— A-а… привет.
— Как дела?
— Спасибо, хорошо. А у вас?
— Тоже очень хорошо. Не ожидала вас здесь увидеть.
— Пожалуй.
— Спокойной ночи, — сказала Вероника.
— Спокойной ночи.
Вероника пошла к дому, но на полпути ее остановил театральный шепот Франсуазы.
— Простите, Вероника.
— За что?
— Вы знаете, за что, — я ведь шпионила за вами. Мне просто надо было убедиться…
— Теперь все в порядке?
— Да, но ведь не вы были за рулем? Почему машину вели не вы?
— И что из этого?
— Нет, ничего… Но это ваша машина?
— Да, это мой ярко-оранжевый «фиат». Тот самый, о котором я говорила.
— Чисто из любопытства… — сказала она. — Он всегда был оранжевым? — Она хваталась за соломинку, ведь ей было ясно, что этот автомобиль более новой модели и он, конечно, ни при чем.
Вероника увидела Франсуазу такой, какой та была на самом деле. Что не явилось откровением, поскольку она каждый день наблюдала ее на работе.
— Франсуаза? — сказала она.
— Да?
— Пошла ты в задницу, — это ей так понравилось, что она повторила, — пошла ты в задницу, Франсуаза.
— Не надо.
— Надо.
— Если только чуть-чуть. Но послушай, давай договоримся. Если ты никому не скажешь, что поймала меня у своего дома, то и я не скажу, что ты вовсе не больна. Хорошо? Я не скажу, что ты весь день разъезжала со своим якобы бывшим приятелем и собакой.
— Ладно, — Вероника забыла, что сказалась больной, к тому же ее праведный гнев понемногу угасал. В конце концов, Франсуаза имела все основания подозревать ее в причастности к аварии, и она подобралась к ней ближе, чем полиция. — Давай просто забудем об этом.
Франсуаза подняла спинку сиденья и завела машину. Не сказав ни слова, она уехала.
— Ну, Жан-Пьер, — сказала Эстелла, — как ты себя ощущаешь в роли пост-индустриального скульптора?
Он поднял ободранные руки, черные от машинного масла.
— По правде говоря, все не так уж гладко и я подумываю о том, что пора с этим завязывать.
— Какой талант пропадает! Какая жалость!
— Да, кстати… — сказал он, после чего пошел к гаражу и вернулся с тремя кусками перекореженного металла, по одному — Эстелле и Веронике, и один — для себя.
— Хм, — сказала Вероника, — а что это?
— Не догадываешься? Это сувенирные пепельницы, изготовленные из обломков всемирно известного автомобиля.
— А если их найдет полиция?
— Они не будут их искать, — сказала Эстелла, — все кончено. План «Икс» завершен. Тебе не о чем больше волноваться. Для полиции это всего лишь дрянные старые пепельницы.
— Однако, — заметил Жан-Пьер, — я делал их с большой любовью.
— Прости. Я хотела сказать, что для полицейских они будут являть собой чудесные образцы утилитарной пост-индустриальной скульптуры.
— Так-то лучше, — Жан-Пьер скрутил наконец огромный косяк. — У меня есть мысль, — сказал он.
— Что там еще? — спросила Вероника.
— Давайте послушаем музыку.
— Если хочешь… — Она знала, что это будет за музыка, но не возражала. В конце концов, деньги, полученные за нее, спасли ее шкуру. Интересно, подумала она, а стали бы немецкие фанаты мягкого рока покупать диски, если бы знали, на что пойдут деньга, причитающиеся автору песни. В целом она задолжала Жан-Пьеру где-то около тридцати тысяч франков. Он сказал, что она может вернуть ему долг тогда, когда у нее появится такая возможность, но она решила начать выплаты уже с ближайшей получки. Она откинулась в кресле, подпевала, а когда запись закончилась, подняла стакан и сказала:
— С днем рождения меня!
Жан-Пьер и Эстелла вздрогнули в унисон.
— Ах да… — сказала Эстелла. — С днем рождения!
— Да, с днем рождения, — сказал Жан-Пьер, откашливаясь с виноватым видом.
