– Чем все это кончится, Тони? – бормотал он. Она нежно улыбнулась ему.
– Я вовсе не хочу, чтобы это кончилось, – ответила она, и, пока она говорила, она силилась вспомнить причину своего прихода. Она все забыла из-за невыразимого счастья, что они снова вместе.
Она села прямо. Он пытался снова ее привлечь к себе.
– Нет, не надо, я должна что-то тебе сообщить. Они меня отсылают на будущей неделе за границу на целый год.
– Ты думаешь, что Гетти догадалась? – быстро спросил он.
– Нет, просто потому, что я им не нужна.
Они недоумевающе смотрели друг на друга.
– Ты не поедешь, я поговорю с Фэйном об этом.
Она покачала головой:
– Это ни к чему не приведет. Тетя решила окончательно.
– Глупости, мы еще посмотрим – я тебе говорю. Я всегда добивался, чего хотел.
Его дерзкая уверенность казалась такой сильной. Тони вздохнула с облегчением и снова прижалась к нему.
– Ты скучал по мне? Почему ты ни разу не написал?
– Я не смел, но твое дорогое письмо я всегда ношу с собой.
– Покажи его мне.
Он вынул письмо и подал ей.
– Что ты со мной сделал, что ты сделал? – шептала она, прижимаясь к нему губами.
Она уклонилась от его нежданного поцелуя и двигала головой, пока губами не нащупала его шею, где бешено стучала кровь под ее продолжительными поцелуями.
– Я никогда не любил так, как ты заставила меня полюбить, – услышала она хриплый голос Роберта. Его руки страстно ее сжимали. – Тони, не надо, я не могу дольше этого выносить.
Смеясь, она снова целовала его. Судорога, как электрический ток, потрясла его. Он схватил ее в объятия. Она тесней прижалась к нему.
– Я испытываю невероятное счастье, – безумно шептала она.
К ее невыразимому удивлению, он вдруг выпустил ее, встал, и его лицо совершенно побелело, а на лбу выступили влажные капли.
– Не смотри на меня, – сказал он сдавленным голосом. Он прислонился к двери, закрыв лицо руками. Наконец он повернулся. – Тони, – сказал он мягко, – мы должны расстаться, моя ненаглядная; дольше мы не можем так продолжать.
– Расстаться? – Слова застряли на ее губах. – Ты, значит, не любишь меня?
Глаза его на момент снова заблестели ярким пламенем.
– Я слишком сильно тебя люблю, – сказал он тихо, – но ради твоей и моей чести…
– Не понимаю, – и она протянула к нему руки со страстным призывом. Он подошел и встал рядом с ней.
– Я не могу тебе этого объяснить, родная. Позже ты сама поймешь, Тони, – и он неожиданно опустился около нее на колени, – я вел себя, как подлец, во всем, что касалось тебя. Я должен был порвать все тогда, когда я еще мог, но тогда я не хотел. Всю мою жизнь я добивался того, чего хотел, делал так, как мне нравилось, а ты меня занимала и привлекала. После, когда ты вернулась в город, я не мог уже порвать, но я пытался. Клянусь тебе, что я не думал увидеть тебя снова, и тогда эта ночь… Бог знает, как я боролся, – но я не мог не прийти. Ты ребенок, я на двадцать лет старше тебя. Я вел себя, как негодяй и собака. – Он склонил к ней голову. – Можешь ли ты простить меня?
Простить его? За что? За то, что он дал ей дивную радость, за то, что он ее научил жить…
Она мягко прижала его голову к себе.
– Роберт, мой дорогой, обожаемый, я не понимаю, я не могу понять, что плохого в нашей любви? Ты женат. Но ведь я не отнимаю тебя у твоей жены. Разве мы не можем таким образом любить друг друга? Не можем? Если бы ты мог только убедить тетю Гетти позволить мне остаться дома, мы могли бы быть так счастливы. Никто не должен вовсе знать об этом. Мы могли бы гулять в парке после чая и, вероятно, иногда покататься в моторе. О, Роберт, правда, что в этом будет плохого?
Он грустно рассмеялся.
– Тони, все это очень плохо, моя дорогая. И то, что ты ночью у меня, и вся наша любовь в общем. И во всем этом только я виноват.
Она склонилась над ним и нашла его губы.
– Ты не должен оставлять меня, – страстно шептала она. Она смотрела на него с невыразимой нежностью. Его глаза были закрыты, он выглядел бесконечно усталым. – Роберт… – сказала она с тревогой.
Мгновенно он улыбнулся ей, встал и, держа ее за руки, поднял ее.
