— Послушай, Маша, я не…
— Дашь ты мне произнести хоть слово? Я тебе еще не сказала самого главного. «Лиственница» на том же озере, что и «Южный ветер»! Оттуда десять минут на каноэ, две минуты на машине, пятнадцать минут пешком по дороге, и… — Она перестала вытирать уши Марджори и посмотрела на ее непонимающее лицо. — Уж не хочешь… уж не хочешь ли ты сказать, что не слышала про «Южный ветер»? Придется все тебе рассказать, чтобы вытащить из этого невежества.
— Валяй, рассказывай, — сердито буркнула Марджори. — Я не слышала. Погоди… это тоже лагерь, верно?
— Мартышка, это лагерь для взрослых, самый знаменитый в мире! Он потрясающе красивый, площадки, как в Виндзорском замке, а общий зал — как огромный бальный зал в Уолдорфе. Каждые выходные они устраивают там фантастические ревю, регулярные бродвейские шоу. Какие связи ты можешь там завязать! Ты понимаешь, глава труппы у них Ноэль Эрман, он написал несколько дюжин хитов, таких как «Поцелуи дождя», а художник по декорациям — Карлос Рингель, он поставил десять бродвейских шоу и, между прочим, мой старый приятель, мерзавец этакий. Танцы, вечеринки! Не только это, ты больше узнаешь о настоящем профессиональном театре, чем…
Раздался стук в дверь. Марджори в нижнем белье съежилась за ширмой. Маша вышла и тут же вернулась назад, широко улыбаясь, с маленькой белой карточкой в руке.
— Честное слово, старик Клэббер не из прохвостов. Стоял спиной к двери, чтобы даже случайно ничего не подглядеть! Набожный, готова поклясться. Ему пришлось уйти, Марджи. Тебе нужно позвонить ему завтра.
Марджори взглянула на карточку.
— Что это все такое? Еврейская педагогическая ассоциация?
— Этим он занимается зимой. Самый добропорядочный гражданин, какой только может быть…
— Слушай, Маша, ты не слишком замечталась? Как это я могу быть театральным советником? Я ничего не смыслю ни в декорациях, ни в освещении, ни…
— Милочка, за неделю ты будешь знать это, как свои пять пальцев. Подумай только, если уж Дора Кимбл может с этим справиться…
— Разбираться с кучей хнычущей мелюзги… Не знаю, Маша…
— Марджори, милая, я тебе говорю, помощница по театру — это королева лагеря, ей абсолютно ничего не нужно делать, живет она в великолепном одиночестве на вершине холма в хижине, созерцая свое искусство — и «Южный ветер», котеночек, который оттуда можно видеть, вот как я тебя вижу, чудо что за место на другом берегу озера, земля обетованная. Я тебе говорю, мы все лето проведем в «Южном ветре». Это рай земной. Я клянусь, ты откроешь новый мир.
Послетеатральная толпа у Краффта была очень шумной; поэтому, когда родители и Сет принялись за свои десерты, Марджори отважилась спросить у Сэнди, понизив голос:
— Ты когда-нибудь слышал про место, которое называется «Южный ветер»?
— Слышал ли я? Я там бывал. Веселенькое место. А что?
— «Южный ветер»? — встряла миссис Моргенштерн, не поднимая глаз от шоколадного мороженого. — Что ты хочешь узнать о «Южном ветре»? Я тебе все расскажу о «Южном ветре». Это Содом. Вот что такое «Южный ветер».
— Мам, я не тебя спрашивала…
— Она не так уж ошибается, — сказал Сэнди.
— А почему тебя вдруг заинтересовал «Южный ветер»? — спросил мистер Моргенштерн, приглядываясь к дочери. — Если хочешь поехать туда этим летом, то подумай еще раз. Моя дочь не поедет в «Южный ветер».
— О Господи, зачем только я завела этот разговор! Давайте поговорим о чем-нибудь еще.
Позже, когда они с Сэнди танцевали в Билтморе, он описал ей несколько уик-эндов, которые провел в «Южном ветре». На основании его слов и того, что рассказала Маша, этот лагерь для взрослых начал представляться ей порочной сказочной страной, сверкающей в красноватом зареве.
Прошла неделя. Вдруг однажды вечером после ужина Марджори случайно упомянула о том, что после ее выступления в «Микадо» она получила предложение поработать в детском лагере, преподавая драматическое искусство. Сперва миссис Моргенштерн была довольна, говоря, что пора бы Марджори узнать, что значит заработать доллар. Но когда она измучила дочь расспросами и всплыло имя Маши, мать переменилась в лице.
