— Так ты что, обманывала Володьку, встречаясь с этим типом?

— Что-о?! Я обманывала? Володя сам посоветовал мне поговорить с ним, расставив все надлежащие точки, чтобы больше не думать об этом.

Посмотрев на непроницаемое лицо Виктора, я смутно почувствовала, что опять попалась в ловушку. Да он просто выуживает из меня нужные ему сведения, ну и жук!

— Ты чего-то, как всегда, недоговариваешь. Если Володька сам послал тебя на эту встречу, то как он мог не предвидеть опасность? Здесь что-то не то. Видно, ты не рассказала ему всего начистоту, схитрила, как хитришь сейчас. Или, может быть, этот тип раньше был кротким как овечка?

— Ну уж нет! Кем-кем, а овечкой он никогда не был. И от Володи я ничего не скрывала, он для моей безопасности посоветовал мне встретиться с ним в общественном месте. Ну кто, скажи мне, мог предвидеть, что он снимет на час кафе, уже закрытое на ремонт?

— Что значит — кто? Володька! Посылая тебя на эту встречу, он обязан был предвидеть все. Настоящий мужик всегда отвечает не только за свои поступки, но и за слова и советы. Запомни это. А Володька был самым настоящим мужиком из всех, кого я видел за свою жизнь, а я немало всяких повидал. Ну ладно, ладно, что уж. Он был уже совсем больной, что называется, чутье потерял, одно это и извиняет его. А теперь скажи мне — этот жук навозный, что он тебе сделал? Отчего ты схватилась за вилку?

— Ну и дотошный же ты, Витя! Все тебе надо знать. Душил он меня. Правда, одной рукой не убьешь, но в глазах стало темнеть, и я очень испугалась.

— Смотря чья рука… Володька знал?

— Я не хотела его огорчать, но рассказать пришлось, он все равно бы все понял: горло сильно распухло, да и глотать было больно.

— Все было так серьезно?

— Да. Но хватит об этом. И вообще, помоги мне встать, надоело валяться.

— Подожди. Скажи лучше, как бы мне встретиться с этим типом? Да не пугайся, я просто хочу с ним поговорить.

Я рассмеялась:

— Поговорить, значит? Вот хорошо, что я не знаю ни его адреса, ни телефона, ни места работы.

— Ну а имя и фамилию?

— Ничего я тебе не скажу, и не смотри так свирепо. В Москве он не прописан, снимал временно жилплощадь, наверняка уже уехал. Забудь о нем!

Виктор погладил меня по плечу, шее, что я перенесла довольно спокойно. Но когда его рука коснулась груди, я отстранилась. Интересно, кто кому зубы заговаривал? Вот что значит потерять бдительность.

— Вить, а сколько тебе лет?

— Пятьдесят один недавно исполнился, а что?

— Да, я даже помню когда. Я испортила тебе тот день. Ты уж меня извини, жаль, что так вышло.

— На тебя, как говорится, нашло. И я даже знаю что. То же, что и прошедшей ночью.

— Прекрати!

— Стыдишься?

— Да, я боюсь следующей ночи. И вообще, тебя боюсь. Но того, что было, я не стыжусь. Это было, было… прекрасно. Но мы не должны больше этого делать! Я не должна, и ты не должен.

— Хорошо, что у тебя хватило мужества признать, что прошедшая ночь была прекрасной. Но остальные слова — это просто мрак. Кто, кому и что должен? Ты ведешь себя как маленькая девочка. Нет, как страус. Не сверкай глазами, я не боюсь. Сколько еще ты будешь себя обманывать? Молчишь? Тогда я скажу, чего ты боишься. Ты боишься жизни, боишься любви, боишься себя. Да-да, не тряси головой. Боишься, что если отдашься течению жизни и зову новой любви, то это вытеснит из твоего сердца твою любовь — Володю! Нет, ты слушай, не закрывай мне рот и уши тоже не закрывай. Ты пытаешься законсервировать в себе прежнее чувство, сделать из себя его музей, саркофаг. Это не просто глупо, это бесполезно. Живое сердце должно жить, биться, любить. Сердце не виновато, что люди подходят ко всему с арифмометром и на все высчитывают размеры и сроки. Скажи мне, скажи, какой срок должен пройти от одной любви до другой, чтобы соблюсти приличия и успокоить совесть, — год, два? Кто устанавливает эти сроки и, главное, зачем? Кому это нужно, тебе? Но если бы это было так и ты на самом деле верила в эти мифические приличия, то не любила и не страдала бы как живой человек, а была бы такой же мертвой и скучной, как и те, кто придумывает всю эту галиматью! Но ты любишь и страдаешь, я же вижу. Во сне ты хотела избавить меня от страдания, объяснить мне смысл жизни в радости, теперь я пытаюсь сделать это для тебя. Ты слышишь, ты понимаешь меня? Ты живая? Так живи!

