Энн наткнулась на что-то деревянное и твердое, брякнул фарфор, звякнуло серебро.

Граф ласково смотрел на нее, словно только что не признал своим родственником человека, который был печально известен тем, что его провозгласили первым «жеребцом» Англии. И будто бы не знал, что она заплатила этому человеку десять тысяч фунтов, чтобы он лишил ее невинности.

Но у него не могло быть законного племянника. Тот юноша умер двадцать семь лет назад. Слух о ее связи мог еще долететь в Дувр, но никто не знал размера денежного вознаграждения.

Мистер Литтл никогда бы не выдал тайны клиента. Так что оставался один-единственный источник — Мишель д'Анж, который знал про нее все. Значит, то, что он говорил, было ложью. Про дружбу, про близость, про наслаждение, которое он получает, удовлетворяя старую деву.

Значит, такова причина ее возвращения в Дувр.

— Теперь мне понятно, что могила моей матери цела. — Она выдержала взгляд старика и усилием воли подавила боль в груди. — Разве не так?

— Отчего же не так? — вежливо согласился граф.

— Но если вы хотите подзаработать на племяннике, то жестоко ошибаетесь. — Энн начала шаг за шагом обходить чайный столик, но при этом старалась сохранять достоинство и смотрела на графа в упор. Очередного, разорившегося в трудные времена. — В вашей воле распространять какую угодно клевету. Сверх десяти тысяч фунтов я не заплачу ни вам, ни Мишелю д'Анжу.

Странная улыбка исказила губы старика, и от этого у Энн по спине побежали мурашки.

— Я на это совершенно не рассчитывал, мисс Эймс. Еще одна ложь.

— Тогда забудем о нашей сегодняшней встрече. — Энн прекрасно понимала, что тоже лжет. Она никогда не забудет ни этого дня, ни этой минуты.

Неудивительно, что она не смогла понять человека, который угощал ее в дешевой кондитерской и предлагал сделаться его любовницей. Что он хотел ей сказать? Что его кровь не менее голубая, хотя и не такая уважаемая, как ее? Или что ее нынешний любовник — незаконный племянник графа?

Где же ее перчатки? Ах, вот, завалились за подушку кресла. Энн подхватила ридикюль и чуть не упала носом в кресло. От такой неуклюжести у нее свело скулы. Женщина поспешно распрямилась, желая показать, что ее ничуть не трогают уловки дяди и племянника, которые алчут сорвать побольше денег с жаждущей любви старой дуры.

— До свидания, сэр.

— Это вряд ли, мисс Эймс.

Энн не обратила внимания на слова старика. Пол из красного дерева покачнулся под ее ногами. Ей почудилось, что она опять с Майклом. Три дня и три ночи принесли столько счастья, сколько она не испытала за всю свою жизнь.

Она всегда понимала, что мужчинам, особенно таким, как этот Майкл, ни к чему тридцатишестилетняя старая дева. Разве что из-за денег, отчего же правда так больно ранит?

«Боже, сделай милость, — молила она, — помоги мне дойти до двери. Не дай расплакаться перед этим человеком».

Бог внял ее молитвам, и Энн благополучно открыла дверь.

Но на ее пути вырос одетый в черное человек с редеющими волосами. Энн вздрогнула. Это был тот самый дворецкий, которого стряпчий нанял в ее лондонский дом, образец английской добропорядочности.

— Закрой дверь, Фрэнк, будь славным мальчиком. Мисс Эймс пока для тебя не готова.

Дворецкий повиновался с бесстрастным лицом. В полированном полу отразились на миг и исчезли безликие черты и черная шляпа без пера. Сбывались худшие предсказания ее родителей: Энн взяли заложницей ради выкупа. Сердце гулко стучало в ее груди. Энн повернулась, и вместе с пен завертелась вся комната.

— Вы не можете задержать меня против воли. Мой конюх… — Она осеклась. В ушах зазвучал голос Габриэля: «Женщина одна не должна никуда ходить с незнакомцем». Она попалась в ловушку.

Сначала уединилась ото всех, потому что поселилась у Майкла. Потом поехала на поезде без сопровождения. И наконец, поверила человеку, который объявил, что его недавно нанял конюхом ее управляющий имением. Увядшие фиалковые глаза графа угрожающе вспыхнули.

— Я вижу, вы очень догадливы, мисс Эймс. Именно так: человек, который привез вас сюда, нанят мной. Или, вернее, Фрэнком. Фрэнк очень пунктуален в таких вещах.

— Меня ждут слуги, если я вскоре не появлюсь в своем имении, они вызовут констебля.

