Глава 23
– Ты собираешься развернуть эту вещь или будешь сидеть, уставившись на нее, до следующего Рождества? – В голосе бабушки прозвучало раздражение.
– Что вы здесь делаете? – Вероника подняла недовольный взгляд на бабушку и тетю. – Сколько времени вы здесь стоите?
– Долго. – Бабушка и Лотте явились в гостиную к Веронике подобно миссионерам, полным решимости спасти заблудшую душу.
Вероника была не в том настроении, чтобы выслушивать советы и увещевания, но взяла себя в руки.
– Дорогая, у тебя жалкий вид. – Бабушка уселась рядом с ней на диван. – Веки распухли, а нос покраснел.
– Знаешь, а тебя намного приятнее слушать, когда ты притворяешься, что у тебя особое настроение.
Лотте подавила смех и села по другую сторону от Вероники.
– Даже я не могу пребывать постоянно в этом состоянии. – Бабушка махнула рукой. – Вопрос не в том, почему мы здесь. Вопрос в том, что ты делаешь. Или, скорее, чего не делаешь.
– Ты вчера не произнесла ни слова всю дорогу, пока мы ехали в Лондон. – Лотте не могла скрыть сочувствия. – Мы же волнуемся.
– Не о чем было говорить.
Хотя плакать есть о чем. Она и поплакала ночью от злости, от боли и от потери. То, что она плакала, сильно ее удручило, потому что она не принадлежала к плаксивым женщинам. Но утром Вероника стала спрашивать себя, не поспешила ли она осудить Себастьяна. Теперь, спустя целый день после того, как она покинула Грейвилл-Холл, она уже не была уверена, что правильно поступила. Неужели эта ошибка с его стороны сводит на нет все? Неужели она отбрасывает что-то значительное, то, чего она уж и не думала снова найти? Неужели все перечеркнуто из-за его глупой оплошности? Она не считала его верхом совершенства. Почему сейчас она решила, что он идеален?
Вероника всегда гордилась тем, что она рассудительная и разумная. Очевидно, сейчас эти качества ее покинули. В чем дело? Кого ей винить: то ли время года на нее так подействовало, то ли сам мужчина? Вероятно, виной и то и другое. Как же отвратительно сознавать себя полной дурой!
Взгляд остановился на маленьком бархатном свертке, лежащем на чайном столике перед диваном. Для чего она его туда положила? Наверное, чтобы сидеть, уставившись на подарок Себастьяна. Она целый день только этим и занималась, тщетно пытаясь ответить на мучившие ее вопросы.
– Вам не о чем волноваться, – сказала она.
– Что это? – Лотте кивком указала на сверток.
– Дорогая, это, очевидно, подарок от Себастьяна, – глубокомысленно произнесла бабушка.
– С чего ты это взяла? – Вероника стрельнула в нее взглядом.
– Господи, Вероника. – Бабушка вздохнула. – Мы уехали до того, как все обменялись подарками, а ты не развернула этот предмет. Поэтому ясно, что это от Себастьяна. – Она подняла брови. – Ты же взяла его с собой?
Вероника пожала плечами.
– Он был приготовлен для меня.
Лотте похлопала ее по руке.
– Очень хорошо.
– Я зашла к нему в комнату, чтобы оставить там подарок для него – не держать же мне это у себя! – и увидела там сверток… на столе около кровати… Это предназначалось мне.
– Ты правильно поступила, взяв его, – кивнула Лотте. – Уж это ты заслужила. В конце концов, он тебе лгал.
– Он никогда мне не лгал, – заявила Вероника.
– Ну, ввел в заблуждение.
– Я бы так не сказала. Он не вводил меня в заблуждение.
– Ну конечно же, нет, – сказала бабушка. – Он всего-навсего забыл сообщить тебе кое-что, что ему следовало, даже если и счел это не имеющим важного значения.
– Он пытался заманить ее в брак, чтобы получить наследство, – отрезала Лотте.
– Все может быть. Но судя по тому, как он смотрел на нее, думаю, он пытался заманить ее в брак, потому что любит ее, – отмахнулась от слов дочери бабушка. – Но я могу и ошибаться.
– Мужчинам верить нельзя, – не отступала от своей линии Лотте.
– Да, нельзя, – кивнула бабушка.
– Я ему верила. – Вероника посмотрела на подарок. – Чем больше я находилась с ним рядом, тем больше я ему верила. И тем сильнее любила. Чем больше я думала… – И еле слышно добавила: – Он – хороший человек.
