Ольга Смецкая - Маленькая балерина

Я промолчала. Шмаков глотнул из бутылки воды, дотронулся до затылка и поморщился.

– Наверное, это я в темноте крутил ключ и случайно запер замок.

– Наверное, – тихо ответила я.

На самом деле я не сомневалась в том, что кто-то запер дверь сознательно, чтобы отрезать мне путь к отступлению, а потом отключил в доме электричество. Но кто? Я заглянула Шмакову в глаза. Черные и непроницаемые, как бездна. «Помни, когда ты заглядываешь в бездну, бездна заглядывает в тебя», – всплыло в памяти.

– Пойдем, чаю выпьем, – вздохнула я. Мне не оставалось ничего другого, как только поверить Шмакову.

Я помогла ему подняться, забрала у него ключи и закрыла дом изнутри. Когда я вошла на кухню, Шмаков, вытянув ноги, уже сидел за столом и с интересом наблюдал за моими перемещениями. Казалось, он уже полностью оправился от удара по затылку. Я налила в чайник воды, достала из холодильника сыр и колбасу. Есть я совсем не хотела, но мне нужно было чем-то занять себя. Я резала хлеб, когда почувствовала, что Шмаков прильнул губами к моей шее.

– Прекрати, – спокойно потребовалаа я.

– Ты так напряжена, – прошептал Шмаков и принялся массировать мне плечи. – Расслабься.

У него были сильные и нежные руки. Я отложила нож, откинула голову назад и прикрыла глаза. Мышцам было приятно, и не более того.

– Прошло столько лет, а я до сих пор помню твое тело, до сих пор скучаю по тебе.

Я оставила его слова без ответа и отстранилась. Повернулась к нему лицом:

– Не стоит, Денис.

– Я только хотел, чтобы ты расслабилась. Ничего личного. – Он улыбнулся и развел руки в стороны. – Кстати, у тебя красивый кулон. Оригинальный.

Наверное, я слишком бурно отреагировала – вцепилась пальцами в кулон и зажала в кулаке, потому что Шмаков странно на меня посмотрел.

– Пойду спать, – сказала я. – А ты поешь и ложись в гостиной.

Шмаков уселся за стол, соорудил себе бутерброд и впился в него зубами. Я зачем-то подошла к окну и заглянула в черную пустоту. Внезапно сиреневые кусты раздвинулись, и из них выплыло бледное лицо. Я испуганно отпрянула от окна.

– Ты что? – Шмаков удивленно застыл с поднесенным ко рту бутербродом.

– Там кто-то есть.

– Где?

Денис вскочил со стула, быстро погасил свет на кухне и встал рядом со мной. Теперь стало лучше видно.

– Там никого нет, тебе показалось.

В кустах никого не было. Я задернула штору. Я знала, что мне не показалось. Я видела лицо.

– Алекс, тебе надо лечить нервы. – Шмаков провел рукой по моей голове.

– Может быть.

Я резко развернулась и вышла из кухни.

Древние считали, что сон – это маленькая смерть.

На рассвете я проснулась от собственного крика. Обрывки ночного кошмара яркими всполохами крутились в голове.

Мне снова снился Рим.

Я петляла по лабиринту Колизея и никак не могла найти выход. Это был настоящий замкнутый круг. Я перебегала с одного яруса на другой, сбивая ноги в кровь на стоптанных скользких ступеньках древних лестниц. Я искала выход, но все стенные проемы, созданные для того, чтобы покидать Колизей без давки, были забраны ржавыми решетками, поросшими выцветшей травой.

За мной кто-то гнался. Я слышала его дыхание, слышала его гулкие шаги, уносимые эхом под высокие арочные своды. Я знала, что под развалинами арены располагались подземные ходы, по которым гладиаторы попадали на сцену. Я думала, что там спасение. Я бежала туда, но в какой-то момент стены угрожающе задрожали. Я побежала еще быстрее, но не успела. Стены рухнули, и тяжелые, покрытые трещинами и мхом камни, засыпали меня. Один из них раздавил мне грудь. Во сне я не почувствовала боли, я просто не смогла больше дышать и проснулась.

Влажная от страха простыня весила, казалось, целую тонну. Я откинула ее и рывком поднялась с постели. Распахнула окно и жадно втянула ноздрями свежий воздух. Но так до конца и не избавилась от власти ночного кошмара – грохот от рушащихся стен все еще звучал в ушах.

Горизонт был укутан белесой туманной дымкой. Она колыхалась, как гигантская медуза, выброшенная приливом на берег моря.

Я простояла у окна до тех пор, пока пульс не пришел в норму, а остатки сна не растворились в утренней прохладе.

