Герман Вук - Марджори

Официант принес бренди. Ноэль выпил.

— Бренди Сэма начинает становиться приятным на вкус. Невероятно.

Марджори холодно взглянула на него.

— Ты действительно иногда дьявол — мстительный, мелочный, надменный, самодовольный.

Он взглянул через окно и указал на гостей, разбредающихся по газону.

— Сюда движутся Джукс и Каликас, загруженные стейками и пивом. Когда, к черту, я смогу прикончить все это?

— Что она сказала тебе?

— Кто? Когда?

— Мюриель. На вечеринке, перед ее свадьбой.

— А, это… Я забыл. — Он выпил.

— Что ты сказал, Ноэль?

— Тебя интересует так много, что теряешь мысль во время паузы.

— Да, это меня интересует.

— Ну, хорошо. Пойми, пожалуйста, это в основном дело моих рук. Я завел ее в танце в угол, усадил и в нескольких живых и довольно мерзких выражениях описал ей предстоящее замужество. Она стала похожа на взъерошенную кошку, но меня ни черта это не беспокоило! Когда я выговорился, она сказала нечто наподобие этого: «Ты всегда был способен обволакивать меня речами и причинять мне боль. Ты обидел меня сейчас, ладно. Мне плохо. То, что ты говоришь о моем замужестве, все справедливо. Я скажу, однако, словечко в пользу Марти. Он не урод». С этим исчезли синий бархат, белые руки и алмаз.

Он допил бренди и встал.

— Пойдем.

Они молча пересекли газон рука об руку. Когда они подошли к проходу в кустах, ведущему к женским коттеджам, она повернулась лицом к нему.

— Я очень тупая. Я знаю, но…

Он нежно провел рукой по ее щеке.

— Достаточно разговоров для одного вечера, дорогая. У нас еще целое лето. Я скажу тебе, какое у меня странное чувство. Вероятно, это не от бренди. Я принял недостаточно… Марджори, радость моя, мы влюбились друг в друга, и это все. Ты любишь меня. Я люблю тебя. Не проспи это.

Электрический разряд пробежал по ее рукам и ногам. Она выставила свои руки с растопыренными пальцами, останавливая его, ослепленная какой-то маленькой догадкой. Он взял ее руку. Она потянула его в теневую часть тропинки и поцеловала.

В течение следующих двух недель в «Южном ветре» все решили, что Марджори стала любовницей Ноэля Эрмана. Во время репетиций она сидела около него; когда она не играла роль или не работала осветителем, она превращалась в своего рода ассистента режиссера. Она проводила все свое свободное время с ним: на лодочной прогулке, на танцах, на теннисном корте.

Это была новая эра для Марджори, солнечный удар любви, радости и счастья. Ноэль поставил «Пигмалиона», и никто не возражал, когда Марджори получила роль Элизы. Труппа решила, что если Марджори спит с патроном, то следует относиться к ней хорошо, по крайней мере первые несколько недель их отношений.

Ко всеобщему удивлению, Марджори достигла успеха в постановке, и не только из-за сюжета пьесы. Публика полюбила ее. Теплый прием, видимо, придавал ей силу и живость, почти увеличивал ее рост, после робкого начала она с блеском провела весь спектакль, и при закрытии занавеса ее провожали аплодисментами, подобно ее Микадо.

Этот вечер стал незабываемым, труппу вызывали на сцену многократно. Грич пригласил их всех в свое прекрасное бунгало на озере и был вынужден через некоторое время послать на кухню за ящиком шампанского. Около двух часов ночи, когда все были довольно пьяны и полны желания продолжить вечеринку, кто-то предложил, чтобы Ноэль сыграл свою новую музыкальную комедию «Принцесса Джонс». Он пытался отвертеться, но требования были настойчивы. В конце концов он сел за пианино и начал. Шут тут же утих, кругом были театралы, а знакомство с новой вещью было делом серьезным. Слушатели расположились и здесь и там, на стульях и на полу, бесшумно попивая и внимая одновременно. Спустя некоторое время их уважительное отношение переросло в энтузиазм, а затем в восторг. Многократно они разражались аплодисментами. Когда Ноэль закончил, игра и пение заняли более часа, раздался взрыв поздравлений. Марджори считала, что «Принцесса Джонс» — незабываемая вещь, но как возлюбленная Ноэля, сидела тихо, наслаждаясь ревом поздравлений, подобно ему, внимавшему молча. Уолли Ронкен подошел к Ноэлю со стаканом в руке и низко поклонился.