— Звучит не слишком хорошо.
— Мам, мистер Клэббер — президент Еврейской педагогической ассоциации. Он похож на раввина. Маша говорит…
Мать внимательно уставилась на нее.
— Скажи-ка мне, какое отношение имеет все это к «Южному ветру»?
— К «Южному ветру»? — спросила Марджори, весело хохотнув. — Интересно, с чего это ты вдруг решила заговорить про «Южный ветер»?
— Не знаю, — сказала миссис Моргенштерн. — Сначала ты задаешь вопросы о «Южном ветре», а потом у тебя появляется эта работа в лагере для девочек…
— Мам, про «Южный ветер» мы говорили неделю назад.
— Ну, не знаю, это вышло одно за другим. Есть между этим связь или нет?
Марджори, порядком разозлившись на материнскую прозорливость, посчитала, что ложь только усугубит положение.
— Случайно, — небрежно сказала она, — «Южный ветер» оказался на том же озере, поэтому я про него и услышала. Можешь называть это связью. Он никакого отношения не имеет к лагерю мистера Клэббера…
— Так вот где собака зарыта! — догадалась миссис Моргенштерн. — Думаешь, тебе все лето удастся просто так веселиться в «Южном ветре»? Разве ты не знаешь, что туда нельзя пройти вечером, если ты не платишь? У них там охранники с ружьями, собаки…
— Откуда ты так много знаешь об этом месте, если оно такое ужасное?
— Совершенно случайно, я тебя уверяю. Папин адвокат, мистер Пфефер, возбудил против них дело, потому что они не уплатили большой счет за доставку белья. Он ехал туда и захватил нас с собой. Для нас все было бесплатно, поскольку владелец хотел умаслить его. Уж этот владелец! Дьявол! Самый подходящий хозяин для Содома.
В результате этого диалога мать со многими скептическими оговорками согласилась пойти вместе с Марджори в офис мистера Клэббера как-нибудь на неделе. Она, к своему превеликому удивлению, была довольна встречей с владельцем лагеря, и он, казалось, обрадовался не меньше ее. Это был невысокий старичок с большой лысой головой, тяжелыми зеленоватыми очками и очень волосатыми ушами. Рука, которую он протянул для приветствия Марджори, на ощупь была похожа на сухую бумагу. Стены его небольшого кабинета были увешаны дипломами, почетными значками и грамотами, прославляющими его труд на почве еврейского образования.
Начал он с того, что принялся на все лады расхваливать талант Марджори. Миссис Моргенштерн предпочла не тратить времени на предисловия.
— Во-первых, мистер Клэббер, я хотела бы задать вам вопрос о «Южном ветре».
— Ах, да! «Южный ветер»…
— Он рядом с вашим лагерем, не правда ли?
— К несчастью, да. Я говорю, к несчастью. Он расположен в самом привлекательном месте, но…
— Это Содом.
— Это сильно сказано, мадам. Я могу уверить вас, что он немного более чем богемный… — Он перевел обиженные глаза на Марджори. — Но, дорогая моя, вы, разумеется, рассказали своей матушке о нашем правиле насчет «Южного ветра»? Нет? Но Маша непременно должна была рассказать вам. — Он снова обернулся к ее матери. — У нас есть железное правило, миссис Моргенштерн, непререкаемое правило. Любой преподаватель из «Лиственницы», которого заметят в «Южном ветре» в любое время в течение летнего сезона, без промедления увольняется. Собирает вещи и отправляется восвояси на первом же поезде, ночью или днем.
Миссис Моргенштерн бросила на Марджори довольный взгляд. Марджори не могла скрыть своего разочарования.
— Это в самый раз для тебя!
Полученные сведения, по-видимому, решили этот вопрос для матери. Далее последовали краткие переговоры по поводу жалованья Марджори, в которых сама девушка почти не принимала участия.
Мистер Клэббер, ссылаясь на молодость Марджори, пытался заполучить ее за пятьдесят долларов. Миссис Моргенштерн, указывая на ее дарование, проявившееся в «Микадо», запросила по меньшей мере три сотни. После некоторых споров мать позволила сбить цену до обычной суммы в двести долларов, и всеобщие рукопожатия ознаменовали заключение сделки.
Тем же вечером в квартире Зеленко Маша уверяла Марджори, что железное правило мистера Клэббера было лишь предметом насмешек в «Лиственнице».