Вадим Ефимов - Македонский юноша

Но раб мотал головой и мычал. Разве мог он сказать правду. Олимпиада все предусмотрела, приказав всем молчать о странной смерти невольного.

Слезы блеснули в глазах царевича. Он хотел со злости ударить раба, но остановился. Что с него взять? Скорее всего это проделки матери.

Его волновало теперь другое. Значит Лаэрт не передал записку Гессионе и она ничего не знала.

Всю ночь Александр не сомкнул и глаза, и лишь косые лучи солнца коснулись его комнаты, он быстро оделся, оседлал коня и поскакал к дому хозяйки своей возлюбленной. Там во дворе уже работали рабыни. Александр высматривал Гессиону, но ее нигде не было.

Наконец он увидел девушку, которая часто ходила с Гессионой за цветами в сад.

— Хайре, красавица! — сдерживая коня, крикнул ей Александр. Но девушка ничего не ответила, лишь отвернулась.

— Ты не узнала меня? Почему ты молчишь? — царевич спрыгнул с коня. — Я вижу гнев в твоих глазах.

Тут рабыня посмотрела на него.

— Царская память видно коротка, — вдруг заговорила она. — Гессиона ждала тебя, она любила тебя.

— Любила? Ждала? Почему ты так говоришь? Что с ней? — Александр схватил ее за руку, но девушка вырвалась.

— Однажды она ушла к морю и больше не вернулась, — почти шепотом произнесла она. — Потом нам рассказали, что ее похитили и увезли далеко на острова.

— Но кто это сделал? — сердце юноши сильно стучало.

— Кто? — рабыня слегка усмехнулась. — Твоя мать. А потом Гессиону продали какому-то рабовладельцу, и она уехал с ним на далекий остров в Эгейском море. Раб от Олимпиады однажды пришел к моей хозяйке и принес деньги. Но она отказалась их брать…

Александр застонал и схватился за голову. Теперь ему все стало понятно. И смерть Лаэрта не была случайностью.

— Я найду ее, обязательно найду, я переверну все острова этого моря, — крикнул Александр. Он вскочил на коня и поскакал к морю. Слезы душили его, он не хотел верить, что потерял Гессиону на всегда.

Остановив коня, юноша упал на песок.

— Гессиона, я обязательно найду тебя! — кричал он в даль моря.

Потом вдруг резко встал. «Письмо от отца — все это подстроила мать, чтобы я не смог помешать похищению Гессионы. Она знала о наших встречах».

Но поругаться с матерью Александр не мог. Это означало конец всем его большим планам.

Вечером он не сказал матери ни слова, лишь взглянул исподлобья[П1] [П2] [П3] [П4], пожелав спокойной ночи.

Пройдет несколько месяцев прежде чем заживут его любовные раны. Александр сильно измениться, станет каким-то нервным и злым. Его будут бояться рабы. Свое 17-летие он встретит один, не пригласив в дом никого из друзей. Все чаще будет убегать к морю и в одиночестве ходить по берегу, вспоминая те теплые и солнечные дни любви.

Наступила весна, природа вновь наполнилась красками жизни, но царевич был по-прежнему холоден к девушкам и редко встречался с друзьями. Все больше находился в обществе отца, который открыто теперь игнорировал Олимпиаду. А в городе поговаривали о его новой свадьбе. Но сын не старался вызвать отца на откровенный разговор. Притом сейчас Филиппу было не до этого. Он вел переговоры с послами других стран и Александр участвовал в них и показал блистательные способности дипломата.

Однажды, когда персидские послы прибыли в Пеллу, а царя не было в городе, Александр принял их, подробно расспрашивал про народ, населяющий их царство, войске, о направлениях и дорогах, законах и обычаях. Послы были удивлены уму и любознательности царевича. Весть об этом сразу же облетела два государства. Александра стали считать прямыми наследником престола, а кто-то заговорил о новом походе, который возглавит сын Филиппа.

О царевиче стали ходить легенды, певцы из Греции и Македонии превозносили его до божественного создания.

Филипп гордился сыном. Он стал делиться с ними важными событиями, но при этом побаивался его. Особенно после того как Александр показал себя превосходным военным стратегом.

Еще в пятнадцать лет он начал делать первые шаги в военном искусстве. Во время войны с Византией Филипп назначил сына наместником в государстве. Именно в это время, по чистой случайности, Александр отправился в поход против вышедшего из союза франкийского народа. В бою был захвачен город названный в честь Александра — Александрополь. А битва при Херонее была выиграна только благодаря личному мужеству царевича. Среди полководцев поговаривали, что Александр унаследовал от отца ум, мужество и хитрость и в любой момент может занять трон. Но это не нравилось Филиппу, хоть он и не показывал вида, но порой сам искал ссору с сыном.

