Даниэла Стил - Любящая

— С какой целью?

— А я почем знаю? Сходим в театр, поволочимся за девушками, спустим денежки. Как обычно.

— Я думал, ты начал работать над новой книгой.

— Ну и что? Начал, да застрял. Хочется развлечься.

— Увидим. Ты, верно, не обращаешь внимание, но в мире идет несколько локальных войн, не говоря о путчах. Для газеты будет лучше, если я останусь на месте.

— Но мир не перевернется, если ты уедешь на пару дней. Кроме того, газета и есть ты. Кому, как не тебе, быть за все в ответе? Сам провинишься, сам себя и накажешь.

— Ну, спасибо! Я тебе это припомню. Кстати, кто составит нам компанию за обедом?

— Джудит Эббот, драматург. Беттина сойдет с ума, когда узнает, что она упустила. — Джастин уныло посмотрел на Айво и заказал еще порцию виски. От Айво не укрылся испуганный взгляд друга.

Но Айво не мог понять, в чем дело. Он мягко дотронулся до руки Джастина и спросил едва ли не шепотом:

— Джастин… что с тобой?

Тот не смог ответить сразу.

— Не знаю. Что-то вдруг схватило… Раньше никогда так не было.

— Хочешь пересесть с табурета на кресло?

Но было уже поздно — Джастин рухнул на пол. Две женщины, мирно беседовавшие у стойки бара, в ужасе вскричали. Лицо Джастина страшно скривилось, словно он пытался превозмочь невыносимую боль. Айво лихорадочно засуетился, призывая помощь. Дежурные медики ресторана прибыли спустя несколько минут, и все это время Айво держал друга на руках и молил небо, чтобы помощь не пришла слишком поздно. Но она опоздала. Рука Джастина Дэниелза безжизненно опустилась на пол в тот момент, как подоспели врачи, которые тут же взялись за дело, тогда как полиция отогнала любопытных.

Реанимация продолжалась полчаса. Айво безнадежно наблюдал, как врачи бьются за жизнь Джастина, делают ему искусственное дыхание, дают кислород. Айво не переставал молиться за друга. Но ничего не помогло. Джастин Дэниелз был мертв. Когда врачи накрыли его лицо, Айво, никого не стесняясь, заплакал. Его спросили, не желает ли он сопровождать тело до морга. В морг? Джастина? Невозможно. Но это так. И они отправились в больницу.

Айво вышел оттуда через час, землисто-серый и растерянный. Вот и все, теперь только надо сказать Беттине. И он вздрогнул, подумав об этом. Господи, что он ей скажет? Какие выберет слова? С чем она останется после этого? И с кем? На всем свете у нее никого не было, кроме Джастина. Ни единой души. Она устраивала лучшие приемы в Нью-Йорке и была знакома со столькими знаменитостями, скольких не знал даже ведущий светской хроники в «Таймс», но это все, что она имела. Еще у нее был Джастин. И теперь вот его не стало.

В кабинете Джастина Дэниелза на каминной полке монотонно тикали часы. Айво сидел за столом у окна и горестно смотрел на парк. Вечерело, на город спускалась тьма. Под окном, как всегда, неумолчно гудела Пятая авеню. Час пик, да к тому же выпал снег. Беттине будет непросто добраться до дома. Поток машин еле двигался, водители сердито сигналили, но в квартире Дэниелзов шум уличного движения был почти не слышен, словно рычание двигателей и визг клаксонов доносились очень издалека. Айво даже не замечал этих звуков, прислушиваясь лишь к тому, что происходит в холле: не пришла ли Беттина, не ее ли это голос, не ее ли шаги? Он скользил взглядом по авторским работам и редкостным древностям, со вкусом расставленным на стеллажах между фолиантами в кожаных переплетах. Джастин с увлечением собирал антикварные книги. Многие были куплены на аукционах в Лондоне, и Айво был тому свидетель, когда они вместе проводили уик-энды в Европе. И не только в Лондоне, но и в Мюнхене, в Париже, в Вене… Как много приятных минут довелось им разделить за эти долгие годы. Их дружба продолжалась тридцать два года, не поколебленная ни любовными увлечениями, ни разводами, ни победами, ни поражениями… С кем, как не с Джастином, было праздновать, горевать, дурачиться? И Джастин позвал не кого-то, а Айво с собой в больницу в ночь, когда родилась Беттина. Помнится, они напились шампанского и уже после того, как Беттина появилась на свет, отправились праздновать дальше в город. Джастин… как внезапно он ушел… Айво вновь и вновь возвращался в мыслях к случившемуся. Все кажется таким нереальным. И Айво вдруг поймал себя на том, что он ждет не Беттину, а Джастина… Вот-вот раздастся его голос в просторном пустом холле и в дверях появится элегантный человек с улыбкой на губах и смеющимися глазами. Не Беттину, а Джастина надеялся увидеть Айво в этой тихой комнате, отделанной деревянными панелями. Перед Стюартом стояла чашка остывшего кофе, которую час назад принес дворецкий. Они уже все знали. Айво рассказал слугам о печальном известии сразу же, как пришел в дом. Он также позвонил адвокату и литературному агенту Джастина. И больше никому. Ему не хотелось, чтобы появились сообщения по радио или в прессе прежде, чем узнает Беттина. Слугам тоже было наказано ничего ей не говорить, когда она вернется из школы, лишь проводить в кабинет, где в тишине ждал Айво… кого-нибудь из них. Ах, если бы только Джастин мог войти в дом, если бы все оказалось тяжелым сном и не надо было бы говорить с Беттиной… Айво вертел в руках тонкую, синюю с золотом чашку из лиможского фарфора, а в глазах у него стояли слезы.

