Герман Вук - Марджори

— Вы довольно круто обошлись с моим братишкой Билли, не правда ли?

— Почему! Совсем нет.

— В прошлом году он был совсем разбит. И он сам не свой сегодня только потому, что увидел вас. Он так говорит.

— Ему просто нравится так говорить, — сказала она. — Я очень хорошо отношусь к Билли.

Ноэль отодвинулся и посмотрел на нее.

— Хорошо, а? Звучит не обнадеживающе.

— Я не старалась выбирать слова. Вы знаете, что я имею в виду.

Ее лицо порозовело.

— Конечно, да. Если бы вы сказали, что ненавидите его, что он свинья, хам, я посоветовал бы ему продолжать добиваться своего. Но если вы действительно хорошо к нему относитесь…

— Пожалуйста, не говорите ему, чтобы он чего-то добивался. — После следующей паузы она спросила: — Как вам понравилось шоу Уолли?

— Очень изобретательное и веселое.

— Маша постоянно напевала и наигрывала ваши номера для «Южного ветра». Я любила их. Уолли еще далеко до них.

Он наклонил голову.

— Я немного старше, вы знаете.

— Вы собираетесь этим летом вернуться в «Южный ветер»?

— Пожалуй, да.

— Похоже, вы будете моим начальником. Я получила работу актрисы.

— Вот как? — Он отстранил ее от себя, его взгляд был невозмутим и насмешлив. — Это здорово. Собираетесь быть одной из конторских рабынь Грича?

— Я надеюсь еще и участвовать в спектаклях, хотя бы немного. По-моему, это прекрасное место, чтобы учиться.

— Вы многому можете научиться в «Южном ветре». Я не могу сказать точно по поводу актерского искусства, но… Что же, Уолли, должно быть, на седьмом небе, а? Прошлым летом он раз десять пытался пробраться к вам в лагерь, чтобы увидеть вас, но его не пускали.

— Я не знала об этом.

— Полагаю, он слишком робок, чтобы сказать вам.

Он снова приблизил ее к себе, и они продолжали танцевать. В его танце не было ничего, кроме непринужденной любезности. Музыка подходила к концу, и ее захлестнула волна печали. Как неудачно поворачивалось дело! Он считал ее девчонкой для таких, как Билли или Уолли. Это было видно по тому, как он держал ее, как он разговаривал с ней, как он сказал ей это. Никакие, никакие ее слова или поступки не могли бы изменить этого.

Уолли ждал их у дверей рядом с тем стулом, где лежало пальто Ноэля. Когда Ноэль, прощаясь, поклонился, прижав руки к бокам, Марджори вдруг поняла, что показалось ей в нем странным. Это его левая рука, та, что всегда была согнута и держалась за правый локоть. Когда Ноэль ее выпрямил, она оказалась немного короче другой и, если только Мардж не ошиблась, была немного искривлена.

Несколько вечеров спустя ей позвонил Билли Эйрманн, жалобно сказав:

— Раз уж ты снова появилась в обществе, я решил еще раз попытать удачу.

Когда он пришел, то оглядел изысканную мебель из Эльдорадо, загромождавшую новую квартиру, и вежливо сказал, что у них очень мило. Из-за него с новой силой, как никогда раньше, она почувствовала семейный упадок.

— Не снимай пальто, — сказала она, — мы пойдем куда-нибудь. Может, в «Старую Касабланку».

Билли запротестовал, умоляя ее позволить ему отвести ее в «Клуб Аиста». Но она чувствовала себя виноватой из-за того, что согласилась встретиться с ним, и успокаивала свою совесть тем, что предложила самое дешевое место, которое знала, и потому они пошли в «Старую Касабланку». Это был захиревший ресторанчик на Бродвее, всего в нескольких кварталах от ее дома, где трое жалких музыкантов уныло развлекали каждый вечер студентов колледжей с ограниченными средствами. Стены, неровные и с неправильными углами, изображали грот и были выкрашены в мертвенно синий цвет, освещение тоже было синим. Танцевальная площадка была заполнена тощими молодыми людьми в поношенных пиджаках и грязных белых туфлях и неопрятными девушками в мешковатой одежде, которые вертелись и шаркали ногами в замогильном свете. Марджори и Билли взяли себе пива и гамбургеров и принялись болтать, и она небрежно упомянула о том, что собирается провести лето в «Южном ветре».

— В «Южном ветре»? Мой брат Саул там режиссер!

