Герман Вук - Марджори

— Всегда мечтала посмотреть Большой каньон!

— Знаю. По-моему, ты только об этом и говорила все лето.

— Пожалуйста, не иронизируй. Я действительно хочу его увидеть, сейчас у меня появился такой шанс, и я его не упущу, поеду.

— Ты что, серьезно?

— Абсолютно!

Улыбаясь, он кивнул.

— Ясно. Хотя и неожиданно. Пытаешься вырваться из мертвой хватки Саула Эйрманна, не так ли?

— Не глупи. Я увижусь с тобой осенью.

— Все же странно. Я бы поклялся, что понравился твоей матери.

— Ты ей и в самом деле нравишься. Послушай, это не она отсылает меня на Запад. Никто никуда меня не посылает. Я сама еду.

— Ты хочешь поехать?

— Да!

— Он взял ее руки в свои и стал внимательно вглядываться в лицо.

— Ну, что же на этот раз, а? Ты чувствуешь себя покинутой? Или что-то еще? Знаю, я был слишком поглощен приготовлениями к празднику, но…

— Ноэль, поверь мне, я просто хочу поехать на Запад. Ну неужели так трудно поверить в это? Разве ты сам не поехал бы, если б мог?

— Марджи, ради Бога, не нужно играть со мной в эти игры, ладно? Ты уезжаешь до Карнавала масок. Я бы слопал такую маленькую дрянную девчонку. Эта поездка на Запад возникла ниоткуда, спустя всего несколько часов после отъезда твоих. Поэтому не делай мне тут круглые глаза, пытаясь убедить, что ты мечтала об этом с пятнадцати лет. Что сказала твоя мама? Она хорошо знает мою семью?

— О-о! Ну что ты все об одном и том же! Это же всего на несколько недель, Ноэль. Ведь уже август! Ты что, не хочешь, чтобы я поехала? Тебе что, не все равно?

Он притянул ее к себе и поцеловал. Оторвав свои губы от его, она сказала:

— Этого недостаточно.

— Марджори, ну почему ты такая маленькая, такая простодушная? Ну, какие слова тебе хочется из меня вырвать?

— Я вовсе не хочу из тебя что-нибудь вырвать. И не нужно ничего говорить, просто оставь меня одну… уйди от меня…

— Марджори, я люблю тебя. Если тебе хочется быть действительно мудрой, то не будь слишком мудрой. Дай мне время. Дай мне свободу действий, это все, что от тебя требуется.

Они стояли, крепко обнявшись.

— О Ноэль! Господи, зачем я только вообще встретила тебя? Зачем я в ту ночь пересекла озеро с Машей и появилась здесь? Я погубила себя.

— Не уезжай на Запад, любовь моя. Не уезжай.

— Черт тебя побери! — Руки ее переплелись у него за спиной, и она запустила пальцы в его волосы. — Ты думаешь, у меня хватит сил отказать тебе хоть в чем-нибудь? Может быть, ты лгал, когда говорил, что любишь меня? Наверное, я никогда не узнаю, насколько это было честно. Но я люблю тебя так сильно, что не знаю даже, что я ем, во что одеваюсь, что делаю, о чем думаю. Все покрыто туманом — и так все лето. Единственное, чего я боюсь, так это проснуться. Мне кажется, тогда я умру.

— Марджори, дорогая, послушай. Ты знаешь… Бог знает, ты не первая девушка в моей жизни, и не вторая. Но я клянусь тебе, что у нас с тобой все по-другому. Ты потому так безумно влюблена, что и я влюблен точно так же. Другой причины для такой любви нет и быть не может. Один раз в жизни, говорят, такое случается с каждым, и я, клянусь Господом, начинаю верить в то, что это происходит и с нами.

— Ты назвал это курортным романом…

— Да-да, знаю, я чувствовал себя значительно умнее, выше тебя, крепче стоящим на ногах, верно ведь? Не дави на меня, Мардж, дорогая, не пытайся прижать меня к стенке, как бы тебе этого ни хотелось. Со мной такое не проходит. — Он опирался на перила террасы, прижимая ее к себе. Она почти физически ощущала, как тает ее решимость.

— Я не поеду на Запад. Останусь здесь. Я сделаю все, что ты потребуешь. Мне наплевать на все, кроме возможности быть с тобой. И ты это знаешь. Ты знал об этом с того самого момента, как поцеловал меня в первый раз.

Крошечная часть ее самой стояла поодаль и с любопытством наблюдала, как они снова слились в поцелуе, но теперь уже совсем другом. Оставшаяся, значительно большая ее часть тонула в страсти. Она как-то смутно подумала о том, что никогда раньше Ноэль не соблазнял ее, и вот теперь он это делает. Но она не могла сопротивляться. Ей этого даже не хотелось. Сладость его губ, касающихся ее губ, эта сладость, захлестнувшая все ее существо, смела весь ее опыт. Невинность ее испарилась. В одно мгновение, не успела она и глазом моргнуть, как барьер исчез, и вот она уже жаждала взрослого удовлетворения взрослого желания.

