Елена Богатырева - Маленький ад для двоих (Беглянка)

А Неля сидела и смотрела на него широко открытыми глазами и все не отпускала руку его, когда он уже встал и звал Тамару Петровну.

— Не волнуйся, — упрашивал Ка, — все будет хорошо.

Женщины остались вдвоем и дверь закрыли. Нет, не две женщины в одной комнате, а несчастная странная женщина и опытный врач-психиатр. Они полчаса беседовали, а потом позвали Ка, и Тамара Петровна выписала какие-то лекарства. Два рецепта с красной полосочкой. Такие лекарства не выдают без рецепта. Значит, сильнодействующие. Значит, нужно сильное воздействие. Значит, все, что с ней происходит, — не пустяки.

— Все не так страшно. Но если хотите окончательно успокоиться, я могу вас положить в свою клинику на обследование…

И не договорила, потому что Неля закричала и забилась в нервном припадке. Дед подхватил ее, Ка пытался что-то говорить ей, но Тамара Петровна оттолкнула его и, достав из сумочки шприц, сделала Неле укол, и та быстро затихла.

— Она теперь проспит часа два-три. Не тревожьте ее.

— Что с ней?

— Нервы. Похоже, нервы у нее расшатаны до предела. Но она не шизофреничка, хотя и странная немного. Что-то у нее случилось. Нужно выяснить — что. Нужно помочь исправить это или забыть, а может быть, объяснить, что не все так плохо. Только нужно точно знать, что ее гнетет, что у нее за спиной.

Тамара Петровна вопросительно посмотрела на Ка, а он подумал, что ничего про Нелю так и не знает.

— Не похоже, чтобы это была несчастная любовь, как вы рассказывали. Нет, тут что-то серьезнее. Что-то такое, что еще не прошло, о чем она постоянно думает…

Когда Алик сообщил отцу, что сделал Неле предложение, Старик с ужасом понял, что это серьезно. Сын не отступится.

— Это замечательно, — сказал Старик и достал из бара бутылку шампанского.

— Правда? — обрадовался Алик и расслабился, взяв бокал.

Он расслабился, он поверил, что отец рад и теперь его можно было брать голыми руками.

— Кольца закажу я, у меня есть знакомый ювелир. А платье? Думаю, нужно что-нибудь оригинальное.

И Алик не заметил зловещих желтых огоньков в глазах отца, он был слишком рад, что тот не возражал ему.

— Хотелось бы.

— Мы устроим сюрприз. Я через две недели еду в Штаты в командировку, может быть, там… Кстати, могу взять тебя с собой! Сам и выберешь.

— Папа!

— Только давай раньше времени девушку не беспокой. Мало ли — не получится, сорвется командировка, она расстроится. Скажешь перед самым отъездом, когда билеты будут на руках…

Билеты оказались «на руках» за четыре часа до вылета. Почему-то не работал телефон, кто бы мог подумать, что его отключат в самый ответственный момент.

А подумал об этом Старик. Он позаботился о телефоне…

В Америке их встретили его старые друзья. Каждый день — походы в гости, пышные застолья, новые лица. Алик считался великолепной партией, и друзья отца наперебой знакомили его с дочерьми. Нравы были весьма свободные, и Алик глазом не успел моргнуть, как у него образовалось сразу две подруги, не дающие ему шагу ступить в одиночестве.

Отец посмеивался, а Алик еще какое-то время думал о платье, о кольцах, но все откладывал покупки со дня на день, все было не до того… Когда отец собрался уезжать, подружки Алика взвыли и чуть ли не в ноги Старику кинулись: оставьте нам сына. Тот смеялся:

— Это не ко мне, дорогуши, это к нему…

— Так он сам хочет, только сказать вам не решается.

— Правда? — отец посмотрел на сына.

Тот стоял с опущенной головой, так и не решив, как ему поступить: то ли остаться и продолжать развлекаться с новыми подружками, то ли платье искать подвенечное для Нели.

— Оставайся, — сказал отец. — Когда захочешь — вернешься. Михаил Семенович все устроит.

