не завянут. О Боже!

Глаза Джилл стали наполняться слезами. Она была похожа на обиженного ребенка.

— Послушайте, — предложила я, понимая, что кто-то должен разрядить ситуацию, — почему бы вам не принять их в качестве бесплатных образцов? Пусть люди попробуют, вы посмотрите, что они скажут, а когда вернется Чарлз, он во всем разберется.