– Потому что я счастлив, – сказал он после небольшой паузы. Де Солн стряхнул пепел.
– Кто это на этот раз?
Роберт сел и взглянул ему в лицо.
– Это совсем не тот тип, Жан. На этот раз нечто настоящее.
– Вы хотите сказать, что это начало становиться настоящим.
– Нет. Вы умеете вообще понимать. Это нечто настоящее.
Де Солн нагнулся вперед.
– Я верю вам, – сказал он грустно. – Я не смотрел на вас, когда говорил.
– Я хочу, чтобы вы увидели Тони. Она страшно молода, ей только восемнадцать, но…
– Восемнадцать! – отозвался де Солн, насупив брови. – Роберт, это нечестно.
Роберт густо покраснел.
– Вы должны выслушать меня, – сказал он. Он начал рассказывать ему жизнь Тони с самого начала. – После смерти Чарльза, – продолжал он, – у нее не было никого, как вы видите. Я не знал, что я ее люблю, пока однажды я не взял ее погулять. Она была так одинока, и у нее не было радостей. Она сказала мне: «Так тяжело быть молодой в весеннюю пору, когда некого любить!» Тогда именно, я в этом уверен, меня захватило то, что она так мала, одинока, мила. Я клянусь вам, я думал только поиграть. Вы ведь знаете, что я никогда не уходил без того, что мне хотелось, никогда в моей жизни. Я только хотел и с Тони пойти напрямик. Дело шло не только о ее молодости, но и о ее доверии, – и я почувствовал, что я просто не могу, что должен уйти. Я боролся, я страдал так, как никогда не считал себя способным страдать из-за женщины, и все-таки рассчитывал совладать с собой. Я устроил дела, чтобы уехать. Я оставлял все до последнего часа и тогда почувствовал, что я не могу оставить ее. – Последовала длинная пауза. – С тех пор мы живем вместе, здесь, на вилле, и мы очень счастливы. Бог мой, как мы счастливы! – Он оперся головой на руки и стал смотреть перед собой. – Вы увидите ее, – снова сказал он.
– Надеюсь, – сказал де Солн, – но, увы, не в этот раз. Я возвращаюсь сегодня ночью в Париж. Так жаль, что я не разыскал вас раньше.
Они недолго поговорили о других вещах, затем Роберт поднялся.
Де Солн наблюдал из окна, как он позвал свой автомобиль. Никогда в последующие годы не мог он забыть последнего взгляда, который бросил ему Роберт, и блеск его светлых волос, освещенных солнцем.
Глава XXI
И все проходит мимо.
Если бы Роберт поехал по Виа Валериа перед завтраком, он встретил бы Фэйна, который приехал утром и направлялся тогда в Озиоло.
Он явился туда около часу, разгоряченный, пыльный, надменный и опечаленный. Тони приняла его в маленькой гостиной с ее прохладными серыми полотняными стенами и удобными, на английский манер, креслами.
Она даже улыбнулась при виде его. Он не ответил на ее улыбку.
– Роберт дома? – резко спросил он.
– Он не бывает к завтраку. Он, вероятно, будет к чаю.
– Я подожду.
– Жди, – засмеялась Тони. Фэйн был непереносимым человеком, и у него были забавно дурные манеры.
Он положил шляпу и палку на диван, затем посмотрел на нее.
– Ты можешь себе позволить смеяться и чувствовать себя веселой и тому подобное, – сказал он. – Это нам, твоим родным, суждено переносить весь срам и все, что с ним связано. Это достаточно тяжело для нас, могу тебя уверить.
Тони серьезно смотрела на него.
– Вы не ответственны за мои действия.
– Мы не должны были бы, но мы все равно будем нести этот позор. Слушай, Тони, я приехал, чтобы просить тебя положить конец всему этому. Пока мы устроили так, чтобы скрыть все. По крайней мере, так мы полагаем, хотя кто знает, что говорят там, в клубах? Естественно, я последний услышу обо всем. Но, как я сказал, я приехал, чтобы убедить тебя бросить все это, забыть Роберта и вернуться. Ты можешь еще ехать в Германию, и умнее ничего не может быть. Не всякая семья согласилась бы.
Тони разразилась презрительным смехом.
– Ты, таким образом, предлагаешь мне пансион в Германии вместо всего этого, – и она рукой показала на комнату. – Жизнь компаньонки вместо Роберта, которого я обожаю, который обожает меня. Милый друг, ты с ума сошел или ты просто дурак?
