– Бедная… Но ты вовсе не виноват!
– Не знаю. Пусть бог судит. Но дело в другом. Бобр, он… Я думаю, Даша Рябинина ему очень нравилась. И он тоже хотел танцевать с ней – поэтому и пришел на этот бал.
– Зачем он поджег ей платье? От ревности?
– Конечно, так проще все объяснить – от ревности несчастный Бобр чуть не сжег заживо бедную девочку! – мрачно воскликнул Арсений. – Но что за уродливая, больная любовь, если она толкает человека на столь дикие поступки! И потом, этот Бобр ничуть не раскаялся – он не извинился перед Дашей, он ни разу не заглянул к ней в больницу, он не пытался хоть как-то объяснить свой поступок. Ходил со своим всегдашним сонным, невозмутимым видом – глаза такие сонные, ясные, пустые-пустые! Возможно даже, он и не любил ее вовсе, а только хотел любить, но у него ничего не получалось. Вдруг позавидовал нам с Дашей, на том балу, я ведь так думаю, мы выглядели счастливыми, очень счастливыми. Он подошел к ней в перерыве в школьном коридоре, выгадав момент, когда рядом никого не было, и потребовал, чтобы Даша танцевала и с ним. Она отказалась – вероятно, слишком поспешно, даже со страхом. Она ведь боялась потерять меня! И тогда Бобр бросил зажженную спичку ей на подол. Синтетическое кружево вспыхнуло мгновенно…
– Его наказали? – дрогнувшим голосом спросила Маруся.
– Нет. Я, разумеется, рассказал обо всем, как только узнал правду. Донес на Бобра директрисе – старой, очень мудрой тетке, которую мы между собой звали Тортиллой… Она этого дела оставлять не стала, и, разумеется, Бобр получил бы по полной программе, но Даша вдруг стала все отрицать.
– Бобр угрожал ей?
– Нет. Она не хотела скандала, она не хотела быть в центре внимания – я уже упоминал, что после этого случая у нее что-то повернулось в голове. Она не сошла с ума, она просто стала другой. Когда к Бобру весь педсовет подступил с допросом, он заявил, что Рябинина оболгала его. Она якобы курила и сама случайно уронила спичку себе на платье. Но Даша вообще не курила!
– Она сказала об этом?
Арсений отрицательно покачал головой.
– Ей было уже все равно. Она стала какой-то равнодушной, нерешительной, упрямой. Она перестала что-либо чувствовать ко мне, словно Бобр заразил ее своей нелюбовью. По-хорошему, после этого происшествия ее следовало срочно направить к психологу, психоаналитику, который помог бы ей преодолеть этот стресс, но в те времена это было не принято, да и психоаналитиков еще поискать надо было… Словом, уличить Бобра не удалось. Тортилла, конечно, чувствовала, что я говорю правду, что Бобр виноват, но понимала также – доказать это было уже невозможно. Он все отрицал, Даша все отрицала, свидетелей не было, мое заявление – голословное… Тортилла провела с Бобром очень серьезную беседу – дескать, дай только повод! – и он затаился. До выпускных экзаменов оставалось всего полгода…
– Что было с Дашей потом?
– Ничего. Она закончила школу, пошла работать продавщицей в универмаг. Подстриглась очень коротко, растолстела, вышла замуж, родила. Однажды я встретил ее, уже после армии, она отвернулась, словно не узнала меня.
– А Бобр? Что стало с ним?
– Не знаю. Но когда выяснилось, что никакого наказания он не понесет, я словно с цепи сорвался. Я следовал за ним неотступно, я дразнил его, я пытался вывести его из себя, я хотел изничтожить его! Я ненавидел его. Все последние полугодие я только и делал, что смотрел на него – не понимаю, как только дырку не прожег в нем своим взглядом. И чем больше я его узнавал, тем больше поражался. Он – урод. Душевный инвалид… Чудовище! Я не скрывал своих чувств, я все время сообщал, что о нем думаю. Но, ты знаешь, он все сносил – видимо, боялся директрисы, помнил о ее обещании. И только однажды, перед выпускными, заявил, что отомстит мне. Он сказал – «Бережной, ты у меня когда-нибудь за все заплатишь. Я тебя убью».
– О господи! – вздрогнула Маруся.
– Но ты не бойся, я его больше не видел. Он пропал. Не знаю, где он сейчас и что с ним. Да и вообще, юношеским обещаниям не стоит верить. Все проходит, люди меняются… Наверняка Бобр и думать обо мне забыл! Но я тебе рассказал всю эту историю потому, что хотел сказать – не у всех людей есть способность любить. Есть индивиды, чьи сердца холодны уже с самого рождения. Они не знают той грани, которая разделяет добро и зло, они вносят хаос в этот мир.
Маруся обняла Арсения. Она чувствовала тепло его рук, слышала, как сильно бьется его сердце.
– Ты такой хороший… – пробормотала она. – Ты очень хороший человек – знаешь?
Он молча поцеловал ее.
– И ты талантливый… Я уверена, ты гениально сыграешь этого своего героя… Назанского!
Арсений засмеялся, обнял Марусю еще сильней.
– Я влюбился в тебя с первого взгляда, – сказал он. – Это потому, что я искал тебя всю жизнь. Именно тебя. А когда увидел – сразу узнал!
– А вовсе не потому, что я напомнила тебе Дашу Рябинину? – с добродушной иронией спросила Маруся.
– О нет! Это она была похожа на тебя – на ту, которую я искал все время… И только ты, одна ты – настоящая.
У него на руках Маруся незаметно провалилась в сон. Арсений перенес ее на кровать, осторожно раздел, лег рядом. Сквозь дрему она чувствовала, как он гладит ее по волосам, как целует плечо. В этих легких прикосновениях, в этой ночной тишине, в тепле, которое шло от его тела, заключалось все счастье мира. «Я бы хотела всю свою жизнь, до самой последней минутки быть с Сеней… – точно облако проплыла через Марусин сон ленивая мысль. – Я бы хотела умереть вместе с ним. Одновременно. Теперь понятно, почему в старых сказках говорилось о влюбленных – они жили долго и умерли в один день…»
На следующий день она проснулась поздно, с тяжелой головой.
– Ох, Сенька… Ты как себя чувствуешь?
– Неплохо, – бодро отозвался тот. Арсений обладал способностью пить, но не пьянеть и не страдать от похмелья на следующий день. Его организм легко переваривал любые дозы любого алкоголя.
– Нет, я, конечно, понимаю, что это необходимо для роли, ведь твой Назанский, насколько я поняла, тот еще пьяница… – забубнила недовольно Маруся.
– Абсолютно неправильное восприятие моей профессии! – засмеялся Арсений. – Хорошо сыграть пьяного может только абсолютно трезвый актер. Это факт! Поэтому не думай, что я теперь каждый день буду поклоняться Бахусу…
…Через неделю начались съемки «Поединка».
Это было самое лучшее время в жизни Маруси и Арсения. И в первую очередь потому, что фильм снимался в совершенно особенной атмосфере – ею были заражены и все те, кто в нем участвовал, и обслуживающий персонал, и те, кто хоть раз побывал на съемочной площадке.
Сценарий был превосходен, режиссер Михайлов – в ударе, актеры – на подъеме. Даже сама погода способствовала этому. В ноябре, выдавшемся очень теплым, снимали весну – то время года, когда деревья стоят голые, когда сельские дороги после осенних дождей напоминают также и об апрельской распутице…
Зимой были павильонные съемки, в марте, тоже выдавшемся очень теплым, снова снимали весну (апрель), а в апреле, когда все быстро зацвело и стала пробиваться первая травка, – лето.
Постоянно приезжала пресса, у актеров и у Михайлова то и дело брали интервью. «Поединок» экранизировали не единожды – разные режиссеры, в разные времена, но сейчас витало мнение, что именно этот фильм станет событием и что его ждет необыкновенное будущее.
В главных ролях были заняты звезды российского кинематографа, а Евгений Марушин, игравший Ромашова, ради этой роли даже сделал пластическую операцию, сильно его омолодившую (по книге – Ромашову было немногим более двадцати)… Об Арсении Бережном мало кто знал, но пресса «открыла» его для публики: «Талантливый актер, лишь по недоразумению остававшийся незамеченным до сих пор, поражает своим глубоким проникновением в роль. Тонкий психологизм, филигранная игра, трагическое обаяние…» и т. д. и т. п.
– Любят они поднимать шумиху! – как-то заметил Арсений, отшвырнув от себя газету. – Совсем эти журналюги зарапортовались!
– А что такое, Сенечка? – с любопытством спросила Маруся.
– Да они моего героя чуть ли не Христом сделали! Ну да, у Назанского много проповедей и морализаторства этого… Но он – просто несчастный, сломанный человек, спившийся от беспросветной армейской службы!
Маруся мечтала посмотреть фильм целиком, уже в готовом виде.
В середине мая съемки закончились и надо было приступать к монтажу и озвучиванию.