Егор потянулся к Марусе, и она ревниво выхватила его из рук Журкина.

– Сколько мы с тобой ни старались, у нас ничего так и не получилось, – печально улыбнулся Жэ Жэ. – И ни с кем у меня ничего не получилось.

Он говорил о детях.

– Еще получится… – буркнула Маруся, сажая сына обратно в коляску.

Журкин затрещал пальцами.

– Нет, милая моя Марусечка… Я тут недавно анализы пошел сдавать – так вот выяснилось, что никогда не получится. Не быть мне отцом.

Маруся поежилась – ей почему-то стало жаль бывшего супруга.

– Ничего! – обнадеживающе провела она ему по волосам. – Деньги у тебя есть, устроишь себе искусственное оплодотворение, в пробирке…

Журкин вытаращил глаза и захохотал:

– Боже, Маруся, ты такая прелесть… Слушай, а если поступить проще – мы сходимся, и я усыновляю Егорку… А, как ты на это смотришь, Егор? – Он подмигнул мальчику. Егор ничего не ответил и с ожесточением принялся грызть перекладину на коляске.

Маруся остолбенела.

– Ты серьезно, Журкин? – наконец неуверенно пробормотала она.

– Вполне. Что тебя смущает?

– Н-нет, ты шутишь…

Он взял ее за плечи, повернул к себе. Его светло-карие глаза находились совсем близко, и в них не было и тени насмешки. Маруся почувствовала себя совсем неуверенно.

– Счастье не купишь, Маруся, – это страшно банально звучит, но факт. Ты – это единственное, что я хочу от жизни. Мне ничего больше не надо, – серьезно, даже холодно произнес Журкин. – Возможно, каким-то баловням судьбы достается все и сразу – деньги, любовь, удачная карьера, слава, здоровье… Только я сомневаюсь, что они способны это оценить. Мне тридцать шесть лет, Маруся, и я уже понял, чего мне надо.

– Чего же?

– Я же сказал – тебя. Только тебя. Одну тебя.

– Я не одна, как ты видишь… – Маруся растерянно указала на сына.

– Я люблю детей. Если ты помнишь, я всегда их хотел… Так славно о ком-то заботиться! – Он попытался улыбнуться, но вместо этого лицо как-то странно перекосило на одну сторону, словно Жэ Жэ изо всех сил пытался сдержать слезы. – Он еще совсем мал, он будет считать меня отцом.

– Женечка, ну что ты такое говоришь…

– Маруся! – он слегка встряхнул ее. – Я тебя тысячу лет знаю – ты самая лучшая женщина на земле… Кого еще мне искать?! Я, когда шел сейчас к тебе, думал – как хорошо, если бы Маруся меня простила… Правда, прости меня, а? За все! За то, что так мало любил тебя раньше… Я никогда не стану тебе изменять, я отдам тебе все деньги, я не позволю своей матери вмешиваться в нашу жизнь, я буду образцово-показательным отцом… – Журкин не выдержал и прижал Марусю к себе.

– Ты плачешь? – с ужасом спросила Маруся, чувствуя, как дрожит Журкин.

– Нет, я в порядке… – Он тихо, счастливо засмеялся—и вдруг принялся ее целовать. Маруся была потрясена – она не знала, что ей делать, и покорно позволила осыпать себя поцелуями.

– Женя, ну что ты… Женя!..

– А какая ты красивая! – горячо шептал он. – Королева… Принцесса… Ангел небесный!

– Погоди! – наконец опомнилась Маруся. – Да погоди ты! – Она выставила ладонь, заслоняясь от его губ. – Ты что же, делаешь мне предложение, что ли, я правильно поняла?

– Ага, – счастливо сказал Жэ Жэ.

– Второй раз, получается?

– Ага!

– Минутку, минутку… – Она подхватила Егора, которому наскучило сидеть в коляске и он вздумал вылезать из нее. Поставила сына на асфальт, взяла его за руку. – А что скажет Инга Савельевна?

– Да пусть говорит что угодно! – отмахнулся Журкин. – И вообще, деньги не ее, а мои. Ведь наследник Марлен – я!

Маруся вздохнула. Егорка потащил ее вперед – пришлось идти за ним.

– Я не знаю, – нерешительно сказала Маруся. – Я не знаю, что тебе ответить, Женечка. Можно, я подумаю?

– Конечно! – улыбнулся Журкин и так громко затрещал пальцами, что Егор с интересом оглянулся.

– Я подумаю и позвоню тебе, ладно?..

Дома у Маруси все валилось из рук. Она накормила Егора и уложила спать. А сама села у открытого окна. Июль кончался, оранжевое вечернее солнце отражалось в окнах домов, на небе – ни единого облачка, темнели густо-зеленым цветом кроны деревьев внизу… Мир был наполнен тихой, безмятежной гармонией, которая еще острее заставляла Марусю чувствовать свое одиночество.