Он теребил кружевную кайму салфетки, и вдруг услышал, как открылась дверь в квартиру и глуховато заговорил дворецкий, а потом, звонче, она. Айво зримо представил, как она с улыбкой сбрасывает с себя тяжелое красное пальто и что-то говорит дворецкому, который со всеми был учтиво-непроницаем и позволял улыбаться только ей, «мисс». «Мисс» улыбались все. Лишь Айво не смог бы заставить себя улыбнуться в этот день. Он встал и медленно приблизился к двери, почувствовав, как заколотилось сердце в ожидании Беттины. Господи, как ей сказать?

— Айво? — она, казалось, была удивлена, увидев его в дверях кабинета. — Что случилось? — Удивление сменилось участливым взглядом. Она протянула ему навстречу обе руки. Беттина знала, что Айво обычно не покидает офис так рано. Он редко выходил из-за рабочего стола раньше семи-восьми вечера, поэтому его нечасто удавалось пригласить на обед, но этот недостаток ему охотно прощали. Издатель «Нью-Йорк Мейл» имел право засиживаться на работе, и все-таки каждая хозяйка в городе добивалась чести видеть его среди своих гостей. — Ты выглядишь утомленным, — сочувственно сказала Беттина и, взяв Айво за руку, пригласила сесть. — Папа дома?

Он молча качнул головой. Когда Беттина поцеловала его в щеку, на глаза Айво навернулись слезы.

— Нет, Беттина, — и, ненавидя себя за малодушие, добавил: — Пока нет.

— Может, выпьешь чего-нибудь, а то у тебя с этим кофе очень несчастный вид?

Ее теплая и нежная улыбка разрывала сердце Айво. Все-то она замечает. Такая заботливая, невероятно молодая и прелестная. Доверчивая. Как сказать ей горькую правду? Крупные локоны каштановых волос разметались вокруг головы, глаза сияют, щеки разрумянились с мороза. Сегодня она казалась Айво более хрупкой, чем всегда. И вот ее улыбка угасла. По выражению лица Стюарта она поняла, что случилось нечто непоправимое.

— Айво, в чем дело? Ты все время молчишь. — Она, не отрываясь, смотрела ему в глаза и не выпускала его руку из своих. — Айво!

У него на глазах опять невольно выступили слезы, и Беттина побледнела. Айво бережно взял ее к себе на колени. Она не противилась, будто понимая, что нужна ему, а он нужен ей. Беттина прильнула к Айво, ожидая, что он ей скажет.

— Беттина… Джастин… — к горлу подступали рыдания, и он, как мог, сдерживал их. Надо быть сильным. Ради Джастина. Ради нее. На этот раз она напряглась в его объятиях и, сделав резкое движение, освободилась.

— Что, Айво? — в глазах стоял ужас, а руки дергались, словно испуганные птицы. — Несчастный случай?

Айво покачал головой, затем медленно поднял глаза, и тогда Беттина поняла, что страх ее не напрасен.

— Нет, любимая. Он умер.

В первое мгновение она ничего не поняла, не хотела понимать. Ее окатила волна оцепенения, и в комнате все, казалось, застыло.

— Как? — руки у нее нервно затряслись, а глаза забегали. Она смотрела то на Айво, то на свои руки. — Как, Айво? — она в тревоге вскочила и отошла в дальний угол комнаты, словно, убежав от него, она могла убежать от страшной правды. — Что ты несешь? — теперь она, давясь слезами, кричала срывающимся, озлобленным голосом, но выглядела при этом такой беззащитной и хрупкой, что ему захотелось вновь взять ее на колени.