Ольга Смецкая - Маленькая балерина

Чайковского потрясла история несчастного Людвига. Он думал, что косвенно виноват в гибели баварского короля. Ведь балет, в котором умирали все герои, увидел свет задолго до смерти Людвига.

– Он безумно любил ее.

Я чуть не подскочила от голоса за спиной и резко повернулась. В двух шагах от меня стояла Раиса с совком, полным фарфоровых осколков. Я и не подозревала, что она в доме.

– О чем вы? – спросила я.

– Он любил ее всю жизнь, – повторила Раиса, не отрывая глаз от портрета.

Я перевела взгляд, и на миг мне показалось, что Одиллия подмигнула мне.

– Вы ведь знаете, что Идочка сидела в лагере?

– Да, конечно.

– Говорят, что это Горелов написал донос, – горячо прошептала Раиса. – Отомстил за то, что она отвергла его. Мне Идочка по секрету рассказывала, что когда-то собиралась за него замуж, но потом встретила другого человека. И Горелов вот отомстил.

– Странная, право, любовь…

– Ох, – вздохнула домработница, – он так мучился, бедняга, так мучился… Месяцами из запоев не выходил. Все рисовал ее, рисовал. У него весь дом был забит ее портретами. Горелов даже женился, думал, что это поможет ему Врублевскую забыть.

– И что, помогло?

– Куда там! Еще хуже стало. Однажды он собрал все Идины портреты и сжег. А после застрелился.

– Боже, какие страсти.

– Вот именно. Чуть свой дом не спалил. А потом… – Я так и не узнала, что было потом, потому что Раиса махнула рукой с совком, и фарфоровые осколки со звоном разлетелись по комнате. – Ох, ты, Господи, любимая Идочкина статуэтка…

Она кинулась их собирать, и я принялась ей помогать.

– Послушайте, Раиса, я не разбивала эту балерину.

– Да, ладно, что уж там, ничего страшного, – проворчала пожилая женщина и шмыгнула носом.

– Поверьте мне, я действительно не делала этого.

– Да? – Раиса оторвала от пола глаза и недоверчиво уставилась на меня. – Тогда кто же?

– Сама не понимаю. Посреди ночи внезапно раздался грохот, а утром я обнаружила осколки.

Раиса вдруг побледнела и схватилась за сердце.

– Это она… Она шалит… – пробормотала домработница и мелко перекрестилась.

– Кто? – затаив дыхание, спросила я. Мне почему-то передалась ее нервозность.

– Ида…

– Прекратите нести чушь! Врублевская давно умерла! – строго сказала я, а сама почувствовала, как предательская струйка пота потекла по спине.

– Я уже сколько раз замечала, – словно не слыша меня, продолжила Раиса. – Дом-то запертый стоял, а вещи не на своих местах. Кто их переставил? То чашка на столе, то скатерть съехала, то ящик вон выдвинут. Я же из ума еще не выжила, помню прекрасно, куда что кладу, в каком виде все оставляю. Я вам, Саша, больше скажу…

Внезапно гостиная наполнилась глухим звоном – старинные напольные часы с массивным маятником провозгласили начало нового часа.

– Фу ты, Господи! – вздрогнула Раиса. – Часы эти проклятые. То работают, то не работают. Не поймешь их…

– Саша! Сашенька, вы дома? – раздался деликатный стук, и на пороге гостиной возникла Гала с лучезарной улыбкой на лице.

Раису как ветром сдуло. Интересно, что у них с Галой произошло?

– Добрый день, – вежливо поздоровалась я.

– Как здорово, что я вас застала. Ненавижу одиночество. Нора укатила в свою галерею, Арсений – по делам, Лиза с утра пораньше в город отправилась. Все меня бросили! – Она обиженно выпятила пухлую нижнюю губу и плюхнулась в потрескавшееся кожаное кресло. – Фу, жарко! – Гостья осмотрелась, потом вскочила, стремительно метнулась к Идиному портрету и прищурилась: – Это что же, никак Горелов? – визгливо воскликнула она, но тут же опомнилась. – Совсем на него не похоже. Да и рама уж больно уродливая. Он подобный кич терпеть не мог.

«Странно, – подумала я, – неужели Гала никогда раньше не бывала у Врублевской в доме?» Получается так. По крайней мере, в тот день, когда мы с ней познакомились, она дальше веранды не заходила.

– Ах, какие прелестные статуэтки! – Гала повертела в руках одну из балеринок. – О! Копенгаген, три волны. Недешевая безделушка… Что вы собираетесь со всем этим делать? Себе оставите или будете продавать?

– Еще не решила.

