Следующие полчаса Маруся провела во дворе, расхаживая между деревьев. Играли неподалеку дети в песочнице, чуть дальше, на дороге, шумели машины…
Урманов мог быть в это время на работе. Или в очередной командировке. Ждать его было почти бессмысленно, тем более что год назад Маруся увидела его почти сразу же, а такая удача два раза подряд не случается. Она могла простоять у дверей этого дома хоть целую вечность, так и не увидев Леонида.
«Почему меня так поразило, что он – конструктор, человек, который придумывает и делает аттракционы? Наверное, потому, что в этом есть нечто безобидное, доброе, смешное, близкое к детству… Разве злодей может придумывать то, что потом приносит радость и веселье другим людям? Все равно как если бы Леонид был дизайнером плюшевых игрушек, что ли!» Маруся усмехнулась, но в этот момент подъездная дверь распахнулась и из нее вышел тот, кого она хотела видеть. Словно повинуясь ее неслышному зову…
Но, к сожалению, не один.
За Урмановым шла, цокая по асфальту шпильками серебристых сапожек, потрясающей красоты брюнетка.
– …Лёнчик, значит, договорились – ты в следующую субботу приедешь ко мне в Пушкино.
– Регина, в субботу не смогу.
– А в воскресенье?
– Да, пожалуй, тогда в воскресенье. Хотя погоди – это ж у нас последнее воскресенье месяца? Нет, ничего не получится, я занят! Я тебе позвоню послезавтра, хорошо?..
Маруся повернулась и быстро пошла в другую сторону – противоположную той, куда двигалась парочка.
У нее словно все окаменело внутри. «Скотина… – с холодным презрением подумала она. – Ох, какой же ты скотина, Леонид Урманов! С этой красоткой… Хотя очень хорошо, что я собственными глазами увидела все это безобразие! Теперь я не буду думать о тебе, не стану строить никаких иллюзий. Ты больше не существуешь для меня. Ты действительно не способен любить. Потому что если бы ты любил меня, то шел бы сейчас один, без этой Регины!»
…Перед тем как сесть в машину, Урманов медленно огляделся.
– Лёнчик, ну ты чего? – нетерпеливо позвала его Регина, уже расположившаяся на переднем сиденье. – Я на работу опаздываю… Лёнчик!
В апрельском прохладном воздухе носилась какая-то тревога. Тревожно, грозно курлыкали голуби, бегая друг за другом по асфальту и совершенно не обращая внимания на прохожих…
Урманов, так и не найдя вокруг ничего примечательного, раздраженно пожал плечами и сел в автомобиль.
– …перинатальная психология изучает психическую жизнь ребенка в тот период, когда он еще находится в материнской утробе. Это наука о связи плода, а также новорожденного – с матерью, о влиянии ее психической жизни на ребенка. Предполагается, что события, происходящие во время беременности, родов, послеродовом периоде, влияют на подсознание и на формирование поведенческих реакций на взрослого человека, – вещала лектор.
Маруся прилежно посещала занятия для беременных в женской консультации.
– Каким образом? – подняла руку беременная, сидевшая в первом ряду – самая активная в их группе.
– Например, у желанных детей психический потенциал выше. Также не особенно хорошо, когда ребенка сразу после родов разлучают с матерью: есть теория, что потом, уже будучи взрослым, человек рассматривает свою свободу и независимость как обузу. Но вы не беспокойтесь, женщины, – считается, что хорошим уходом и любовью можно компенсировать весь тот негатив, который мог возникнуть в перинатальный период!
– А каким образом общаются мать и ребенок? – опять подняла руку активистка в первом ряду.
– Ну, во-первых, через маточно-плацентарный кровоток. Через плаценту передаются гормоны, уровень которых частично управляется эмоциями. Второй путь – электромагнитное излучение органов матери. И, наконец, третий – через водную среду организма, ведь вода – это мощный энергоинформационный проводник! Можно ли внутриутробно воспитывать ребенка? Есть теория, что можно. Главное – это достаточное количество положительных эмоций, испытываемых матерью. Классически беременным предлагается смотреть на красивое, на море, на природу. Ходить на выставки, любоваться произведениями искусства, слушать музыку… Также очень полезны пешие прогулки, занятия специальной гимнастикой, во время которых мать испытывает «мышечную радость» – а эта радость, в свою очередь, передается и ребенку.