Оставив окно открытым, я вернулась в кровать. В сером рассветном мареве кроваво-красные разводы на зеркале выглядели пугающими. Стараясь не смотреть в ту сторону, я натянула простыню до подбородка и закрыла глаза.

«Сновидения – это зачатки грядущего. Мы видим во сне то, что должно свершиться», – выплыла из подсознания слышанная когда-то фраза. Я почувствовала озноб и поплотнее закуталась в простыню.

Где-то вдали заливались соловьи, приветствуя рождение нового дня.

В одиннадцать часов, плеснув в лицо холодной водой, я спустилась вниз. Шмаков, в повязанном наподобие фартука полотенце, колдовал у плиты. По кухне плавал запах кофе и жареной колбасы. Картина напоминала сцену из мелодраматического сериала.

– Как спалось? – спросила я, ощутив голод.

– Отлично.

– Голова не болит?

– Вроде нет. Как насчет завтрака?

– Только сначала приведу себя в порядок.

– Ты и так прекрасно выглядишь. Свежа, как майская роза.

Шмаков хмыкнул и окинул меня оценивающим взглядом. Я вдруг увидела себя со стороны – в коротких шортах и полупрозрачной майке на тоненьких бретельках… Мне захотелось исчезнуть, и я поспешно взлетела вверх по лестнице.

Я приняла душ, вытерла волосы и обнаружила, что не захватила из спальни расческу. Обмотавшись наскоро полотенцем, я выскользнула из ванной в коридор и нос к носу столкнулась со Шмаковым, выходившим из комнаты Врублевской.

– Что ты там делал? – подозрительно спросила я.

– Алекс, ты неисправима, – нервно хохотнул Шмаков, – хорошо, что у тебя сковородки с собой нет. Я просто хотел напомнить тебе, что завтрак стынет.

С этими словами он отодвинул меня в сторону и насмешливо посмотрел на лужу, которая с меня натекла.

– А что это ты с зеркалом сотворила? Практикуешься в интерьерном дизайне?

Я вошла в спальню и со злостью захлопнула за собой дверь. Что Шмаков тут искал? На первый взгляд, все было на своих местах. Я прошлась по периметру.

Ничего необычного. Мне осталось продержаться один день. Всего один день. В воскресенье, то есть завтра, вернется Фиалка.

Я тщательно расчесала волосы, подумала и нанесла легкий макияж. Подкрасила ресницы и коснулась помадой губ. Надела джинсовые бриджи, хлопчатобумажную рубашку без рукавов, завязала ее на талии. Когда я вытаскивала вещи из сумки, то увидела, что молния на ней наполовину расстегнута. Сердце глухо стукнуло, но я убедила себя в том, что сама не застегнула сумку до конца.

– Не волнуйся, я скоро уйду, – сказал Шмаков, когда я спустилась вниз. Он стоял у окна, опираясь левой рукой на раму. В правой держал мобильный телефон.

Я пожала плечами. На столе остывала залитая яичницей колбаса, в чашках дымился кофе. На блюдце возле одной из чашек, очевидно, предназначенной для меня, лежал кусок сахара. Значит, Шмаков помнит, сколько сахара я кладу в кофе.

Я молча села за стол, ковырнула вилкой яичницу. Мелькнула абсурдная мысль, что еда отравлена. Аппетит сразу пропал. Я отодвинула тарелку.

Шмаков внимательно на меня смотрел.

– Алекс, что с тобой? – наконец тихо спросил он. Этот вопрос застал меня врасплох. Я не ожидала, что мое внутреннее состояние столь заметно.

– Не понимаю, о чем ты говоришь.

– Я же вижу, что что-то происходит, и это меня беспокоит. Ты напряжена, даже напугана. Я слишком хорошо тебя знаю.

– Ты знаешь меня прежнюю, – вяло парировала я. – С тех пор я сильно изменилась.

Шмаков в два шага пересек кухню и опустился на стул напротив меня.

– Доверься мне. Я тебе друг, а не враг, – прошептал он. Я почувствовала подступающие слезы, заморгала и отвернулась в сторону. Могла ли я ему доверять?

Денис выглядел искренним, но он талантливый актер…

Я схватила чашку с кофе и залпом выпила. Блюдце покачнулось, кусок сахара упал и укатился под стол. Я вымученно рассмеялась.

– Со мной все нормально, Денис. Тебе показалось.

– В любом случае, я хочу, чтобы ты знала одну вещь. Я… – он запнулся и продолжил после паузы, – всегда буду рядом.

«Вот это-то и пугает меня больше всего», – почему-то подумала я.

В этот момент раздался стук в дверь.