– Конечно, я и не должен был ожидать, что ты подумаешь о других иначе. Твой ответ как раз такой, каким, я знал, он будет. Тебе дела нет, выйдет ли за меня Дафнэ или нет. Конечно, ты даже не понимаешь, почему ей не выйти. Но она, к счастью, чиста и невинна, а ее родные не дадут ей выйти за меня, пока ты живешь здесь с Робертом на такой манер. Тетя Гетти говорила, что я ничего не добьюсь от свидания с тобой. Мне следовало согласиться с ней и не тревожиться. Если бы я подумал, я бы понял, что от девушки, которая поступила так, как ты, нельзя ожидать, чтобы она почувствовала стыд или поняла чувства других.
Тони упорно смотрела на него.
– Ты говоришь, что любишь Дафнэ?
– Я не намерен говорить с тобой о ней, но, если тебе нужно знать это, я тебе отвечу: да, и довольно сильно!
– Это значит, что ты готов на жертву для нее?
Фэйн посмотрел на нее с удивлением.
– Я так думаю, – глухо сказал он.
– И, несмотря на это, ты чувствуешь горький стыд оттого, что я пожертвовала для Роберта тем, что, я полагаю, вы назвали бы моей чистотой?
– Есть маленькая разница между любовью к девушке и желанием жениться на ней и тем, что сделала ты.
– Не от Роберта и не от меня зависит то, что мы не можем пожениться; он бы женился на мне завтра, если бы мог.
– Женился бы? – сказал Фэйн. – Будем надеяться, что это так. Я думаю, что он теперь так говорит. Ему довольно просто говорить так, когда он знает, что его жена будет жить еще годы.
– Если ты скажешь еще что-нибудь подобное, то я тебя выброшу из дома.
Фэйн побагровел от злости.
– О, я уйду. Я был дураком, что вообще пришел. – Он повернулся к двери.
В его опущенных плечах и усталой походке было нечто, что тронуло Тони, несмотря на ее раздражение.
– Фэйн, – сказала она.
Он обернулся.
– Разве, если я даже не могу исполнить того, что ты хочешь, мы не можем остаться друзьями?
Он горячо схватил ее руку.
– Тони, я же знаю, что ты приличный человек, – неужели ты не придумаешь? Неужели ты не постараешься бросить такую жизнь? Это разрушает все мои виды на счастье. – И он нелепо покраснел.
Тони, пересиливая себя, слегка улыбнулась.
– Если ты действительно любишь и Дафнэ любит тебя, она выйдет за тебя, несмотря ни на что. Это не зависит от того, брошу я или не брошу Роберта. Я не могла бы этого сделать, если даже хотела. Мы совершенно так же женаты, как если бы над нами произнесли слова молитвы. Брак – это не только церковь, и кольцо, и медовый месяц, это медленное и глубокое переплетение каждого инстинкта, желания, надежд и той любви, которую чувствуешь друг к другу. Я не могу теперь удалить от себя Роберта, потому что он часть меня самой, как я – его. Фэйн, неужели ты этого не можешь понять?
– Я понимаю, что ты не хочешь согласиться, – мрачно ответил он.
Тони крепко сжала руки.
– Ничто, ничто, говорю я тебе, не разлучит меня с Робертом.
В это время раздался звонок по дому. Они могли слышать поспешные шаги старого Джованни по выложенному плитками вестибюлю, затем шум голосов.
– Кто это может быть? – прошептала Тони. – Во всяком случае, не Роберт.
Открылась дверь, и вошел человек в форменной одежде.
Он вопросительно посмотрел на Тони и Фэйна, а затем быстро заговорил, обращаясь к Фэйну.
Тони плохо понимала по-итальянски, Фэйн и вовсе не понимал. Явившийся посмотрел то на одного, то на другого, затем произнес по-английски:
– Лорд Роберт.
Тони в секунду бросилась к нему.
– Что случилось? – спросила она.
Из вестибюля слышны были рыдания, громкие, шумные рыдания прислуги. Тони оттолкнула пришедшего и бросилась через коридор.
Несколько человек стояли вокруг небольшой деревянной кушетки.
Гартон, слуга Роберта, стоял на коленях, спиной к ней.
Она оттащила его и наконец увидела.
– Роберт! – воскликнула она, и ее голос зазвучал пронзительно. Она бросилась на безжизненное тело. – Это Тони, посмотри на меня, заговори со мной! – Она вдвинула свои пальцы между его холодными пальцами и прижалась губами к его губам. – Ты не умер, – шептала она, – милый, это только шутка, но не надо больше шутить, ты пугаешь меня. Роберт, Роберт!
Гартон, у которого по лицу текли слезы, рассказал Фэйну, что автомобиль внезапно остановился, Роберт был выброшен и сломал себе спинной хребет.