Жан-Клод прерывисто вздохнул, потер переносицу.
– Уж наверняка не добрый и не заботливый. Холодный, бесчувственный, может, даже жестокий, но никак не добрый.
– Я заметила, как он схватил ее. – Полли вздрогнула. – У него такие грубые руки, у Кристины останутся синяки.
– Проклятие! – Жан-Клод ударил кулаком по каминной доске. – Я чувствую себя совершенно бесполезным. В ее глазах я видел ужас и отвращение, когда Делакруа уводил ее. А теперь просто сижу и оплакиваю ее судьбу, словно какой-то бессильный старикашка.
Полли подошла к нему, обняла за плечи.
– Не корите себя. Что мы можем сделать? Как бы мы ни презирали этого человека, он ее муж и обладает всеми правами.
– Если бы я был моложе, то избил бы его до полусмерти. – Граф посмотрел на свои узловатые руки со старческими пятнами. – Я стал слишком слаб и не в состоянии защитить от опасности собственную внучку. – Годы берут свое, дорогой, – мягко проговорила Полли.. – Даже вы не можете оставаться неподвластным времени. – Вы, как всегда, правы, моя милая. – Положив руку Полли на талию, он притянул ее поближе. – Меня особенно тронуло, как Рид, забыв о себе, пытался защитить Кристину.
Полли прижалась к нему.
– А она заступалась за него. Когда Делакруа насильно уводил ее, она продолжала твердить, что Рид невиновен.
– Я все еще слышу, как он умолял меня позаботиться о ней, когда солдаты тащили его.
– Они по-настоящему любят друг друга, но, мне кажется, все эти препятствия не дали им возможности признаться в своих чувствах. Как это ни грустно.
– Если бы только мы могли хоть чем-то помочь им! Пока Кристин;! остается в руках Делакруа, опасность очень велика. Я уверен, что Рид, будь он с нами, нашел бы правильное решение.
– Если бы мы смогли убедить магистрат, что Рид невиновен, что Леон убил Гастона! Тогда, освободившись из тюрьмы, Рид нашел бы Кристину и избавил ее от чудовища, за которого она вышла замуж.
Они задумались, понимая всю трудность выполнения этой задачи. Наконец, нарушив унылое молчание, Полли спросила:
– Как вы думаете, где Делакруа ее прячет? Жан-Клод устало провел рукой по лицу.
– Похоже, они с дю Бопре – два сапога пара. Думаю, что он повез се в Брайервуд.
Снова наступила тишина. Оба подумали о том, что Брайервуд представлял собой далекое, уединенное поместье. Слугам можно приказать не обращать внимания на крики о помощи. Мысль о том, что его внучка сейчас одна и напугана, усилила в душе Жан-Клода ощущение того, что надо срочно что-то предпринять. Дверь гостиной распахнулась, и влетела Дульси в наспех надвинутом тюрбане.
– Я услышала новости. Знаю, что еще рано, но вдруг я чем-то могу помочь.
– Это очень мило с твоей стороны, Дульси, – ответила Полли, – но не знаю, кто здесь может помочь.
Дульси стянула свою шерстяную шаль.
– Как жалко мистера и миссус, они такие хорошие люди. Я знала, что придет беда, как только обнаружила ту мертвую птицу. А потом еще черная свечка...
– А как тебе удалось услышать все так быстро? Еще только-только рассвело.
Толстуха шмыгнула носом.
– Так хороший слуга всегда знает, что происходит. И ничего не упускает. – Она прошла по комнате, привычно взбила подушки, аккуратно свернула вязанье. – Хороший слуга знает, что господин любит на завтрак, сколько раз он сходил на горшок и как надо складывать его белье.
Жан-Клод тяжело опустился в кресло.
– Дульси, не заваришь ли нам чаю? Мы всю ночь обсуждали происшествие.
– Конечно. Я принесу вам еще печенье и мед к чаю. – Она остановилась на пороге и нахмурилась. – Чуть не забыла сказать вам одну интересную вещь, которую услышала вчера вечером, Кто-то видел раба дю Бопре, Ролло; он крался от вашего дома в то утро, когда мы нашли птицу. Ну, что скажете? – И, не дожидаясь ответа, она вышла.
В глазах Жан-Клода загорелся огонек надежды.
– Личный слуга, такой, как Ролло, должен был сопровождать своего господина за границу.
– Вы полагаете?.. – начала Полли.
– Я не мог не заметить, как странно он вел себя в тот день, когда принес приглашение посетить Брайервуд.
Теперь уже Полли принялась ходить по комнате. – Прежде всего нам надо спасать Кристину. Делакруа смотрел на нее с такой ненавистью, что, боюсь, у нас мало времени.