– Ха! – фыркнула Лотте.
– Хорошего мужчину нелегко встретить, – заметила бабушка. – Поэтому глупо отказываться от такого человека.
– Хороший? – Лотте уставилась на мать. – Даже если не говорить о том, что он не рассказал ей о своих подлинных причинах для брака, он позволил своей семье поверить, что они женаты. Ей он, возможно, не лгал, но уж точно лгал всем остальным.
– В этом моей вины ровно столько же, сколько его, – оборвала ее Вероника. Честнее будет признать и свое участие в этой истории. – Едва ли можно обвинять человека за то, что он хочет, чтобы его семья хорошо о нем думала.
Лотте закатила глаза.
– Ясно – чтобы получить наследство.
– Нет, дело не в этом, – покачала головой Вероника. – Несмотря на свой успех, Себастьян всегда чувствовал, что семья в нем разочарована. Он лишь хочет быть… частью семьи.
– И даже если так… – начала снова Лотте.
Вероника нахмурилась:
– Ты же сама говорила, что он – редкий человек и его не следует упускать.
– Да, я так говорила, потому что тогда я думала, что он действительно редкий человек, не похожий на других, – рассердилась Лотте. – Это было до того, как он разбил тебе сердце!
– Так он разбил тебе сердце, дорогая? – Бабушка внимательно посмотрела на внучку.
– Да, – со вздохом призналась Вероника. – Хотя… я не знаю. С одной стороны, я чувствую, что он использовал брак как способ получить то, что ему нужно…
– Наследство, – подсказала Лотте.
– Понятно, – пробурчала бабушка.
– С другой стороны… – Вероника встала и начала ходить по комнате. – На него это не похоже.
– Будь он другим, ты не смогла бы его полюбить, – улыбнулась бабушка.
– Я никогда в жизни не находилась в таком смятении.
– Любовь способна на это, – закивала головой бабушка.
– Я не понимала, что со мной творится, с того момента, как познакомилась с ним. Я была сама не своя. – Вероника остановилась и взглянула на бабушку и тетку. – Разве вы не заметили?
– Глаза… твои глаза говорили об этом, – прошептала бабушка.
Лотте криво усмехнулась:
– А твоя глупость насчет любовницы… Надо же было такое придумать.
– Я заметила одну любопытную вещь, – задумчиво произнесла бабушка. – Независимо от того, насколько умны мужчины, они совершают такие поступки, которые иначе чем глупостью не назовешь.
– Если бы он с самого начала сказал мне…
– Ты выбросила бы это из головы. Вы с ним просто пошутили бы по этому поводу.
Вероника встретилась взглядом с бабушкой.
– Ты так думаешь?
– Считаю это вполне возможным. Но, к сожалению, мы этого никогда не узнаем. – Бабушка печально покачала головой. – В таких делах сложность в том, что чем дольше их скрывают, тем больше возрастает их значение. Словно есть что скрывать.
– Я думаю, что он меня любит.
– А он любит?
Вероника непонимающе посмотрела на бабушку.
– Хотя это едва ли имеет значение сейчас, – продолжала бабушка. – Что сделано, то сделано.
– Вероника, а ты не поторопилась? – вдруг спросила Лотте. – Не сделала ли ты ошибку?
– Еще одну, ты хочешь сказать?
– Если ты веришь, что… – Лотте на секунду замолчала, подбирая слова. – Не жди слишком долго, чтобы признать свою ошибку. Гордость – небольшое утешение, когда человек в результате одинок.
– Вероника не ты, Лотте. Она сможет признать свою неправоту. Она не считает, что сломается, если уступит. А что касается тебя… – Бабушка пронзила Веронику жестким взглядом. – Единственное, что может расстроить больше, чем несъеденный сливовый пудинг, – это неразвернутые подарки. Рождество позади, так что сядь и открой этот подарок. Я лично умираю от любопытства, что там.
Вероника снова уселась между бабушкой и теткой и протянула руку к свертку – пальцы у нее слегка дрожали. Глупо. Она никогда не плачет и никогда не дрожит. Сделав глубокий вдох, она взяла в руки сверток, развязала ленточку и сняла бархатную обертку. К папиросной бумаге внутри была приколота записка. Вероника отложила записку в сторону и развернула бумагу. Сердце у нее остановилось.