Марджори кивнула.

— Я знала, что режиссер там Ноэль Эрман. До недавнего времени я не подозревала, что это твой брат Саул.

Билли криво улыбнулся и склонил голову набок. Марджори в это мгновение увидела в нем мимолетное сходство с братом.

— Ноэль Эрман. Великое имя, не правда ли?

Он стал вертеть в руках бутылку кетчупа.

— Ты практически не рассказывал о нем.

— Он что-то вроде паршивой овцы в нашей семье, Мардж, так или иначе.

— Что у него с рукой?

— О, ты заметила? Он довольно ловко это скрывает. Такую штуку называют паралич Эрба. Он у него с рождения. Бывает из-за наложения щипцов. Полно людей с ним живет. У них короткие и искривленные руки, ты, наверно, видела. Ну, с Саулом дела были не так плохи, он занимался, как черт, и более-менее исправил ее. Он еще и в этом обвиняет моего отца. Заявляет, что отец позвал этого доктора, от которого не было никакой пользы, потому что он был его школьным приятелем…

— Они с твоим отцом не ладят?

— Ну, ты знаешь, мой отец судья, и все такое, так что он хотел, чтобы Саул изучал законы. Саул хотел преподавать философию, по крайней мере теперь он так говорит, но мне кажется, что ему хотелось быть кем угодно, только не адвокатом, назло отцу… Да ну его к черту, этого Ноэля Эрмана, ты не против? Прислушайся к совету старого друга и телом держись от него подальше, вот и все.

— Не беспокойся.

— Слушай, что я скажу тебе про Саула. Не то чтобы он был паршивцем или кем-нибудь там еще… Если бы женщины падали от меня налево и направо, куда бы я ни шел, я бы тоже не упустил такого случая, это точно… Пошли, это румба, давай потанцуем.

После этой встречи Билли звонил ей еще два или три раза. Она была любезной, насколько могла, но у нее был законный предлог для отказа в виде репетиций у «Бродячих актеров», так что вскоре пыл его охладел.

С Уолтером Ронкеном дело обстояло по-другому, он был настойчивым и обезоруживающим.

— Слушай, — как-то раз сказал он по телефону, — давай допустим, что я слишком молод для тебя и слишком смешон. Из этого совсем не следует, что ты должна меня отшить. Мы все же интересуемся одними и теми же вещами, а я не так неприятен в компании. Ты и представить не можешь, какое сокровище готовишь себе на небесах, когда время от времени со мной встречаешься. Ты поддерживаешь во мне жизнь. Ты же отдала бы ради меня пинту крови, если б я умирал, правда?

И она рассмеялась такому экстравагантному признанию и согласилась встретиться с ним. Какое-то время он подшучивал над ней только по телефону, а в ее присутствии терялся и замолкал, но, проведя с ней несколько вечеров, он стал чувствовать себя свободнее. Однажды он привел ее в смущение тем, что без приглашения явился на репетицию «Бродяг». Он мог бы быть сыном режиссера, таким юным он казался среди участников труппы. Она дразнила его, но позволила после репетиции выпить с нею кофе и была поражена проницательностью его комментариев, особенно по поводу ее собственной игры. Он целиком понял то, что она пыталась сказать в своей роли.

— У тебя много здравого смысла — в некоторых отношениях, — сказала она, повышая голос, чтобы заглушить металлическое дребезжание. Они были в кафе-автомате. Она настояла на том, что заплатит за свой кофе, и между ними появилась какая-то натянутость.

— Я быстро соображаю. — Он откусил пончик, как будто разозлился на него.

— Или очень о себе воображаешь.

— И то, и другое. Одна черта не исключает другую. Посмотри на Шоу.

— Ну, не будь так уверен в этом, мой мальчик, по крайней мере пока не отрастишь себе такую же бороду, как у Шоу. Это не такая привлекательная черта в тебе.

— Не называй меня «мой мальчик». Знаешь точную разницу в нашем возрасте? Один год, три недели и пять дней.

— Это все равно что десять лет, Уолли, когда девушка старше.

Он сгорбился над своим кофе — воплощение уныния.

— Верно. Но так не должно быть, Мардж. Это жалкие шутки времени, ошибка в простой арифметике. Это не должно ничего означать.

— Если ты будешь вести себя хорошо, мы можем быть очень добрыми друзьями. Ты мне нравишься. Не гляди так трагично.