Робин Шоун - Любовник

Вместе с облегчением вернулась способность мыслить.

Он отнял у женщины девственность. Но это не вернуло его собственную невинность. Он вдыхал аромат роз, страсти и пота, зарывался лицом ей в волосы и думал: как много им суждено пережить вот таких малых смертей, пока их не настигнет настоящая?

Энн проснулась с началом пульсирующего, пронизанного ароматом роз рассвета. Над ней возвышался выкрашенный белой эмалью и окаймленный декоративным фризом в виде золоченых листьев потолок. А к нему по стенам взбегал неяркий шелк. Поблескивала медь столбиков широкой кровати.

Энн провела рукой по теплой и влажной простыне и наткнулась на свое обнаженное бедро.

— Доброе утро!

Память о случившемся всколыхнула тело, и сладкий аромат роз затмил запах страсти и пота. Она повернула голову на обшитой шелком подушке.

Из сияния солнечных лучей материализовались белые деревянные переплеты и сверкающие стеклянные панели. А из пыли вылепилась черноволосая мужская голова — Мишель д'Анж.

Лицо Энн зарделось от смущения. Он обещал заставить ее кричать и выполнил свое обещание. Раз за разом.

Энн скомкала простыню и едва сдержалась, чтобы не спрыгнуть с кровати и не убежать. Медицинские записки не разъясняли последствий полового соития и научных аспектов эмоционального потрясения от совместно перенесенного оргазма. И откровенных слов, которые любовники шепчут на вершине чувств. Энн оказалась не подготовленной к этому.

Проникновение — да. Обладание — быть может. Но не это пробуждение в постели мужчины, который разрушил все запреты и продемонстрировал, какой страстной женщиной она, оказывается, была.

— Доброе утро, — машинально ответила Энн, остро сознавая, что не умыта, не причесана и не почистила зубы.

Майкл отложил аккуратно сложенную вчетверо газету и поднялся с обитого желтым шелком шезлонга. Его черные волосы были влажными и завитками ниспадали на белый полотняный воротник.

Ночью эти волосы казались влажными от пота. И ее тоже. Нахлынувшая память оживила в сознании соблазнительные картины.

«Как глубоко вы войдете и меня, месье?»

«На девять с половиной дюймов, мадемуазель».

Тогда она машинально бросила взгляд на его бедра. Серые шерстяные кальсоны оттопыривались.

«Вы всегда возбуждаетесь, находясь рядом с женщиной?»

«Да».

Майкл навис над кроватью и выглядел выше и плотнее, чем казался раньше. Если не считать пениса. Энн запомнила его непомерно огромным. Шрамы на правой щеке выделялись ярче, чем прежде.

— Горячая ванна снимет напряжение тела.

Энн всеми силами старалась не отворачиваться от его фиалковых глаз, которые подмечали не только ее наготу, но и желание.

— Спасибо за совет, обязательно приму, когда вернусь к себе домой.

В уголке его рта задрожал мускул.

— Я тебя не устраиваю?

Энн тяжело вздохнула. Если позволяешь себе сексуальную связь под покровом ночи, будь любезна принимать ее последствия при свете дня.

— Ты прекрасно знаешь свое дело.

— Но недостаточно, чтобы стать твоим любовником?

Сердце подпрыгнуло у нее в груди.

Она не понимала, как совсем недавно просила себя лизать, ласкать языком и затем получать от этого наслаждение.

И он был не тот, что признавался в потребности испытывать прикосновения, а потом проник туда, куда постыдно проникать. При свете дня, проявившем ее морщинки и посеребрившем пряди волос, она вновь превратилась в старую деву, которой следует платить за удовольствия. А он казался прекрасной статуей, изборожденной шрамами, которой неведомы плотские наслаждения.

Падший Люцифер.

С чего бы ему становиться ее любовником?

— Разве так бывает… — Он же не был с женщиной пять лет! — Разве так случается, что нанимательница остается в вашем доме? — Ее холодность скрывала смущение.

— Только если я ее приглашаю.

Щеки Энн окрасил румянец удовольствия, но действительность быстро отрезвила ее. Любая, заплатив десять тысяч фунтов, оказалась бы желанной в его доме.

— Не хочу вас стеснять, — сдержанно проговорила Энн.

— Вы меня не стесните. Мой дом и мои слуги в вашем распоряжении.

Противный холодок коснулся ее затылка.

— Это… ваш собственный дом?

Бордюр в виде листьев, отделявший потолок от обитых бледно-зеленым шелком стен, представлял собой уникальное произведение искусства. Так же как и мраморная лестница с металлической балюстрадой искусной ковки, по которой они поднимались накануне вечером.