— Ладно, — прошептал Ноэль. — Так не годится. Пойдем. — Он вынужден был легонько потянуть ее. Он сделал это одновременно нежно и настойчиво, с приглушенным низким смехом.

— Куда?

— Ко мне.

— Нас будут искать.

Ноэль улыбнулся.

— Не к тебе, — сказала она.

— Почему не ко мне?

— Куда-нибудь еще.

— Ну, почему? Не будь ребенком.

— Уолли. Он… Это только перегородка. А он с другой стороны, под одной крышей с нами.

— Он пьян. К тому же он в любом случае спит как убитый.

Она отдалась напору его руки и сделала несколько шагов.

— Ноэль. — Она остановилась. До сих пор ее чувства были сконцентрированы на них двоих. Теперь же она вдруг увидела луну и звезды на залитом лунным светом голубом зеркале озера, услышала плеск воды где-то внизу террасы и — очень неясно — звуки продолжающейся вечеринки. — Ноэль, я люблю тебя. Все остальное мне безразлично. Вся моя жизнь может пройти, но этого ничто не изменит. Я люблю тебя, Ноэль.

Они поцеловались быстро, украдкой, слегка наклонившись друг к другу, как будто парочка, скрывающаяся от посторонних глаз в общественном месте. И рука об руку пошли вниз по ступеням, а затем через лужайку.

Прожектора и подсветки после полуночи были выключены. Темнота, покрывавшая лужайку, кое-где рассеивалась благодаря лампе, светившей с грубого деревянного столба. В призрачном свете этой лампы стремительно носились комары и ночные бабочки. Было удивительно тихо. Всплески воды в фонтане казались звучными и музыкальными, как будто это был водопад.

Они дошли уже до середины поляны. Шли молча, в одном ритме, с тихим счастьем в сердцах. Марджори так никогда и не смогла понять, что это было — что она увидела краешком глаза и что заставило ее взглянуть в сторону фонтана. Уже вглядываясь прямо туда, она все еще ничего не видела: пятно белого цвета или, скорее, желто-белого, только чуть-чуть отличающееся от пены на бурлящей воде, еле заметное в тусклом свете фонаря. Потом она заметила, что поверхность воды в фонтане как-то неровно рябила. Она сказала:

— Там что-то есть, в фонтане. Какой-то идиот уронил туда что-то большое… О Боже! — Она впилась ногтями в ладонь Ноэля. Желтый цвет был от желтого пляжного костюма, и ей показалось, что она видит, как этот костюм колышется под струями воды.

— В чем дело? — спросил Ноэль. Он посмотрел в том же направлении, что и она, и сказал пугающе напряженным голосом, разорвавшим тишину:

— О ГОСПОДИ!

Она побежала, и он побежал.

Самсон-Аарон лежал вверх лицом в длинном и широком бассейне. Его глаза и рот были открыты. Струи фонтана падали на лицо, и черты его казались смазанными. Тело его слегка выступало из воды, потому что бассейн был всего лишь пару футов глубиной. Но голова была скрыта под водой. Ноэль схватил его за плечи и придал ему сидячее положение прямо в воде, так, чтобы спиной он опирался на край бассейна. Голова Самсона-Аарона безжизненно упала набок. Глаза невидяще закатились.

— Дядя! Дядя! Боже мой, дядя! — Руки ее обвили его тело, проникая под мокрую насквозь одежду. Ее губы дотронулись до мокрого лица. — Ноэль, он холодный, он ужасно холодный!

— Я позову врача! — Ноэль побежал в темноту, вода с него текла ручьем. Марджори согнулась над большим, неловко лежащим телом, не обращая внимания на то, что платье ее погрузилось в воду. — Дядя, дядя! Господи, Самсон-Аарон! Дядя! Дядя! — Она прислонила его голову к своей груди. — Дядя, это Марджори. — Она горько плакала. — Вернись, дядя! Дядя!

Он не реагировал. Она нащупала пульс. В какой-то момент она всерьез запаниковала — ей показалось, что пульса нет. Но потом она услышала как будто слабое биение. Она не могла бы наверняка сказать, дышал он или нет. Его широкая грудь не поднималась и не опускалась — ну, разве что чуть-чуть. Но она заметила, что его губы теплые — гораздо теплее, чем лицо. Слезы все еще текли по ее щекам, но первое потрясение прошло. Она была почти спокойна, когда со стороны мужской половины лагеря послышался шум: голоса, топот бегущих ног. Виден был свет и проблески от фонарей. Она с обостренной ясностью замечала все вокруг — и запах примятой травы, и свет от луны, мерцавшей почти у нее над головой, и звезды, и зеркально лунную поверхность озера, и громкие всплески струй в фонтане. Все было такое знакомое, такое обычное — все, кроме того, что Самсон-Аарон, насквозь мокрый, сидел в фонтане по пояс в воде, тяжело привалившись к ее груди.