В результате Франсуазе пришлось покинуть дом, где ее так любили, и поселиться у мадам де Нейян, скупой, сухой и набожной. Она не упускала случая попрекнуть свою воспитанницу, что держит ее исключительно из милости. В отчаянии Франсуаза едва не превратилась в атеистку, но потом, здраво поразмыслив, решила, что для нее гораздо выгоднее сделать вид, будто она принимает единственно правильную веру – католическую. Некоторое время Франсуаза воспитывалась в монастыре урсулинок, но дисциплина в этом заведении отличалась крайней суровостью, и девочка так и не смогла к ней приспособиться. В результате мадам де Нейян забрала ее к себе, а в наказание заставила вести домашнее хозяйство. Франсуазе приходилось пасти индюшек, попутно развлекаясь чтением Пибрака.
Когда девушке исполнилось 16 лет, де Нейян решила, что всякое благодеяние имеет свои пределы, и пора бы уже отдать воспитанницу замуж. Это было сложной проблемой, поскольку Франсуаза была бесприданницей, и, кроме того, ее отец обладал более чем сомнительной репутацией. Перед ней маячило два пути – уйти в монастырь или навеки остаться старой девой. И все же мадам де Нейян не отчаивалась. Однажды, отправляясь в Париж на переговоры, связанные со свадьбой своей родственницы, она решила прихватить с собой и племянницу – вдруг и ей повезет, кто знает?
В Париже мадам де Нейян и Франсуаза остановились у барона де Сент-Эрман. Тот однажды упомянул в разговоре имя известного в столице человека – поэта Поля Скаррона. Об этой личности ходили самые невероятные слухи. Говорили, что он по натуре известный распутник и мот и притом не склонен к изящным выражениям, и все же самые знатные вельможи были готовы в одну минуту бросить свои насущные дела, лишь бы ненадолго увидеться с ним. Причина этого крылась в том, что господин Скаррон, как никто другой, мог развеселить и рассмешить своими дерзкими и невероятными историями. При этом никого не смущало, что Поль Скаррон – совершенный урод, обладающий тщедушным телом, изогнутым дугой, и несообразно большой головой. У него были темные испорченные зубы, кривые ноги, его подбородок упирался в грудь. При этом Скаррон весело шутил над собственным уродством. Он говорил: «Я поразительно похож на букву Z. У меня коротки руки, зато ноги и пальцы одинаковой с ними длины. Я – просто сокращенный и наглядный вариант человеческого уродства и убожества!».
А ведь когда-то этот человек был потрясающе красив, в то время, когда служил в должности придворного аббата. Какая болезнь поразила его? Общество склонялось к тому, что Скаррон заболел от любовных излишеств. Возможно, это была недолеченная мужская болезнь, а может быть, таким образом проявились последствия костюмированного бала, который Скаррон окончил на болоте в обнаженном виде. С тех пор он лечился у многих врачей, но предпринятое лечение не только не принесло успеха, но и сделало его положение еще более плачевным.
Поль Скаррон был человеком остроумным и отважным. Он никогда не боялся открыто бичевать порок и подвергать безжалостному осмеянию сильных мира сего, его не пугал гнев. По всему Парижу светские щеголи разносили меткие эпиграммы Поля Скаррона и его изощренные непристойности.
Мадам де Нейян выразила желание лично познакомиться со столь необычным человеком. Отправляясь в гости к Полю Скаррону, она прихватила с собой и Франсуазу. Там, как обычно, собралось самое блестящее общество. Пока мадам де Нейян разглядывала людей, с которыми было бы совсем неплохо познакомиться, Франсуаза с болью в сердце наблюдала, как несчастный калека управляется в своем механическом кресле: только благодаря простейшим приспособлениям ему удавалось совершать некоторые, очень ограниченные движения. В сущности, в этом теле оставались живыми только пальцы. При виде столь жалкого зрелища Франсуаза разрыдалась. Гости бросились ее успокаивать, а багровая от стыда мадам де Нейян поспешила увести «эту глупую и неловкую» племянницу.