Маруся невольно вспомнила вчерашний день, как она увидела Урманова с красоткой. «Господи, мой бедный ребенок получил столько негативных эмоций! – расстроилась она. – Надо срочно все это компенсировать!»
Всю весну Маруся прилежно ходила по выставкам и концертам. Даже дней за десять до предполагаемых родов она отправилась в Дом художника, благо чувствовала себя превосходно, лишь иногда к вечеру у нее начинала уставать спина.
Было часов одиннадцать утра – в метро было спокойно и свободно. Утренний час пик кончился, а до вечернего еще далеко.
Она вышла на «Октябрьской», перешла через дорогу. Ярко светило солнце, было очень тепло и как-то особенно, по-весеннему, благостно. Единственным минусом являлись машины, скопившиеся на дороге. Они нетерпеливо гудели, но, увы, пробка от этого не рассасывалась.
Маруся была в самом начале улицы Крымский Вал, когда вдруг вспомнила. Вспомнила, почему всегда избегала этого маршрута, а когда увидела вдали Крымский мост, ей стало совсем не по себе.
«Бедный Сеня… Господи, ну почему так?» – подумала она и смахнула с лица слезы. В последнее время она легко плакала, легко смеялась – вот и сейчас слезы на глазах выступили моментально, стоило ей только представить своего возлюбленного, единственного и неповторимого Арсения Бережного, которого она потеряла навсегда. Правда, в этих воспоминаниях не было уже той смертельной тоски, что владела ею раньше, лишь одна приглушенно-горькая, словно этот дымный московский воздух, печаль.
Она беспомощно огляделась, ища то, что смогло бы ее отвлечь, и совершенно неожиданно увидела в одном из автомобилей претенциозно фиолетового цвета знакомый профиль. Остановилась, замерла.
Да, так оно и было – у самого тротуара в машине находился за рулем ее турецкий «знакомый незнакомец», с расстегнутым ремнем безопасности и курил, безнадежно-презрительно поплевывая в окно, – видимо, стояние в пробке уже успело ему изрядно надоесть. Не узнать этого человека было невозможно – в нем было нечто такое, что мгновенно выделяло его из толпы. Эта огромная голова, этот взгляд, в первый момент даже казавшийся добродушным, эта вялость и одновременно собранность в жестах. Палач и жертва в одном лице.
Уже третий раз в своей жизни Маруся сталкивалась с ним!
Вероятно, почувствовав на себе ее взгляд, он лениво обернулся и некоторое время тоже смотрел на Марусю, стоявшую у края тротуара с прижатой к животу сумочкой.
Потом потянулся в ее сторону, опустил боковое стекло.
– Привет, Изаура!
Маруся в ответ только захлопала глазами, находясь в каком-то эмоциональном ступоре.
– Нет, ну надо же… – хмыкнул тот. – Тесен, тесен этот мир!
Его рука перевешивалась через окно – огромная, безволосая, белая рука, больше похожая на бревно с большими белыми пальцами. Из таких лапищ вряд ли вырвешься…
– А ты, я вижу, на сносях, – констатировал он, указав пальцем ей на живот. – В твоем положении дома уже надо сидеть, а тебя понесло куда-то! Как муж-то там твой поживает?..
В его голосе была ленивая насмешка и вместе с тем нечто такое… зависть, что ли? Только как будто он не ей завидовал, а ее мужу (хотя такового не существовало вовсе – но откуда ж «старому приятелю» об этом знать!). Ведь в первую их встречу, еще в Турции, Маруся прямо заявила ему, что замужем.
Она внезапно увидела себя словно со стороны – в зеленовато-голубом широком платье, голубых сандалиях, с тонкими руками и ногами, большим животом, длинными, вьющимися на ветру волосами, с блестящими от недавних слез глазами. Трогательное, беспомощное создание, слишком слабое и нежное, чтобы противостоять грубой силе. Слишком невинна и… слишком желанна.
Именно так – только сейчас Маруся поняла, что к ней испытывает этот странный человек, почему помнит, почему каждый раз не может пройти спокойно мимо. Она вызывает у него желание – вот почему. Даже сейчас, даже такой. Может быть, еще сильней, еще ожесточенней и нетерпеливей – такой, с чужим ребенком под сердцем. Ведь он сам хотел владеть ею, держать в своих лапах, не выпускать. Заполнить ее только собой…
– Чего так смотришь, Изаура? – фыркнул он. – Боишься? Напрасно… Садись, подвезу.