– Стоит попытаться. – Жан-Клод встал. – Я отыщу Ролло.
Лицо Полли озарила улыбка, яркая, как солнечный луч после грозы.
– У меня есть идея...
Этьен бесстрастно наблюдал за Кристиной, съежившейся в дальнем углу кареты дю Бопре. Они ехали уже несколько часов; путешествие занимало больше времени, чем обычно, из-за размытых дождями дорог. Леон предпочел поехать верхом, пообещав встретить их в своем поместье. Кристина потеряла ощущение времени. Казалось, прошла целая вечность с тех пор, как Этьен забрал ее с бала. Они заехали к ней домой, только чтобы забрать оставшиеся драгоценности. Ей не было позволено ни забрать свои вещи, ни даже переодеться. Окна кареты были занавешены, и она не могла выглянуть, так же как никто не мог видеть, что творится внутри. По приказу Этьена дверцу кареты заперли снаружи, чтобы не позволить Кристине выпрыгнуть на ходу. С ее щеки еще не сошел отпечаток руки Этьена – так он выразил свое недовольство, обнаружив, что великолепное бриллиантовое ожерелье, когда-то главное украшение коллекции его матушки, теперь разобрано. Кристина понимала, что любая малейшая причина может вызвать новый взрыв его гнева. Ощущая тяжесть холодного взгляда Этьена, она постаралась прикрыть плечи. Если он хотел внушить ей чувство пойманной в ловушку, запертой в ограниченном пространстве, то ему это удалось. Ко всем ее несчастьям добавлялась еще мысль, что каждый оборот колес уносит ее все дальше и дальше от Рида. Было слишком больно вспоминать, как солдаты тащили его из зала. Он приговорен до конца жизни отвечать за преступление, которого не совершал, и тяжко трудиться под палящими лучами солнца до тех пор, пока не умрет.
Как это страшно и как несправедливо! Ее проблемы по сравнению с этим ничто.
– Кажется, восстание рабов на острове никак на тебе не отразилось, дорогая, – сухо заметил Этьен. – Ты нисколько не изменилась.
– То же самое можно сказать и о вас, месье. Он хрипло рассмеялся.
– А ты не очень наблюдательна. – Он указал на свою левую руку. – Это чудо, что я выжил. Но рука пострадала. Хирург сказал, что повреждены нервы и вряд ли я смогу действовать ею, как прежде.
– Мне очень жаль, – пробормотала Кристина, не зная, чего он ждет от нее.
– Лгунья! – рявкнул Этьен. – Тебе совсем не жаль. Она прижалась к полушкам, удержавшись от язвительной реплики.
Он снова взял себя в руки.
– К счастью, у меня всегда была реакция, как у кошки, и мне всегда везло. Благодаря специальным упражнениям я как следует развил правую руку – говорю это на случай, если у тебя появятся глупые мысли.
Кристина презрительно взглянула на него.
– Вы с месье дю Бопре предусмотрели все, чтобы лишить меня возможности сбежать.
– Мне нравится его изобретательность, – с мерзкой улыбкой проговорил Этьен. – Запоры на дверях кареты – его идея. Их можно будет снять, когда мы приедем в Брайервуд. А пока что они не позволят тебе совершить необдуманного поступка.
– А что сможет удержать меня, когда мы окажемся в поместье? – с вызовом спросила Кристина.
Бледные глаза Этьена злорадно блеснули.
– Вот подожди, увидишь покои, которые мы тебе приготовили. Как раз для графини.
Страх охватил ее, заставив вздрогнуть. Она постаралась говорить ровным голосом, задавая первостепенный для себя вопрос.
– Что вы намерены со мной сделать?
– Ты должна понимать, что я не могу позволить тебе жить дальше.
Полное отсутствие интонации в его голосе делало угрозу еще более зловещей. Кристина словно превратилась в мраморную статую. Она умрет от его руки. Последнее, что она увидит, будут эти мертвенно-голубые глаза, с удовольствием наблюдающие, как жизнь покидает ее тело. Постепенно ужас в ее душе сменился глубокой печалью. Она так много не сделала, не сказала! Если бы можно было все переиграть, она призналась бы Риду, что любит его. Какой же трусихой она была! Так и не посмела произнести вслух слова, которые жили в ее сердце. А теперь остается только жалеть об этом.
Широко зевнув, Этьен вытянул ноги.
– Этот твой наряд греческой богини напомнил мне нашу первую ночь. Ты выглядишь... невинной. Это так? Или твой мерзавец лишил меня привилегии быть первым дли тебя?