— Ну же, мисс Эймс, — насмешливо хмыкнул старик. — Неужели вы до сих пор не догадались, что вас никто не ждет? Рауль прислал телеграмму мне, а не в ваше имение. Иначе как бы я подготовился к встрече с вами?

«Сколько людей пытаются обмануть одну несчастную женщину!» — с ужасом подумала Энн. Любовник. Граф. Дворецкий, который оказался вовсе не дворецким. Джейн — горничная или сообщница. И Рауль. Интересно, он настоящий дворецкий?

Еще Габриэль. Друг Майкла или просто симпатичный молодой человек, которого наняли, чтобы за ней следить? Чтобы она не улизнула или, не дай Бог, не погибла, прежде чем у нее выманят деньги.

Энн вспомнила человека у конторы стряпчего и теперь убедилась, что это был Майкл.

— Мой адвокат заявит в Скотленд-Ярд.

— Ваш адвокат умер, а его труп переправлен моему племяннику.

Мистер Литтл умер! Сердце Энн остановилось, а часы продолжали тикать.

— Сопроводительная надпись гласила, — продолжал граф, — «От одного стряпчего другому». Я согласен, для моего племянника найдутся гораздо более уместные эпитеты. Например, на ум приходит слово «шлюха», но я решил, что так будет оригинальнее.

Энн вспомнила большой чемодан в конторе юриста и запах горелого мяса. Теперь она точно знала, когда он был отправлен.

Боже, она даже не знала настоящего имени того, кто входил в ее тело и кого она принимала в рот. И из-за кого погиб мистер Литтл.

Сердце снова застучало в груди — в унисон с часами на камине. Энн полагала, что испугалась Габриэля, когда они вместе шли под дождем. Нет, она не представляла, что значит настоящий страх: когда леденеет кровь, немеют ноги и нет сил дышать.

— Я закричу! — Энн прикусила губу, чтобы не выполнить угрозы. — Слуги придут ко мне на помощь. Вы не можете держать у себя женщину против ее воли.

— Не могу с вами согласиться, мисс Эймс. Вас никто не услышит. Я имею в виду таких, кто мог бы посочувствовать вашим мольбам. Я отпустил слуг на несколько дней. К моменту их возвращения все проблемы будут улажены.

— Хорошо, я дам вам денег, — устало согласилась Энн. — Столько, сколько вы хотите.

— Мне не нужны деньги…

Не нужны деньги? Тогда в чем же дело… Энн глубоко вдохнула — только не впадать в панику!

— Тогда что вам от меня нужно?

— Я хочу, чтобы вы догадались.

— О чем догадалась?

— Я хочу, чтобы вы поняли, что вам не удастся избегнуть последствий убийства собственной матери.

Энн заскрипела зубами.

— Я не убивала мать. — У нее не хватило на это бы смелости. Мать умоляла избавить ее от боли, но она ничего не смогла сделать.

— Будет же, мисс Эймс. Вы заботились о матери. Вы за ней ухаживали. Спали в соседней комнате, чтобы быть всегда рядом. А потом ее нашли на полу — холодную и окоченевшую. Неужели вы не слышали, как она упала? Не слышали ее криков о помощи?

Боль затмила ужас, который сковал ее тело. Все это она уже слышала. Селяне шептались нарочно громко, чтобы понятны были слова. Неужели Майкл смеялся над ней, когда говорил, что знает, насколько тяжело становиться объектом любопытства? Тогда он сказал, что слух породило не ее семейное положение, а ее состояние. Надо было слушать то, что ей говорили, а не то, что она хотела услышать.

— Я не убивала матери, — резко повторила Энн.

— Убили, милочка, и будете наказаны за это. Но прежде вам следует понять другое.

У Энн потемнело в глазах. Она покачнулась и, чтобы не упасть лицом на пол, ухватилась за ручку двери. Перчатки и ридикюль выпали из онемевших пальцев. Она тяжело прислонилась к двери, от ужаса у нее перехватило в горле,

— Вы что-то подложили в чай.

— Не стоит беспокоиться, мисс Эймс. — Граф подъехал к чайному столику и смахнул салфетку с крышки серебряного блюда. Осторожно его поднял, словно боялся расплескать то, что находилось внутри. — Паралич временный. — Он поставил блюдо на колени и подъехал к ней. — Вы не сможете двигаться и говорить, но способны слышать, думать и запоминать.

Инвалидное кресло остановилось в пяти дюймах от нее. Граф поднял на Энн свои выцветшие глаза.

— Именно так: думать и запоминать.