— Салям. Ты мастер, Ноэль. Пьеса будет популярна весь год. Наверняка это нечто сногсшибательное. Ты станешь богатым и знаменитым. Я преклоняюсь перед мастером. Салям.

Он коснулся лбом пола, расплескивая свою выпивку.

С той ночи все в труппе стали воспринимать Марджори как свою. Саркастическое прозвище «Сладкая и светлая», привешенное к ней, ушло в забвение. Рыжеволосая певица Адель, с которой Марджори жила в бунгало, сбросила надменность, предложила виски, хранившееся в ее чемодане, и стала делиться подробностями своих взаимоотношений с официантом. Ассистентка актрис, которая спала с Ноэлем (как многие думали), начала более откровенно рассказывать о своих любовных проблемах в ее присутствии, а также о Любовных делах других членов труппы. Марджори была изумлена масштабами и запутанностью сексуальных отношений в «Южном ветре» и ужаснулась от мысли, насколько раньше была слепа.

Ее глаза вдруг открылись, она стала замечать у гостей лагеря признаки, указывающие на характер их отношений: симпатичный мужчина, постоянно сопровождаемый робкой или безобразной девушкой; посетительница, танцующая каждую ночь с одним и тем же официантом или посыльным; мужчина средних лет и молодая женщина в неразлучной компании, выглядящие спокойными и не пытавшимися развлечь друг друга. Она поделилась своими впечатлениями с Ноэлем.

— Ну, оставь свою наивность, — сказал он. — Наслаждение получаешь от самого процесса. Конечно, ты еще не искушена в этих вещах. Возможно, ты можешь судить о том, как мужчина гребет веслами, а девушка лежит в лодке, или пара сплетает руки, или как они танцуют, или как они ведут себя на теннисном корте и поле для игры в гольф, или как выглядит губная помада девочки во время завтрака. Я мог бы выиграть, если бы кто-либо попытался поспорить со мной о таких вещах.

— Конечно, это место живет сексом, — сказала Марджори. — Оно пропитано им. Оно кишит им. Оно извергает его. Это ужасно! Оно подобно Дантову аду. Множество мерзких корчащихся, демонстрирующих наготу тел.

— О, успокойся, — попросил Ноэль. Они находились на веранде общего зала, загорая в раскладных креслах. — Хочешь еще пива?

— Мне понятно. Моя мать называла это Содомом. Она права.

— Ты воспринимаешь все слишком болезненно, дорогая. Здесь не настолько много секса, как тебе кажется. Среди всей труппы я выделяю тебя, тесно общаясь с тобой все лето, это представляется несколько неприличным. Но посетители в целом совершенно разные. — Он бросил взгляд на людской муравейник, снующий по лужайке, и на загорающих на пляже девочек в открытых купальниках, мужчин в коротких спортивных трусах. Все они были веселые и очень шумные.

— Парни приходят сюда, конечно, с обычной мыслью студента соблазнить привлекательную девочку, попутно поиграв в теннис, гольф и позагорав. Но они не очень удачливы. Хорошенькие девочки Ширли приходят в закрытых купальниках и ярких легких платьях, намереваясь заполучить мужа и никак иначе. Это свиньи, которые в основном извлекают выгоду из непрерывных козней. У них призрачные надежды. Им хочется лишь немного внимания, и они заплатят за это своими грязными телами. Немногие мужчины на самом деле не сдерживаются и проявляют интерес к некоторым смазливым девочкам. Несколько больше тех, кто выдержаннее, прекратили совокупляться со свиньями. Вот и все об этом.

— Ты слишком грубо и высокомерно относишься ко всему этому.

— Послушай, Марджи, существует обстоятельство, которое тебе следует учитывать. Секс существует. Люди не только едят, пьют и дышат, они совокупляются. Таким образом получается, что рождаемость населения превышает смертность. Твоя точка зрения — она привита тебе родителями — устарела даже для австралийского крестьянина. Удивительно не то, что слишком много, а, наоборот, слишком мало секса в «Южном ветре». Большинство ограничивается несколькими неумелыми поцелуями и объятиями, и лишь немногие достигают большего, прячась и ползая в темноте, как будто они совершают преступление. В течение сорока веков Моисей все еще управляет этими бедными юными евреями. Это абсолютно непостижимо.