— Да ладно вам, — сказала Вероника. — Вы так много сделали для меня за последнее время. Вы помогли мне избавиться от машины, куда уж тут помнить о дне рождения. Завершение плана «Икс» — это хороший подарок. Послушайте, я вам так благодарна за все, что вы сделали, чтобы вытащить меня из этой заморочки.
— Это было круто, — сказала Эстелла.
— Да, — согласился Жан-Пьер, сидевший с виноватым видом. — Это было очень круто.
Эстелла покаялась, а Жан-Пьер просто рассыпался в извинениях за невнимание. Они потушили свет, и Эстелла внесла в комнату огромный пирог с двадцатью тремя свечами. Она приготовила его сама — в форме маленького белого автомобиля.
Вероника была так тронута, что Эстелла не только не забыла о дне ее рождения, но потрудилась испечь и спрятать до времени пирог, что даже разразилась слезами.
— Хорошо, что хоть Жан-Пьер забыл о моем дне рождения, — всхлипывала она, — иначе я переволновалась бы до смерти.
— Может, стоит позвонить в похоронное бюро… — сказал он, вынимая из сумки открытку и пару коробочек — очень маленьких, что наводило на мысль о ювелирных изделиях.
Сытая и пьяная, Вероника развалилась в кресле, сложив руки на животе. Ее одолевали мысли: для Эстеллы и Жан-Пьера план «Икс», возможно, и закончился, а вот ей предстояло еще одно дело — как объяснить родителям, которые приезжают меньше чем через сутки, почему в их отсутствие машина сменила цвет на оранжевый.
Глава 10
Вероника обратила внимание на загар матери и отца, выкатывающих тележку в зал прибытия аэропорта имени Шарля де Голля.
— Вы прямо коричневые, — сказала она.
Ее смутила их радость встречи. Они обнимали ее и целовали снова и снова. Ей приходилось напоминать себе, что они понятия не имеют о случившемся в их отсутствие. В их представлении она была образцовой дочерью, трудолюбивой, любезно присматривающей за их домом. Им и в голову не приходило, что она блудит с незнакомцами, крадет высококлассную технику и убивает принцесс.
Пробираясь по аэропорту, они рассказывали ей о Бенине, о детях, а подойдя к машине, обрадовались, что она привезла с собой Цезаря. Некоторое время они суетились вокруг него, затем сели в машину и поехали.
Они уже почти приехали домой, когда мать вдруг сказала:
— Мне казалось, что машина была белой.
— И я тоже об этом подумал, — сказал отец, — только говорить не хотелось.
— Вероника?
— Да, мама?
— А почему машина оранжевая?
— А-а, — сказала Вероника, которая предварительно отрепетировала объяснение до последнего слова. — Я совсем забыла, это долгая история.
— Ты нам расскажешь?
— Конечно, когда приедем домой. Вы, наверно, умираете без кофе.
Она была права: они оба умирали без кофе.
— На следующий день после вашего отъезда, — объясняла Вероника, — на белой машине полетело сцепление. Ехать было почти невозможно, каждый раз при переключении передачи раздавался ужасный шум. Я нашла номер телефона того продавца из Нормандии, у которого вы ее купили, позвонила ему и спросила, как у него хватило наглости продать машину с испорченным сцеплением.
— И что он сказал? — спросила мать.
— Сначала ничего: он просто расплакался.
— Бедный…
— Он так расстроился… Когда же он взял себя в руки, то сказал, что прежде никогда не продавал плохих машин, что завтра же приедет и заменит на другую, лучшую во всех отношениях, но только ярко-оранжевую.
— Она, конечно, очень даже оранжевая.
— Да, — согласился отец, — и это, пожалуй, самое примечательное в ней.
— На следующее утро он приехал на оранжевой машине. Обругал белую, попинал ее и отвез в ремонт, тут за углом, а потом уехал на ней в Нормандию.
— Как мило с его стороны.
— Да, он так извинялся…
— Зря он принял это так близко к сердцу… Я хочу сказать, что машины часто ломаются, а та была уже довольно старая, и мы знали, что рискуем, покупая ее. По правде говоря, мы были бы удивлены, если бы он предложил оплатить новую муфту сцепления.
— Но это у него была первая жалоба за почти тридцать лет торговли автомобилями, и он считал делом чести заменить ее на лучшую модель. Сразу видно, что она стоит дороже, чем та.