— Еще я владею поместьем в графстве Йоркшир, — проговорил Майкл, словно следуя направлению ее мыслей. Но это означает…

— Если этот дом ваш… и еще есть поместье в Йоркшире… — Энн осеклась. Как глупо делать скоропалительные выводы в отношений такою человека. Мишель д'Анж наверняка составил несколько состояний. Ведь он способен невероятно умело обслуживать богатых женщин.

Но бывало, что азартные игры лишали людей огромных денег.

— Ясно, — пробормотала она.

— Что именно, Энн Эймс?

— Вы переживаете трудные времена.

— И поэтому, как вы полагаете, я привел вас сюда? — Его лицо посуровело.

«Ты все-таки закричала, — говорили его окаймленные черными ресницами фиалковые глаза. — И ты жаждешь наслаждений. Хочешь быть молодой, привлекательной, желанной». Им, мужчиной, способным выполнить самые причудливые прихоти.

Энн укрылась за шторой вежливости.

— Будьте любезны, оставьте меня. Мне нужно одеться.

Майкл опустился на край кровати. Матрас промялся, покосился на одну сторону, и Энн пришлось впиться пальцами в простыню, чтобы не скатиться на пол. Внезапно ее тело пронзила резкая боль. Женщина оцепенела — рука Майкла держала ее за волосы. Как смешно она выглядит с рассыпавшимися волосами! Словно молоденькая. Шероховатая ладонь расправила пряди на левой щеке.

— Не уходи от меня, Энн.

Под горячей кожей в кончиках его пальцев пульсировала кровь. Бедро раз за разом прижималось к ее телу с ускоряющимся ритмом, который рвал ее изнутри, пока боль не превратилась в неистовое наслаждение. Горло сжалось, когда послышался его сдавленный стон.

— Я не понимаю, что ты делаешь…

Майкл продолжал поглаживать се по щеке и вызывал волнующие воспоминания: его дыхание в ее легких, ее дыхание в его легких; и их сливающиеся и одно тела.

— Ты испугалась?

— Да.

— Меня?

— Я не… — Энн сосредоточила взгляд на волосах, которые вились у него чуть ниже шеи. Она помнила, какие они на ощупь — жесткие, слоено пружинки, — и как они терлись о ее груди. — Я не такая.

— Ты такая, как нужно. Сказать, что мне больше всего понравилось в тебе, когда мы встретились в доме Габриэля?

Энн посмотрела вверх, прямо в его фиалковые глаза. Он обещал, что не станет ей лгать. Но и правду она знать не желала.

— Не стоит.

Солнце ярко осветило его левую щеку, и меж ресницами засияли ослепительные лучики. От уголков глаз бежали едва заметные бороздки.

— Стоит.

— Я не хочу…

— Мы оба хотим, — грубо перебил он ее. — Поэтому ты и назначила мне свидание, а я на него явился.

Он явился не к ней.

Он ее совсем не знал.

Даже не вспомнил.

Энн нахмурилась, уязвленная и одновременно обиженная его обманом.

— Вы же обещали мне не лгать, месье д'Анж. Нас связывают сугубо деловые отношения. Бы явились потому, что 4 обещала вам десять тысяч фунтов. Вас привлекли мои деньги — ни больше ни меньше.

Его пальцы застыли. Свет в спальне померк — это к краю горизонта поднялась зловещая туча. А его тело по-прежнему подрагивало и пульсировало. Каждый дюйм его плоти напоминал о прежних прикосновениях.

— Все не настолько просто, — резко выдохнул Майкл. — Ни страсть, ни сама жизнь. Ты пережила потери и должна это знать.

Сердце Энн стукнуло в ребра и понеслось, опережая страх. Как он догадался? Во рту у нее пересохло.

— Откуда вы узнали, что я пережила потери?

— Ты мне сама сказала об этом.

Энн лихорадочно вспоминала. Влажное прикосновение его языка, жаркие объятия, грудь у ее груди и мужской орган, прижатый к ее промежности.

«Ты проснулась… еще раньше… и сказала, что опаздываешь. Что забыла про их лекарства. Ты о ком-то заботишься? За кем-то ходишь?»

«Нет, ни за кем».

— Я обещал тебе не лгать, Энн Эймс. — Прорезавшие его щеки бороздки побелели. — И не стану. Вчера вечером я явился к тебе в надежде, что купившая мои услуги женщина, заметив мои шрамы, все же не отвергнет меня.