Оливия Уэдсли - Маленькие радости

В одну секунду он схватил ее и крепко сжал в объятиях.

– Вот что, – произнес он задыхающимся голосом и, наклонившись, стал бурно целовать ее. Его поцелуи, казалось, разрывали ее губы. Она ощущала всю силу их, каждого в отдельности. Он выпивал своими поцелуями самую ее душу. Тони чувствовала, как его рука ласкает ее шею, затем рука скользнула ниже и застыла, сжав ее с такой силой, что она ощутила боль во всем своем нежном теле.

Тяжело дыша, измученный, он наконец отпустил ее. Она лежала в его объятиях. Немного спустя она поднялась.

– Что это – любовь? – прошептала она, приблизив к нему свое побелевшее личико.

– Бог мой, я думаю, что так, – сказал он, рассмеявшись резким невеселым смехом.

Он вдруг выпустил ее и начал ходить снова взад и вперед.

– Послушайте меня, – сказал он прерывисто, – слушайте, Тони, есть одна вещь, которой мне хотелось бы, чтобы вы поверили. Я продал бы свою душу, чтобы иметь возможность жениться на вас. Я знал много женщин, но ни одну я не желал так, как вас, ни одну я не ждал так, как я жду вас. Я знаю, что вел себя сейчас, как грубое животное. Завтра я еду за границу. Я этого больше не могу выдержать. Назовите меня подлым трусом, если вам угодно, или каким угодно другим именем, которое бы характеризовало мою низость и гнусность еще в большей мере, чем я сам это делаю. Я и раньше проклинал наши законы о браке, но я никогда не проклинал их так, как с тех пор, как я впервые полюбил вас. Если бы я только был свободен!

– Свободен? – слабо повторила она его слова. Он обнял ее.

– Вы хотите сказать, что вам ничего не известно, вы хотите сказать, что никто не говорил вам об этом? Если нет, то это ужасно. Я думал, что вы знаете. Ведь все это знают. Мне никогда и в голову не приходило, что вы не знаете, Тони, что я женатый человек. Я женат уж много лет. Жена моя в больнице. Она сошла с ума вскоре после нашей свадьбы. – Он схватился руками за голову. – А я думал, что вы знаете!..

Он опустился на кушетку. Наступило молчание. Железный обруч, который, казалось, сковал сердце Тони, вдруг разорвался. Она бросилась на колени рядом с ним.

– Не уходите, не покидайте меня, – сказала она. – Какое значение может иметь ваш брак? Вы и так можете любить меня. То, что я знаю, что вы женаты, не остановит моей любви. Роберт, Роберт! Не покидайте меня, не уходите. Я хочу вас видеть еще и еще, я не в состоянии потерять вас сейчас, вы даете мне все, что имеет значение: любовь, жизнь и счастье. Я всегда так нуждалась в них. Я хочу вас, вы нужны мне, не уходите, не покидайте меня. – Она обняла его и притянула к себе.

– Целуйте меня, любите меня, дайте мне чувствовать это. Я люблю вас, люблю вас… любите и вы меня!

Он взял ее к себе на колени, держа ее в своих объятиях. Она обняла его одной рукой и притянула его голову к себе.

– Любовь моя… любовь моя!..

Пламя как бы охватило ее. Любовь жгла ее. Ее поцелуи были требовательны. Она чувствовала, что дает и дает, пока уж ей больше нечего было давать. Все ее существо трепетало от острой мучительной страсти.

Ближе, ближе чувствовала она, как Роберт дрожит под ее прикосновением, как тяжело и прерывисто он дышит, она ощущала, как жгут ее его руки через тонкую ткань платья.

– Пустите меня… – выговорил он, задыхаясь.

Она разняла руки. Он положил ее обратно на кушетку и, не говоря ни слова, вышел из комнаты. Дверь захлопнулась за ним.

Был уже вечер, когда Тони впервые увидела Уинчес. На минуту красота его подействовала на нее так, как если бы холодная рука легла на ее пылающее сердце, – тихий, светлый мир, унявший ее тревогу.

Она столько слышала о нем от дяди Чарльза много лет назад! В старинном доме есть особое очевидное благородство и очарование. Он гордо простоял долгие годы и видел в своих строгих стенах вновь родившихся и умерших, пережив их. Он стоит, и его невозмутимые каменные стены омываются дождем и обвеваются ветрами, – образец устойчивости в нашем вечно меняющемся мире.

Уинчес был построен в пятнадцатом веке, и его крыши и высокие трубы еще до сих пор были бодрыми свидетелями его возникновения.

Вязы по обеим сторонам были посажены еще в те времена.