В тот день одурманенный египетским вином Филипп не мог больше слушать лесть своих полководцев, особенно когда речь пошла о сыне. В порыве гнева он прогнал всех и потребовал, чтобы к нему привели Александра.

Царевич не заставил себя ждать. Едва он появился в царском зале, как Филипп громко произнес:

— Надеюсь для тебя не будет новостью моя женитьба на Клеопатре? — он взял кубок с вином и быстро осушил его.

Затем рассмеялся:

— Я жажду любви, и сама Афродита снизошла ко мне. Я влюбился в нее, в племянницу полководца Аттала. Эта прелестная женщина сумеет дать мне то, что не смогла дать твоя мать. Хотя честно сказать, я до сих пор побаиваюсь Олимпиаду. Кроме зла и гнева в ней ничего не осталось…

— Не смей так говорить о моей матери, — Александр был непреклонен. — Она не заслужила этого. Если ты женишься на другой, то я уйду к матери. Пусть твоя новая жена подарит тебе сына.

Филипп со злостью сжал кулаки.

— Учти я не буду на твоей свадьбе, — произнес царевич и отвернулся от отца.

Филипп с минуту молчал, а потом громко засмеялся.

— Ты будешь на моей свадьбе. Ты будешь в кругу моих полководцев и воинов, которые так тебя расхваливают. Если ты не придешь, то слава твоя погаснет.

От этих слов Александр побелел. Чувство гордости и тщеславия заиграли в нем. Он не мог допустить, чтобы о нем подумали плохо, даже если придется поступиться принципами.

Филипп подошел близко к сыну. Было даже слышно, как бешено стучит сердце юноши. Прильнул к его уху и прошептал:

— Я прекрасно знаю своего мальчишку, который ради славы пойдет на все. А матери так и скажи, что я женюсь.

Ужасающий смех заполнил весь зал. Казалось, что смеются стены и ковры, даже рабы как-то косо смотрели на царевича.

Александр опустил голову и вышел из зала. «Отец прав, придется идти на свадьбу». Как бы не складывались его отношения с матерью, он оставался его сыном и прямым наследником престола. Проигнорировав торжество, он вызвал бы массу сплетен и слухов, авторитет его бы пошатнулся.

Все было готово к свадьбе. Резиденция царя сверкала в праздничном убранстве. Верхние комнаты дворца были разукрашены яркими цветами. Другие — обставили позолоченными и серебряными вещами — подарками, которые приносили и присылали знатные люди Греции и Македонии.

Великий царь сидел в окружении приближенных и своих хмельным взглядом рассматривал прибывших гостей.

Александр стоял в стороне слушая песню великолепной тиносской певицы. Полуобнаженные флейтистки аккомпанировали ее низкому голосу. Широкий разлив песни смывал волну грусти и печали с лица юноши. Хотя перед глазами то и дело возникал образ матери, а в ушах звенели ее слова.

«Я не осуждаю тебя, ты вправе делать, то что захочешь. Он твой отец. Иди и пируй. И пусть он знает, что я не пролью ни одной слезинки. Пусть лучше плачет его молодая жена!».

Александр осмотрелся по сторонам. На торжество пришло много знатных, богатых государственных деятелей, политиков и философов. Они также пристально смотрели на Александра, а потом нашептывали что-то друг другу на ухо.

Неожиданно для всех в военной форме появился Аттал, один из самых почетных гостей свадьбы. Через несколько дней он со своим войском должен уйти в Азию, покорять неизвестные земли. А пока он сиял от счастья, сбылась его мечта породниться с царем.

Забили барабаны. Рабы раздули квардницы, извилистые ленты тяжелого ароматизированного дыма потянулись над плитами импровизированной сцены. После финикийские танцовщицы засуетились в кругу. В этот момент перед дворцовой сценой упала занавес тончайшей серебряной ткани, протянутой от одного факельного столба к другому. За ней были выставлены большие зеркала из посеребренных листов меди, отражавшие яркий свет маслянистых лампионов. В миг зазвенели струны, запели флейты и еще восемь гетер появились в свете зеркал. За ними словно в дыму плыла прекрасная девушка в белой прозрачной ткани. На ней сверкали изумруды и ожерелья. Эта была невеста. По залу прокатился восторженный гул. Филипп встал с кресла и в сопровождении трех охранников подошел к ней. Он нежно взял ее за руку и поцеловал. Затем повернулся к гостям и восторженно воскликнул: