Алина Зарайская - Мама, я доктора люблю

— Ты что молчишь? Ты меня вообще слышишь?!

Анжела допила последний глоток и аккуратно поставила пустую чашку на стол.

— Конечно, слышу. Разве тебя можно не слышать? Я просто ужасно устала и решила переждать, когда ты нашумишься. Не обижайся, ладно? Извини.

— Это ты меня извини, — притихла Полина. — Я и не подумала о том, что ты, наверное, еле на ногах держишься, а я на тебя кричу, отдохнуть тебе не даю. Но ты меня пойми, я вся испереживалась. Уже хотела к зданию суда ехать, там тебя ждать, да Салик отговорил. Сказал, что в зал все равно не пустят, ничем помочь не смогу, что я со своим шумливым характером только могу навредить. И я послушалась. Ты представляешь, Анжелка, послушалась! Мужика послушалась!

— Не представляю! — честно сказала Анжела и, несмотря на усталость, искренне рассмеялась.

— О! Ты смеешься! Значит, все в порядке, да?

— В порядке, в порядке, — поспешила она успокоить подругу. — Только устала ужасно. Давай я к тебе завтра зайду после работы и поговорим. Договорились?

— Конечно. Жду. Отдыхай.

— Спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

Анжела повесила трубку и некоторое время неподвижно сидела, глядя в темно-синее небо за окном. Потом вздохнула, задернула занавески и легла спать.

Но выспаться ей не удалось. Всю ночь девушке снился Володя. Судья, прокурор и адвокат мучили ее непрекращающимися вопросами и все хотели непременно узнать, почему она решила покончить с собой именно таким способом — бросившись под машину. В конце концов Анжела не выдержала и призналась, что уже пробовала отравиться таблетками, но ее спасли.

Анжела открыла глаза, помотала головой, отгоняя кошмар, и выключила, видимо, уже давно звеневший будильник.

«Господи, какая мерзость! Неужели теперь Володя всегда меня будет преследовать? — Анжела еще раз тряхнула головой и резко откинула одеяло. — Ничего, сейчас умоюсь, приму холодный душ, и все пройдет, — успокаивала она себя. — А то так и в самом деле можно с ума сойти».

Душ, крепкий горячий кофе и шутливый разговор с папой, который, как обычно по утрам, пришел к ней со своими вечными кроссвордами, привели ее в чувство.

— Это все-таки удивительно! Ну объясни мне, почему какой-то никому не ведомый городок на столь же неведомой реке Луге ты знаешь, а известнейшего поэта конца девятнадцатого — нет? Ну как такое может быть?! — не уставала спрашивать Анжела.

— Потому что я географию люблю, а поэзию — нет, — невозмутимо отвечал отец. — Поэзия — это по твоей части. — Он ласково потрепал ее по щеке. — Ты у нас девушка мечтательная, хорошенькая — тебе стихи и читать. А мне бы, рядовому инженеру, чего-нибудь поматериальнее.

— Тебе кажется, что у нас есть только один поэт и один писатель. — Анжела встала, поставила чашку из-под кофе в раковину и нежно обняла отца.

— Это какие же? — Анатолий Петрович лукаво взглянул на дочь.

— Пушкин и Горький.

— Правда. А чем они тебе не угодили?

— Угодили-угодили, просто я еще многих других знаю. А ты — нет! — Она, как в детстве, слегка потянула отца за щеку. — Ну ладно, я побежала, а то на работу опоздаю. До вечера.

— Счастливо! — Отец помахал ей газетой, в которую тут же и углубился.

На работе Анжелу встретили дождем вопросов о прошедшем суде.

— Видно, Анжелка, у тебя в этом году судьба такая — рассказывать, — вздохнула пухленькая Ирина Петровна, — то про Питер, теперь вот про Володю, потом, глядишь, еще что-нибудь интересное будет.

— Ну, особенно интересного у меня ничего нет, — начала Анжела.

— Интересно именно про доктора послушать! Ведь такой большой человек, такую должность занимает, и такое натворил!..

Наконец отдел удовлетворил свое любопытство, и все потихоньку разошлись по рабочим местам. Анжела облегченно вздохнула и принялась за проект. Но работалось плохо, что-то не давало покоя. Ей казалось, что она хотела сделать что-то важное и срочное, но забыла, а теперь не может даже вспомнить, что именно.

В обеденный перерыв все, как обычно, сидели на первом этаже, в буфете с большими, от пола до потолка, окнами и уже допивали чай, когда мимо вдруг проехала, мигая синим маячком и завывая, машина «скорой помощи». Анжела вздрогнула и чуть не уронила чашку.

