Ноэль составил программу четыре года назад, после полугодового бродяжничества по Мексике. В то первое лето он получил должность управляющего по общественным программам. Ему понравилась работа. Но в тот раз его энергичная подготовка ревю разительно отличалась от обыденного отношения к делу. Грич выделил приличную сумму на костюмы и декорации, предоставив в распоряжение Ноэля практически все средства. Расчет был поставлен на то, что мексиканская фиеста в «Южном ветре», намеченная на первое воскресенье августа, станет таким же популярным праздником, как 4 июля или День труда.
Вслушиваясь в пение Ноэля, Марджори забыла о головной боли, усталости и липком от пота костюме. Временами срывающийся голос Ноэля был похож на пение настоящего мексиканца. Марджори была очарована этими простыми, томными песнями, в такт с покачивающейся головой Ноэля, его вибрирующим голосом, который буквально заставлял ее таять. Сама она не аплодировала, но испытывала глубокую благодарность публике, приветствовавшей его, когда он вставал из-за пианино.
Марджори вздрогнула, когда во время очередной любовной песни услышала воркование матери: «Он бесподобен!» Марджори взглянула на нее. Миссис Моргенштерн с улыбкой глядела на Ноэля горящими глазами, постукивая одним пальцем по столу в такт медленной мелодии.
— И почему бы им дурацкие шутки клоунов не заменить сегодня на чудесные песни Ноэля?
— Они были бы еще чудеснее, если бы ты понимала их смысл, — ответил мистер Моргенштерн, — лучше бы он пел по-английски.
— Вы совершенно правы, — раздался голос из-за соседнего стола.
После неоднократных вызовов на «бис» Ноэль перешел на английский Он поблагодарил публику и объявил праздничную программу.
Весь день на ближайшей лужайке намечались фольклорные песни и танцы, а после этого — бой быков. К вечеру готовился мексиканский ужин на открытом воздухе, при свете факелов. Затем должен был состояться карнавал под брызги фейерверка над озером.
После всего Ноэль попросил гостей облачиться в маскарадные костюмы и пригласил всех проследовать за ним, чтобы бесплатно получить широкополые сомбреро, испанские гребни, мантильи и шали. Взрыв смеха и возбужденные голоса заполнили зал, когда он вновь щелкнул хлыстом и прокричал: «Hasta la fiesta!» — и под взрыв музыки выскочил на сцену.
— Я даже не знаю, — сказала миссис Моргенштерн супругу, — может быть, нам остаться ненадолго?
— А почему бы и нет? Будет очень весело, — поддержала ее Марджори.
— Роза, я не хочу ехать на ночь глядя, — ответил отец безразлично, избегая взгляда Марджори.
— Ну хорошо, — сказала миссис Моргенштерн, — когда же будет бой быков? По-моему, в четыре часа? А до Сэт-кемпа только два часа езды. Мы посмотрим бой быков и еще дождемся выступления Самсона-Аарона. Ты просто умрешь со смеху.
— Неужели в дурачестве этого дядюшки ты находишь что-то новое? Я могу вполне обойтись без него.
Марджори стояла, не вмешиваясь в разговор. В таких спорах слово матери обычно брало верх.
— Прекрасно, встретимся позже, — сказала дочь, — идите на лужайку и займите хорошие места.
— А куда ты собралась? — спросила мать.
— Зайду в бунгало, мне нужно переодеть костюм.
— Я пойду с тобой. — Мать отодвинула стул. — Мне бы хотелось посмотреть, как ты живешь. — Они оставили отца за столом. Он мрачно перекатывал сигару между губ.
— Твой Ноэль вполне талантлив, — сказала миссис Моргенштерн, пересекая вместе с дочерью поляну. — Где он научился так петь?
— На самом деле не слишком хорошо.
Солнце нещадно пекло голову Марджори, но влажный бриз ласкал кожу, проникая сквозь материю. От усталости, головной боли и эмоционального напряжения выходного дня чувство реальности покинуло Марджори. Все вокруг нее происходило как бы в цветном, шумном и ярком сне.
— Его искренность производит более свежее впечатление, чем у большинства певцов, — уточнила Марджори.
— Но он действительно играет на пианино необыкновенно. Что ж, я уверена, он мог бы этим неплохо зарабатывать на жизнь, — задумчиво произнесла миссис Моргенштерн.
— В девятнадцать лет он уже создал свою музыкальную группу.