Он крепко взял меня за плечи. Несколько мгновений, бесконечных мгновений всматривался в мое помертвевшее лицо и вдруг прижал меня к себе сильно и нежно. Не грубо встряхнул, а обнял! И внутри отпустило что-то, сердце, словно разучившееся биться, снова застучало горячо и быстро, но тут же стало выравнивать свой ход, успокаиваться. Я обняла Витю за шею и заплакала, в этот момент мне стало все равно, что он подумает обо мне.

— Я думала, все кончено, Витя. Думала, что круг сейчас замкнется, а жизнь идет не по кругу. Это спираль, понимаешь, спираль!

— Наверное, ты права. Спираль… Я как-то не думал о жизни в таком ракурсе. Но уж точно не круг, круг — это безысходность! Ну, не плачь, не плачь. Я должен был все это тебе сказать. Я не мог смотреть, как ты мучишься, ну и сам не хотел мучиться, конечно. Я ведь эгоист.

Тут я засмеялась сквозь слезы:

— Он тоже называл себя эгоистом…

— Володька? А ты думаешь, он им не был? Тот еще жук!

Я возмутилась:

— Как ты можешь?.. — Но тут же фыркнула: — Что это у тебя все жуки?

Но Виктор не слушал меня, на уме у него уже явно было другое. И как это он может так быстро переключаться? Он положил руку мне на колено и погладил. Затем рука медленно поползла выше.

— Вить, а ты и в самом деле бабник! Признавайся, у тебя в Москве куча женщин?

Его рука обиженно взмыла в воздух.

— Жень! Ты за кого меня держишь? Я тебе что, плейбой? Или султан? У меня гарем из трехсот женщин, где ты преспокойно можешь затеряться? Даже и не надейся. Все мои желания, прихоти и капризы будешь исполнять ты одна. Можешь начинать прямо сейчас. Для начала разденься. Если сделаешь это быстро и красиво, то так и быть, буду благосклонен.

Вот тебе и на! Такая, казалось бы, беспроигрышная ситуация… Я думала, что он увязнет в оправданиях и напрочь забудет, чего хотел, а он ловко перешел в наступление. Да, серьезный противник мне достался! Но я еще оружия не сложила.

— Ко всем прочим недостаткам ты еще и неблагодарная. Я дал тебе время подготовиться ко встрече со мной, накопить побольше сил для моего ублажения. Кстати, а ты почему не разделась? Так вот, чтобы отучить тебя от дурных замашек, я сообщу сейчас новость, которая тебя сильно огорчит. Эти несколько дней, а не неделю, заметь, я потратил на то, чтобы подчистить все хвосты на работе. Почему? А потому, строптивая женщина, что с завтрашнего дня я в заслуженном отпуске, который с учетом прежних недогулянных будет длиться два месяца. Что, страшно? Сейчас будет хуже! Поскольку ты только и делала, что подставляла меня под пули — не спорь, именно ты, — я превратился в дуршлаг, и мне предложили, слегка намекнули, уйти на пенсию. Видно, надеются, что я наконец умру от горя без любимой работы. Но я человек гордый, как этот… с крыльями-то? Буревестник. Взял и согласился. Естественно, у меня в кармане есть предложение о другой работе. Что интересно — пахать надо меньше, а получать больше. Сплошной разврат от лишних денег и безделья. Но нет худа без добра. В свободное время я теперь смогу присматривать за тобой, потихоньку выслеживать, вынюхивать, шпионить, одним словом. А то ведь, дай тебе волю, скоро ни одной мужской спины не останется без вилки. О, кстати, хорошо, что вспомнил. Надо заменить тут все вилки на пластиковые.

Не знаю, сколько бы он еще продолжал в таком духе, но тут раздался звонок в дверь. Виктор резво соскочил с кровати. Для пенсионера он был чересчур уж проворен.

— Это, наверное, Лариса. Сиди, сам справлюсь. Быстренько сверну ей шею и вернусь, а ты давай, давай, раздевайся.

Вернулся он через две минуты, посмотрел на меня и нахмурился:

— Сплошная невезуха! Это не Лариса, а у меня так чесались руки! И ты еще не раздета. В чем дело? Порки ждешь?

— Почему ты отослал Ксюшу? Не отнекивайся, я видела ее в окно. Да, насчет Ларисы. Если ты свернешь ей шею, то что будет с бедной девочкой?

— Как что будет? Хорошо будет! Ларису похороним, можно даже с музыкой, а Ксюшу возьмем себе. Мне она очень нравится. К тому же я должен открыть тебе один секрет. Спору нет, я прекрасен и, даже можно сказать, великолепен, но маленький недостаток есть даже у меня — я не могу сделать тебе детей.