– Ну, конечно, конечно… Вы чем-то на нее похожи. На Врублевскую, я имею в виду. Вы ее родственница?

– Я? – удивленно переспросила я. – Нет. А разве у нее были родственники?

– Господи, откуда я знаю? – Гала поспешно отвернулась и пожала плечами. – В любом случае, если надумаете продавать, я с удовольствием куплю. И портрет, кстати, тоже.

– Хорошо, – рассеянно ответила я, а сама все пыталась вспомнить, что же из сказанного Галой резануло мне слух. Лиза! Гала сказала, что Лиза с утра уехала в Москву. – Кстати, я сегодня около полудня видела Лизу здесь, в поселке.

– Правда? – встрепенулась Гала. – Где?

– Встретила ее на реке. Они гуляли с Монаховым, кажется, и его собакой.

– С Монаховым? Вот идиотка! – сквозь зубы процедила Гала, но я ее услышала. – Простите, это я не вам.

– Понятно, что не мне, – развеселилась я. – А что, этот Монахов – монстр какой-нибудь?

– Нет, ну почему сразу монстр? Просто довольно неприятный тип. Знаете, из этих, новых русских. Он, конечно, неглупый, образованный. Владелец издательского дома «Третий Рим». Толстые глянцевые журналы, «Теленеделя», красочные проспекты и путеводители – все это его. Но сам он для этого палец о палец не ударил. Все получил на блюдечке с золотой каемочкой.

– И где же такое раздают? Адресок не подкинете?

– Жениться надо уметь. Грамотно и по расчету. Ух ты! – Гала посмотрела на свои изящные часики в платиновом корпусе, усыпанном бриллиантами. – Времени-то уже – четвертый час! А мне еще творить надо. У меня через месяц персональная выставка в Доме художника.

– Мне бы очень хотелось взглянуть на ваши работы.

– Так в чем проблема? Приходите и смотрите, – улыбнулась Гала. – Кстати, вечером у нас шашлык. Не забудьте!

Не успела Гала скрыться из вида, как из кухни высунулась Раиса.

– Ушла? Ну, слава богу! Зря вы, Саша, ее привечаете…

– Почему? – ощетинилась я.

– Порчу какую-нибудь наведет, не приведи Господи, – поджала губы Раиса. – От нее и этого ее колдуна можно ожидать чего угодно.

– Да к чему ей это?

– Зависть. – Раиса сложила руки под могучей грудью и многозначительно кивнула головой. – Вы молодая, красивая. У вас вся жизнь впереди. А у нее?

– Ну, зачем вы так говорите, Рая?

– Говорю, что знаю, – упрямо заявила домработница. – Не зря ведь Идочка, покойница, на порог эту бесстыдницу не пускала.

– Просто клубок целующихся змей какой-то, – резюмировала я.

– Ну почему? – обиделась Раиса, и глаза ее полыхнули недобрым огнем. – Я ведь только про Галину… А Елизавету, бедняжку, очень даже жалею.

– А ее стоит пожалеть?

– Ну а как же? С ее-то болячками. У нее аллергия какая-то невиданная. Это ж какое наказание Божье – всю жизнь одну вареную капусту кушать!

– Слушайте, тут у вас прямо богадельня. Все поголовно больны.

– Это кто ж еще?

– Да вон садовник, например. У него явно проблемы с психикой.

– Ах, Славик. Он с рождения такой. Но он славный мальчик, добрый, мухи не обидит. А руки золотые, да и в технике разбирается, почище любого здорового. Все починит, все наладит. Две радости у него в жизни – мастерить да ремонтировать.

Я подумала, что надо будет его попросить открыть сундук на чердаке.

– Я тут на чердак заглянула, – как бы невзначай начала я, – так там такой кавардак…

– Ираида Яновна не разрешала мне туда ходить, – быстро откликнулась Раиса. – Ох, заболталась я тут с вами, а у меня еще столько дел!

После ухода домработницы я планировала поподробнее исследовать чердак, но уснула прямо в гостиной на диване, и мне приснился странный сон. Я видела себя маленькой девочкой, танцующей на сцене Большого театра. Зрительный зал был пуст, и только в проходе между креслами, не шелохнувшись, стояли двое – женщина и ребенок.

Проснувшись, я поняла, что это были Ида Врублевская и Даша.

Я тщательно заперла входную дверь и спустилась с крыльца. Меня окутала липкая жара. Раскаленный воздух слоями стелился по земле, и создавалось ощущение, будто окружающий мир потерял резкость. Так бывает, когда обычную фотографию сильно увеличивают, и изображение приобретает расплывчатый вид, словно составленный из множества точек.