– Ишь, какая сердитая! – вполне добродушно засмеялся тип. – Я, знаешь, после работы, устал как собака… Хотел посидеть где-нибудь, расслабиться, а все кабаки забиты под завязку, сесть даже негде… Или какие-то частные вечеринки, блин! – он сплюнул в сторону. Если задуматься, этот человек не угрожал ей, он просто жаловался на жизнь, но у Маруси по спине побежали мурашки.

– Отстаньте от меня.

– А, ну да, ты же замужем… – снова засмеялся тот. «Господи, он же все, все помнит! Я ему тогда сказала, что замужем…» – Боишься, что супруг ревновать будет?

Он ловким и совершенно незаметным движением перехватил ее за плечи – Маруся даже опомниться не успела, как они уже стояли под деревьями, чуть в стороне от дороги. Его руки были каменными, тяжелыми – у Маруси возникло ощущение, что могильная плита легла ей на плечи.

– Милиция! – тоненько запищала Маруся.

Никто из прохожих даже головы в их сторону не повернул. Со стороны они, наверное, выглядели обыкновенной ссорящейся парочкой: он терпеливо просил прощения и обнимал ее, а она, вздорная и капризная, упрямо вырывалась…

– Скотина! – с ненавистью выдохнула она.

– Не ругайся, детка, – с равнодушной лаской усмехнулся незнакомец, а потом ладонью приподнял ее голову вверх. Если бы этот человек захотел, то он, наверное, запросто смог бы свернуть Марусе шею, как цыпленку.

Он хотел поцеловать ее – его большая, бесстрастная физиономия была совсем рядом, чужие деревянные губы раздвинулись – и стали видны передние зубы, такие крупные, что были похожи на лошадиные. От него ничем не пахло – абсолютно ничем, лишь скучным ароматом стирального порошка слегка веяло от рубашки… Как будто этот мужчина и человеком не был. Призрак, фантом, явившийся к Марусе из беспокойного сна, или горячечная галлюцинация из тех, какие возникают во время сильной простуды. Но она не спала сейчас и не была больна!

Марусе отчаянно захотелось вырваться – настолько сильно, что она была готова пожертвовать своей жизнью. Она рванулась так, что почувствовала, как у нее захрустели косточки, ударила головой мужчине в подбородок.

– Ай… да что ж ты делаешь! – сипло отозвался тот, но Маруся, бывшая спортсменка, не дала ему опомниться. Вдавила каблук-шпильку в ногу негодяя. От боли тот ослабил объятия, и Маруся моментально выскользнула из них и, как и в первый раз, отбежала на безопасное расстояние.

– Вот дрянь… – простонал тип, болезненно сморщившись. – Ты ж меня насквозь проткнула!

Прихрамывая, он попытался сделать шаг – и тихо выругался, после чего угрожающе добавил:

– Ну, только попадись мне еще… Только попадись!

Но Маруся не стала слушать его – она побежала вперед, скользнула в подземный переход, затем, на другой стороне улицы, нырнула в метро. Быстро миновала турникет, заскакала по эскалатору вниз, то и дело рискуя сломать ноги на своих шпильках…

От волнения у нее все перемешалось в голове, и, выйдя из метро, Маруся поняла, что оказалась в центре, рядом со своей старой квартирой. «Ничего, сегодня здесь переночую…» Она не хотела возвращаться на улицы города, словно «старый знакомый» мог подстерегать где-нибудь.

…В родной коммуналке было тихо, бубнил телевизор в комнате Алевтины Климовны:

– …большое распространение во всем мире получило обеззараживание воды методом хлорирования. Под действием хлора погибают находящиеся в воде бактерии. Одновременно хлор окисляет органические вещества. Поэтому хлорирование – хорошее средство и для борьбы с возникающими в воде мельчайшими водорослями. Дозу хлора устанавливают пробным хлорированием так, чтобы в 1 литре воды, поступающей к потребителю, оставалось не менее 0,3 мг и не более 0,5 мг хлора, не вступившего в реакцию. Этот остаточный хлор – надежный показатель обеззараженной воды. Но для здоровья этот остаток весьма и весьма вреден. Очистить воду можно также путем озонирования или подвергнув ее ультрафиолетовому излучению. Преимущества этих процедур…

Словно в насмешку потянуло каким-то странным запашком.

Маруся заглянула на кухню – Виталик в синих тренировочных штанах, которые были ему уже давно малы, в короткой оранжевой майке, задравшейся над идеально круглым животом, задумчиво стоял у плиты. В пятилитровой кастрюле что-то бурлило, начиная закипать – и волны странного запаха потихоньку распространялись по квартире.