Но когда месяца через три, устав от надоедливых подруг, Алик пришел к Михаилу Семеновичу, оказалось, что вернуться не так-то просто. Нужны документы, денег отец недостаточно оставил, нужно звонить ему, а он в длительной командировке где-то под Томском, куда не дозвониться… Михаил Семенович предложил работу у себя в фирме:

— Так, безделица…

И Алик согласился. Работа действительно оказалась безделицей, денег на развлечения хватало, и он, чтобы забыть о своей вине, о бедной девочке Неле, пустился в разгульную жизнь, обрастая новыми друзьями и подружками, как снежный ком…

Алику было сложно разобраться, чего же он все-таки хочет. Так весело, как в этом Новом свете, ему еще нигде не было. Никогда он не пользовался таким успехом у девушек. Они рвали его друг у друга из рук. Никто из них не отказывался встретиться или пообедать с ним, и чуть ли не каждая сама тянула его в постель.

Но когда он наконец разобрался, чем и как здесь живут люди, когда новизна превратилась в обыденность, ему вдруг стало грустно, он вспоминал Нелю, ходил к Михаилу Семеновичу. Но у того всегда наготове была какая-нибудь отговорка, какой-нибудь очень серьезный резон, по которому Алику уезжать именно сейчас не было никакой нужды.

Год пробежал быстро. И вот тогда позвонил отец и сообщил ему, что Неля вышла замуж. И Алик понял, что возвращаться ему не имеет смысла. Впрочем, его жизнь уже давно не имела никакого смысла. Он чувствовал себя пленником. Попытка к бегству не удалась. Неля — единственная зацепка за где-то далеко существующую реальность — больше не существует. «Нужно привыкать», — твердил он себе. Привыкать вот так, как они, весело смеяться ни от чего — от того, что погода хорошая. Но у него не очень получалось.

Он чувствовал, что какой-то камень тащит его вниз, на дно. Нужно только сбросить его, и ему станет так же легко, как и всем им. Как тем девушкам, что звонили ему наперебой. Как молодым людям с пустыми глазами. Он изо всех сил старался теперь жить веселее. А поскольку веселья в жизни не прибавилось, он создавал его искусственно. Украшал жизнь. Но он оказался плохим декоратором. Все его представления о радостях сводились теперь к шампанскому и крабам по утрам, к водке и девушкам — вечерами.

В какой-то момент он перестал смотреться в зеркало. Решил отпустить бороду. Бросил как-то вечером на зеркало рубашку, да там она и осталась на месяц. Ему не хотелось больше себя видеть. Он был очень плохим декоратором.

А вот Джон оказался прекрасным декоратором. Гениальным. Джон — высокий белый парень, которого он повстречал как-то в баре. Стопроцентный американец. Именно он понял Алика лучше других. Лучше своих — русских. Его абсолютная интуиция подсказала, что Алик — маленький мальчик, заблудившийся в этом мире. Маленький мальчик, которому нужны опора и руководство. И Джон стал его руководителем. Он говорил Алику, когда нужно просыпаться и когда — завтракать. Он поселился у него, не спрашивая разрешения. Просто пришел однажды, и как был — в шортах, без вещей, — так и остался жить. Он снял рубашку Алика с зеркала и швырнул в корзину для грязного белья.

— Беспорядок, никуда не годится, — сказал он.

И с тех пор жизнь стала яркой, как мультипликация. Солнце светило, как никогда. Марево листвы было необыкновенно зеленым. И Алик хохотал время от времени точно так же, как и все в этом веселом цветном мире. Так декорировал его жизнь Джон с помощью белого порошка…

Джон нравился всем его друзьям и подружкам из русских. Девушки висели на нем гроздьями. Ребята хорохорились. Только Михаилу Семеновичу почему-то Джон сразу не понравился.

— Он у тебя живет? — вытаращил он глаза на Алика.

— Да, вдвоем веселее.

— Вот и я вижу, что повеселел ты необыкновенно.

— А разве это плохо?

— Почему плохо, Алик? Почему плохо? Была бы на то причина.

— Хорошо живем — вот и причина…

Но Михаилу Семеновичу такой ответ не понравился. Сначала из их дружной компании исчезла Стела — его дочь. Ее отправили к какой-то тетушке на побережье. Потом неожиданно появился отец. Алик ему страшно обрадовался. Они целый день бродили с ним по городу, навещали знакомых отца, а вечером вернулись домой. Джона не было. В его комнате на подушке лежала записка: «Меня предупредили, что к тебе приехал отец. Поживу пока у Мики». И номер телефона.