— Неужели? Поразительно! Этот молодой человек может все, не правда ли? О! Ты только видела бы его сегодня утром на репетиции с дядюшкой и быком. Он очень умен. А как он рассуждает!
Они вышли на тенистую аллею. Марджори искоса взглянула на мать, удивляясь, к чему она ведет речь.
— Однако, Марджори, меня беспокоит поведение дяди. Ты знаешь, он прыгает и танцует при такой жаре, как будто на свадьбе. Мужчине уже за шестьдесят, в нем тонна веса, а он ведет себя, как я не знаю кто… как школьник, как ненормальный.
— Мама, ничего не поделаешь с Самсоном-Аароном. Таков уж он есть.
— Но я пыталась кое-что сделать. Старик лежал и отдыхал перед выступлением, а я подошла к Гричу и сказала все, что думаю о нем. «Вам должно быть стыдно заставлять старого человека выделывать эти обезьяньи трюки». А этот Грич, он посмотрел на меня с дьявольским выражением на лице и не проронил ни слова. Он знал, что я права.
— Он ни к чему не принуждал Самсона. Дядя сам хотел быть тореадором. Это почетная и забавная роль.
— Это то, что тебе известно. Ему платят за это сто долларов.
— Кто тебе сказал такое? — удивилась Марджори.
— Это так. Вначале, когда его попросили выступать, он сказал «нет», и в конце концов Грич пообещал ему сто долларов, после чего он согласился. Старый дурак, ему нужны деньги, чтобы покупать вещи для ребенка Джеффри.
— Мама, он не получает деньги. Грич никогда не стал бы платить. Дядя делает это ради смеха. Он сам мне так сказал.
— Он сказал это тебе. Но меня-то не стоит кормить такими сказками.
— Вот мое бунгало.
Марджори быстро приняла душ. Закрывая воду, она услышала, как мать напевает слова из песенки «Поцелуи дождя». Обернувшись полотенцем, она выскочила из ванной.
— Но это же песня Ноэля. Ты говорила, что не слышала ее… — прошептала Марджори.
— Я знаю, что это песня Ноэля, — смеясь, ответила мать. Она полулежала, облокотившись на кровать дочери. — Он наиграл мне ее сегодня утром. Конечно, я слышала ее раньше. Просто я не помнила слов.
— Вы стали хорошими друзьями, не так ли? — осторожно спросила Марджори.
— Не стой мокрой на сквозняке, оботрись и оденься.
Взяв свежее белье и новый костюм, Марджори вернулась в ванную комнату. Через открытую дверь она спросила:
— Как это получилось, что он исполнил для тебя песню?
— После репетиции мы с Ноэлем разговорились. Он очаровательный мужчина. Я не виню тебя за то, что ты влюбилась в него. Если бы я была на несколько лет моложе, то смогла бы соперничать с тобой. — Миссис Моргенштерн засмеялась.
Придерживая на себе полотенце, Марджори подошла к матери и взглянула ей в глаза.
— Тебе действительно нравится Ноэль Эрман?
— Он в самом деле мог бы очаровать любую индейскую девчонку из табачной лавки. Ну и, конечно, он мне тоже понравился. Ничего не могу с собой поделать.
— Но ты же не одобряешь его.
— Я этого не говорила. Давай же одевайся.
Когда Марджори вновь скрылась в душевой, мать с любопытством спросила:
— Что у него с рукой?
Марджори почувствовала, как холодок тревоги пробежал у нее с головы до пят.
— У него с рукой все в порядке.
— Он как-то странно держит левую руку…
— Нормально держит.
— Ну хорошо, он научился работать рукой, держать ее и все такое, просто чудесно, но она слегка покалечена, не так ли?
Марджори стояла в проеме двери в нижней рубашке. Глаза ее горели на фоне белоснежных белков, под вздернувшейся губой блестели зубы. С хрипотцой в голосе она сказала:
— Если ты будешь изливать на Ноэля свою неприязнь из-за случившегося с ним при рождении, не по его вине, из-за того, что он сумел преодолеть за счет своей непостижимой силы воли, предупреждаю тебя…
— Почему ты постоянно говоришь, будто я имею что-то против него?
— Потому что это так, так, так!
— Да нет же.
— Да, так!
— Послушай, я же тебе говорила, что он нравится мне, в самом деле. Ну, в чем дело? Я должна поклясться на Библии? Что ты так смотришь на меня? Неужели я такая идиотка, что не могу оценить столь достойного молодого человека?