«Что со мной происходит? — недоумевала она. — Почему я опять так эмоционально реагирую на этого человека? Ведь все в прошлом, навсегда забыто. Я избавилась от этой боли полностью».

«Полинка сегодня, кажется, не работает — поеду сразу к ней, — решила Анжела. — Надо только купить что-нибудь. Она, конечно, опять ругаться будет, зачем я деньги трачу, когда у них и так полный дом, но все равно. К тому же мне столько приходится лгать в последнее время, — она грустно вздохнула, — что надо же это как-то искупать, хоть мелочами какими-нибудь. Глупо, конечно, но мне так все-таки легче».

Впереди как раз мерцала реклама парфюмерного магазина, и Анжела решила, что, кроме бутылки вина и торта, еще что-нибудь подарит подруге. Стеклянная дверь плавно отворилась, и девушка, стуча каблучками, прошла по гладкому, выложенному зеленоватой керамической плиткой полу к самому красивому стенду в середине зала.

— Добрый день. Вам что-нибудь подсказать? — тут же подошла к ней девушка-консультант.

— Нет. Спасибо, пока не надо! — Анжелу почему-то всегда раздражали эти надоедливые, хотя и вежливые продавцы-консультанты.

Полки были уставлены самыми разными флаконами и баночками, но Анжела все никак не могла найти что-нибудь необычное, чего у Полины точно не было. Она обошла уже почти весь магазин, когда наткнулась на ряд небольших темно-зеленых бутылочек с какими-то очень знакомыми этикетками. Анжела взяла одну, чтобы получше рассмотреть, и весело рассмеялась.

«Это ей точно понравится! Она любит подшутить. Да и пахнет, — Анжела поднесла к носу колпачок, — очень даже ничего. Только какую бы именно марку выбрать»?

После долгих раздумий выбор был остановлен на розовом французском шампанском.

«Кстати, и к столу можно принести такое же, — улыбнулась Анжела удачной идее. — Правда, придется завернуть в центр, в фирменный магазин, ну ничего — погода отличная, оттого, что я прогуляюсь, у меня только поднимется настроение и появится аппетит».

И она бодро зашагала по залитой солнцем улице, помахивая разлетающимися над стройными ножками полами светлого плаща. С детства ненавидя общественный транспорт за духоту и медлительность, Анжела всегда ходила по городу пешком и отлично знала в нем каждый самый маленький переулок. Вот и сейчас она с удовольствием стучала каблучками по нагретому за день асфальту и сворачивала в любимые дворики и тихие улочки, то слегка удлиняя дорогу, то наоборот, срезая углы. Почти каждая улица, каждый дворик напоминали ей какие-нибудь грустные или радостные события. Вот, например, проходной двор бывшего Училища народных промыслов, а теперь вестюжанского бизнес-центра. Кто только не собирался в этом обширном, почти сплошь залитом асфальтом дворе, двумя кустами сирени, посаженными в самом центре на крошечном газончике! Эти несчастные кусты, как только успевали зацвести, обрывались студентами училища, дарившими их тут же своим возлюбленным. Но к вечеру, помимо местных, в этом дворе собирались и старшеклассники, и студенты других вузов. Здесь завязывались романы, разрешались споры, пелись под гитару песни. Лет в семнадцать Анжела тоже несколько месяцев подряд ходила сюда полюбоваться на одного местного студента. Но до романа дело так и не дошло. Анжела обычно скромно стояла в каком-нибудь неприметном уголке, не прибиваясь ни к одной компании и только издали робко наблюдая за своим Валерочкой, непринужденно болтавшим в это время с какой-нибудь смазливой девчонкой. Так ни на что и не решившись, Анжела перестала приходить в этот двор и еще долго обходила его стороной. А теперь нет-нет да и заглядывала сюда, вспомнить юность, посмеяться над своей застенчивостью.

А вот по этой тихой улочке Анжелу впервые несли на руках. Главный инженер соседнего отдела Юра Никитин — высокий, сильный, с густой черной бородой, он был похож больше на полярника, чем на начальника отдела. Они шли с работы в центр, хотели выпить кофе и просто о чем-нибудь поболтать. Ни о каком романе не было и речи — просто хорошие дружеские отношения. Был конец мая, на город уже наползали сумерки. Чтобы срезать угол, молодые люди свернули в этот переулок. И Юра вдруг, ни с того ни с сего, подхватил своими сильными руками Анжелу, поднял ее и крепко поцеловал. А потом так и нес до самого конца улочки. Нес и целовал. Анжела навсегда запомнила это летящее, невесомое ощущение счастья.