Тони смотрела на все любящими глазами. Чувство хозяйской гордости сказалось в ней, она имела право на эти места, здесь рождались и умирали ее предки, здесь когда-то жил ее отец.

– Это место нуждается в людях, – сказал Фэйн. – Знаете, тетя Гетти, я пригласил кое-кого из товарищей на ближайшее время – Десанжа с сестрой и молодого Уордена. – Он любил проявлять свои недавно приобретенные права хозяина и вежливо водил Тони повсюду. – Здесь было убежище дяди Чарльза, – сказал он, открывая дверь.

– Пожалуйста, не показывай мне, – прервала его Тони, – я побываю здесь после, одна.

– Как тебе угодно. Здесь картинная галерея, вот один – точный мой портрет. Смотри!

– Как ты глуп, Фэйн!

Он посмотрел на нее с сердитым изумлением:

– Убей меня бог, если я понимаю, чего ты хочешь. Казалось бы, нет ничего странного в том, чтобы показать портрет своей собственной сестре. Смотри на них сама, если хочешь. Мне, во всяком случае, нужно быть на ферме.

Тони уселась на большой подоконник. В галерее было очень тихо: она помещалась в нежилой части дома. Внизу расстилался сад и парк – блестящее пятно красок и теней на залитом солнцем фоне.

Она откинулась назад и закрыла глаза.

Тяжелая физическая усталость охватила ее. Она не спала всю ночь, переживала снова и снова всю сцену с Робертом.

Так это была любовь – это ужасное томление и постоянная боль, это бешеное желание давать и давать?

Куда уехал Роберт, она не знала. Она постарается узнать его адрес у Фэйна.

То, что человек, которого она любила, был женат, не представляло ничего значительного.

Девушка, для которой страсть еще абсолютно непонятная загадка и которая все же охвачена ею, не склонна искать поводов, чтобы освободиться от нее: жизнь и любовь слишком заманчивы.

Роберт женат – ничто на свете не может изменить этого, но в конце концов такое ли уж это имеет значение? И должно ли иметь? Он, казалось, считал это препятствием – она напишет ему и скажет, что он ошибается, что она хочет его.

Чарльз еще давно понял, что привязанность Тони будет чем-то безудержным. Он понял, что, если исключить отношение к нему лично, любовь Тони не имеет выхода, и задавал себе частенько вопрос, что произойдет, когда сдерживаемому ее течению будет дана свобода. Роберт сделал это.

Тони беспокойно двигалась на своем месте. Как медленно шло время, как ползли стрелки часов! Неужели каждый день будет протекать, как сегодняшний? Вечером она спросила, когда они вернутся в город.

– Через месяц или вроде того, – спокойно ответила леди Сомарец.

Тони поднялась к себе в комнату и бросилась в постель – с наступлением темноты ее томление еще усилилось. Она зарылась в подушку и страстно шептала имя Роберта.

Лео Десанж, товарищ Фэйна по полку, приехал с сестрой, красивой девушкой, к которой Тони была безразлична. Ее жизнь в это время утратила свой правильный ход, и все, кроме Роберта, потеряло для нее всякий интерес. Он поглотил ее целиком.

Долли Десанж поделилась с Фэйном, что его сестра, по-видимому, находит ее страшно неинтересной.

– Гадина! – сказал Фэйн и прочел Тони лекцию насчет ее манер.

Тони прождала неделю, и за это время она еще похудела, и глаза ее казались еще большими.

Неопределенность – есть последнее, что избрали бы люди, если бы им было предоставлено выбирать себе горести.

В конце недели она писала Роберту на адрес его клуба, тщетно надеясь, что ее письмо дойдет до него. Письмо было кратким и бесконечно трогательным в своей простоте:

«Что вы сделали со мной? Я не могу ни спать, ни есть, ни вернуться к своему обычному состоянию. Я постоянно думаю, думаю о вас. Эти мысли не оставляют меня ночью и бьют, как плеть, которую я все-таки люблю. Роберт, ангел мой, неужели вы не напишете?

Тони».

Когда письмо ушло, началось то настороженное ожидание, которое каждая женщина переживает раз в своей жизни. О, это непрерывное ожидание письма, которое никогда не прибудет, эта надежда, которая не умирает, несмотря на одно разочарование за другим. Нет письма с утра – есть еще дневная почта, нет письма днем – есть еще вечерняя почта. Наступает вечер, письма нет. Впереди ночь, которую надо прождать. Тони познала все это – болезненную и приводящую в отчаяние надежду и внезапное, быстро наступающее чувство безнадежности. Писем не было. Когда проходило время вечерней почты, она пряталась в восточной части парка под маленьким деревом.