– Маруся? Привет! – обернулся Виталик. Лицо у него было опухшим, землисто-серого цвета, с нездоровым румянцем на скулах, рыжие волосы завязаны в хвост с помощью бельевой резинки. Маруся вспомнила, что Виталик из каких-то соображений не так давно перешел с водки на пиво. От пива он очень сильно опухал и мало что соображал, становился вялым. Впрочем, водка на него действовала тоже не самым лучшим образом.

– Привет. А что это ты готовишь?

– Да вот, борщ варю. Угостить? – любезно предложил Виталик. – Захотелось горяченького…

Маруся из-за его плеча заглянула в кастрюлю – странное варево сизо-фиолетового цвета бурно испускало голубоватую пену, в которой мелькали серые комочки чего-то (мяса? тушенки? супового набора?) и переваливались с боку на бок огрызки овощей. Судя по всему, картошку Виталик забыл почистить…

– Нет, я не голодна! – поспешно сказала Маруся. – Только что из ресторана…

– А твой где?

– Ой, у него столько работы… Надо не забыть позвонить Арсению, а то он волноваться будет! – спохватилась Маруся. За плитой, на кафеле, которым была выложена стена, извивались причудливые бурые разводы, уже совершенно окаменелые, отчетливо выпуклые, словно зарождающиеся сталактиты. Результаты прошлых кулинарных изысков Виталика… Алевтина Климовна готовила редко, питаясь в основном ванильными сухарями и диетическим творогом.

– Как у вас дела?

– Хорошо. А вы с Алевтиной тут как?

Виталик передернул круглыми дряблыми плечами. «Сколько ему сейчас? – попыталась вспомнить Маруся. – Господи, да всего сорок три!»

– Надоела она… – вяло произнес Виталик. – С утра до вечера телевизор включен. Вышивает цветочки свои и слушает какую-то ерунду… Что за жизнь у нее!

– А у тебя? – осторожно спросила Маруся.

Виталик бросил ложку, которой помешивал суп, в ржавую мойку и сел на кособокий табурет у окна. С треском почесал затылок.

– Я, Манечка, к сожалению, человек философского склада ума, – уныло произнес он. – Я, может быть, один из немногих, кто не питает никаких иллюзий насчет жизни… Ничего нет и, что хуже всего, ничего и не будет.

– Ты опять?

– Опять! – тряхнул он головой. – К чему все это трепыхание, называемое жизнью? Люди мечутся – покупают, продают, сходятся, расходятся, учатся, работают, интриги плетут, как будто смерти нет, как будто все они бессмертные!

– А что надо делать?

– Я не знаю! – с тоскливым раздражением воскликнул Виталик. – Я тут давеча сдуру брякнул: «Климовна, чего глаза портишь – ведь все равно твой бисер на помойку выбросят, как помрешь!» Она аж затряслась вся, обозвала меня нехорошим словом.

– И правильно обозвала! Разве было бы лучше, если б она сидела целыми сутками, сложив ручки, и думала только о смерти?..

Пена внезапно поднялась шапкой и с шипением стала стекать по облупленным бокам кастрюли. Виталик не шелохнулся, и тогда Марусе пришлось поспешно убавить огонь.

– Вот ты, Манюня, конкретно ты – счастлива?

Она улыбнулась:

– Да-а…

– И ты не думаешь о том, что рано или поздно твое счастье кончится?

– А почему это оно должно кончаться? – обиделась Маруся.

– Да потому, что в этом мире все настолько ненадежно и шатко, что ни на что надеяться нельзя! – с досадой заявил Виталик и опять почесал живот с круглым, вывернутым наружу пупком.

– И что ж мне теперь – сидеть и тоске предаваться, как ты? Ну, пускай, все конечно, все ненадежно, но я хоть одному дню, но порадуюсь! – упрямо возразила Маруся. – Вон мотылек… – Она указала на ночную бабочку, бившуюся в окно. – У него и жизни-то – всего день! Но он все равно что-то делает, выполняет какую-то программу…

– Вот именно – программу! – Виталик поскреб теперь уже поясницу. – А я человек, я понимаю, что программу в меня вложили, а на самом деле – ничего нет. Ничего! Холодным разумом оцениваю действительность – суета сует и томленье духа!

– Что же делать?

– Я же говорю – не знаю. Иногда думаю – лучше бы вообще не рождаться… И зачем я родился, а? Чтобы с муками, страданиями, постоянно преодолевая какие-то препятствия, оттрубить свой срок на земле и уйти в могилу? Зачем начинать, если конец давно известен?!