– Ты должна пойти домой, Тони. – Он обвил ее рукой. – Какая ты худенькая! Идем, я усажу тебя на извозчика. Что ты скажешь, если они спросят, где ты была?
Она страшно возмутилась этими шаблонными, бесцветными словами. Это было таким скучным финалом их огромной радости.
– Почему ты со мной разговариваешь так, как будто тебе все равно, куда я еду и когда? – спрашивала она. – В самом деле, я тебя не понимаю. Один момент ты как будто любишь меня, в следующий ты говоришь, что нам надо расстаться, что я не должна была приходить сюда, что я должна идти домой и что ты меня усадишь на извозчика. – Она коротко рассмеялась. – Такой романтический конец, не правда ли? Роберт, – она сильно сжала его руку, – действительно ли ты меня любишь или только, как ты недавно выразился, я забавляю и привлекаю тебя?
У Роберта явилось большое искушение солгать ей. Это положит конец всему, это будет самый простой исход для нее. Если он ей скажет, что он только играл ею, что весь их роман был только мимолетным увлечением, она будет его презирать и забудет его.
Он совершенно отчетливо сознавал, перед чем они оба стояли в этот вечер. Нельзя было избежать неизбежного, поскольку он знал жизнь, если они не расстанутся. Тони была молода, совсем дитя, но она не была ребенком ни в своей способности чувствовать, ни в своей требовательности, ни в своем умении давать. Он должен уйти, оставить ее, заставить ее забыть его, если он только может. В конце концов, несмотря на силу своей любви, она еще так молода. Горячая волна стыда залила кровью его шею и лицо. Он до того имел бесчисленное количество любовных увлечений, но это, по крайней мере, всегда было с женщинами, знавшими каждый ход игры.
Внушить любовь Тони было все равно что дать ребенку играть с огнем, не сказав ему, что он жжет.
Роберт вдруг почувствовал, что глаза Тони устремлены на его лицо. Они смотрели напряженно, с тревогой, страшные тем ужасом, который они выражали. Он хотел заговорить, когда она вдруг скользнула и упала на колени.
– Теперь ты должен меня любить, – говорила она, запинаясь, – ты должен. Я ужасно тебя люблю. Это разрывает мою душу, преследует меня, не оставляет меня ни на минуту. Утром, только я открываю глаза, ты уже со мной. Ночью, перед тем как лечь спать, – я измучена от мыслей о тебе. Я… я… ты не знаешь, что я испытывала в Уинчесе, не получая от тебя писем! Не можем ли мы уехать, я и ты, куда-нибудь и быть совершенно счастливы вместе?
Роберт нагнулся и сжал ее в своих объятиях.
– Ты не знаешь, что говоришь. Ты не понимаешь ничего. Я люблю тебя. Я только что хотел попробовать сказать тебе, что не люблю, чтобы ты могла скорее меня забыть, но я не мог этого сделать. Даже из любви к тебе я не могу отказаться от тебя. Тони, ты не понимаешь, что такое любовь между мужчиной и женщиной, да и как ты можешь это знать? Она состоит, дорогая, не только из одних поцелуев и слов. Любовь, это – боже мой, как это мне объяснить тебе?.. Любовь – это настолько же физическое единение двух человеческих тел, насколько и божественное единение двух человеческих душ. Одно без другого, если люди действительно любят, невозможно. А мы не можем быть физически близки: я женат.
Тони прямо взглянула на него.
– Я понимаю… немного, – прошептала она. – В Париже Симона всегда говорила о любви, но я обыкновенно не очень прислушивалась; теперь я вспоминаю кое-что. Роберт, неужели ты думаешь, что мне было бы не все равно, что бы со мной ни случилось, если бы это только случилось через тебя? Я не знаю, как другие любят, но я чувствую, когда ты целуешь меня, что я любила бы и боль, которую ты бы мне причинил: я так жажду тебя!
– Ты меня искушаешь так, как никогда еще в жизни меня и не искушали, – сказал он резко.
– Я хочу тебя…
– Тони! – с отчаянием крикнул он. – Не говори мне таких вещей; помоги мне уйти. Из-за тебя же, моя родная. Разве ты хочешь, чтобы я скверно поступил с тобой? Тебе только кажется, что ты этого хочешь, но потом будешь жалеть. Моя любовь, я уступаю в одном. Ты должна остаться здесь, в городе, и мы будем встречаться. Я заставлю Гетти оставить тебя здесь. Идем, дорогая, я тебя отвезу теперь домой.
– Теперь мне все равно, я могу пойти, теперь, когда я знаю, что ты меня любишь.