Предложение Журкина смутило, оглушило ее – о подобном повороте событий и предположить было нельзя!

«Что случилось с его семьей, с Роландом Германовичем?.. Вот уж не думала, что из-за наследства старухи они все перегрызутся! Но мой Жэ Жэ, кажется, был настроен вполне серьезно… А что плохого в том, если я второй раз стану его женой? Ведь тогда сразу решится куча проблем! Во-первых, Егорку не придется сдавать в ясли…» – Она оглянулась – ее мальчик, подложив ладонь под щеку, мирно спал. Он был слишком мал и беспомощен, чтобы уже отдавать его миру! Марусю больше всего мучило именно то, что им придется расставаться каждый день – пусть даже на короткое время.

«Во-вторых, Егорке нужен мужчина, наставник… Журкин станет ему отцом! В-третьих… Господи, да разве я не хочу, чтобы меня любили?! А Жэ Жэ был так искренен, так пылок…» – Она прижала ладони к щекам, на которых все еще горели его поцелуи.

По всему выходило, что отвергать Журкина не следовало, и в первую очередь – из-за сына.

«И зачем только Кристина с Виталькой нашли Леонида?.. Ну пришел он, ну взглянул на Егорку… Да, грохнулся в обморок – но и что с того?.. И снова пропал – неделя уже прошла! Зачем он мне, зачем я ему? У него ведь кто-то есть, я сама видела… И вообще, такой отец нам не нужен!»

В этот момент в коридоре зазвонил телефон. Маруся выскользнула на цыпочках из комнаты, сняла трубку.

– Алло, привет. Слушай, скажи мне номер, пожалуйста.

Голос принадлежал Урманову. Легок на помине! На заднем фоне были чьи-то голоса, какой-то шум, гул…

– Какой еще номер? – с недоумением спросила Маруся.

– Номер подгузников! И марку – я же не знаю, какие именно тебе нужны!

Маруся от изумления замолчала.

– Ты меня слышишь? Алло! Я в магазине, так что лучше сразу скажи, что тебе надо! – напряженным голосом закричал Урманов.

– Мне ничего не надо, – опомнилась она. В самом деле, не принимать же помощь от убийцы Сени! Урманов, конечно, заявлял, что является практически безгрешным, но разве стоит доверять человеческому самомнению?.. Наверное, даже Гитлер не считал себя виновным!

– Перестань. Это глупо. Я же видел, как ты живешь.

Маруся ничего не ответила.

– Я через час приеду, – сказал Урманов. – Все, пока…

…Он нажал на кнопку «отбоя».

С тех пор как Урманов узнал о существовании своего сына, жизнь у него изменилась. Ни в плохую, ни в хорошую сторону, а просто – изменилась. В самом деле, не мог же он, как раньше, продолжать ходить на работу, спорить с коллегами, встречаться с друзьями, сидеть у телевизора, мотаться то в Теплый Стан, то в Пушкино?.. То есть мог-то он все, никто ему не запрещал катиться по наезженной колее, но уже прежнего настроения не было.

Самым простым было забыть о том суматошном дне, когда к нему явилась полная дама по имени Кристина Пескова и просветила насчет Егора.

Какой такой Егор? Какая Маруся? Знать ничего не знаю!

Да и вообще, эта самая Маруся сразу и решительно отказалась от всякой помощи, ни на чем не настаивала, ничего не просила… На «нет», как говорится, и суда нет! Зачем навязываться, если тебя даже видеть не желают?..

Но в то мгновение, когда Урманов заглянул в глаза Егору и увидел в них себя, он уже не мог жить по-прежнему. Там, в этих бессмысленных младенческих глазах, некто или нечто проставил ему, Урманову, цену (или это уже фантазии замученного рефлексиями современного человека?..). Потому он и упал в обморок: понял, какой он в действительности. И сколько будет стоить, если уйдет, если устранится от всего этого.

И потому, переругавшись с начальством, выторговал себе неделю за свой счет. Нанял рабочих, быстренько сделал ремонт на даче – теперь, по крайней мере, на ней можно было жить (хотя, с другой стороны, чего он к этой даче привязался – ведь недели через две погода, как всегда в средней полосе, начнет портиться?.).

Да, и, как уже упоминалось, сразу же прекратил всякие отношения с Региной и добрейшей Гулей Соловьевой – но вовсе не потому, что у него были какие-то планы на Марусю. Просто новому, другому Леониду Урманову эти женщины уже не подходили. Какие подходили – иной вопрос, но с этим потом можно разобраться…