Франсуазу снова увезли в провинцию, однако за несколько дней, проведенных в Париже, она успела подружиться с мадемуазель де Сент-Эрман. Между девушками завязалась оживленная переписка, и Франсуаза, практически лишенная нормального общения, много рассказывала о своих мыслях и чувствах, обо всем, что приходило ей в голову. Спустя некоторое время мадемуазель де Сент-Эрман взбрело в голову показать некоторые из этих писем Полю Скаррону, и тот необыкновенно заинтересовался живым умом провинциалки (он вспомнил: это была та самая девушка, что так горько плакала у него на приеме). Скаррон попросил мадемуазель де Сент-Эрман рассказать ему побольше о своей подруге. Особенно его заинтересовало, что Франсуаза какое-то время жила в Америке: он надеялся, что в той далекой стране имеется средство, способное исцелить его от страшного недуга.
Поль Скаррон решился написать Франсуазе. Они стали регулярно обмениваться письмами. В те времена это было обычным явлением, однако мадам де Нейян решила воспользоваться случаем и пристроить свою родственницу. Она полагала, что брак с калекой – это гораздо лучший вариант, нежели любовные приключения на стороне. Поль Скаррон быстро догадался о расчете мадам де Нейян, однако его это, с одной стороны, забавляло, а с другой – позволяло и дальше вести переписку с девушкой, к которой испытывал искреннюю жалость. Надо сказать, что и сам он имел некоторый расчет, полагая, что уж если ему когда-нибудь придется вступить в брак, то только с равной ему девушкой, то есть с такой, которая всю жизнь страдала от плохого обращения.
Франсуаза как нельзя лучше подходила на роль его жены. К тому же она была хороша собой и выглядела очень соблазнительно. И кроме того, она еще обладала острым умом, а это вдохновляло старого поэта еще больше.
Вскоре мадам де Нейян снова приехала в Париж. При этом она всячески старалась устраивать встречи своей воспитанницы с калекой Скарроном. Оба этих человека были глубоко несчастны, каждый по-своему, а потому естественно, что между ними довольно скоро установилась близость. Франсуаза с интересом слушала Скаррона. Он был прекрасным собеседником. Возможно, впервые в жизни девушка встретила человека, которому можно было доверить все свои секреты. По мере общения со Скарроном она совершенно перестала обращать внимание на его ужасающее уродство. Он же сам не заметил, как влюбился в юную красавицу. Острослов сделался на удивление робким. Он боялся признаться в своей любви, растеряв всю былую распущенность.
Скаррон много рассказывал Франсуазе о собственной жизни: о юности, о втором браке отца, о ненависти мачехи, о том, как он был прежде хорош собой, а в 28 лет его поразила эта ужасная болезнь… Он долго и бесполезно лечился, и скорее всего именно эти лекарства усугубили его состояние.
Однажды Поль, сильно смущаясь, предложил девушке некоторую сумму денег, с помощью которой она смогла бы выбирать между монастырем или замужеством, но Франсуаза решительно отказалась: ей лучше других было известно, как нуждался сам Скаррон. Мадам де Нейян тем временем все больше склонялась к тому, чтобы отдать Франсуазу в монастырь. Девушка как-то в беседе со Скарроном пожаловалась, как страшно, по ее мнению, оказаться в монастыре, не имея к этому ни малейшего призвания. Поль немедленно предложил ей стать его женой, и девушка сразу приняла его предложение. Французский мемуарист Таллеман утверждает, что при этом Франсуаза сказала: «Лучше замуж, чем в монастырь», однако не думается, что все обстояло настолько цинично. Она привязалась к Скаррону по-настоящему. Он был умен и добр по отношению к ней, а она так редко встречала в жизни доброту… Получив согласие Франсуазы на брак, Скаррон заметно повеселел и оживился. Он продал свой сан каноника за три тысячи ливров, которые затем перевел на счет Вест-Индской компании, надеясь вместе с молодой женой позже совершить путешествие в Америку.
В обществе говорили, что этот брак – откровенно фиктивный. Но вряд ли он мог считаться таковым: ведь, несмотря на болезнь, Поль не утратил естественных желаний, и ему было всего 45 лет; он не мог только удовлетворить эти желания нормальным способом (из-за болезни бывший ловелас был прикован к кровати и даже повернуться без посторонней помощи не мог). Его жена была молода и, естественно, много мечтала о любви, а что получила взамен? Поль был расстроен до предела, но скрывал свои чувства за шутками и издевательствами: слезы он не мог себе позволить.