Явно наслаждаясь произведенным на Марджори впечатлением, Маша сказала:
— За это время я сделала все, что в моих силах, дорогая. Но я все еще не старший продавец, поэтому, думаю, мне не следовало даже приближаться к тебе, но…
— Не будь идиоткой, Маша. Я очень рада, что ты пришла.
— Видишь ли, дорогая, ты же обращалась со мной, как с прокаженной, всего лишь два года назад. Может быть, после лета, проведенного в «Южном ветре», ты будешь ко мне снисходительнее. Согласись наконец, что это не я изобрела секс.
— Да ладно, Маша, я ведь была совершеннейшим младенцем!
— Видит Бог, хотела бы я, чтобы ты была тем самым младенцем, устами которого говорит истина. Это же не мир, а хлев загаженный, вот что я тебе скажу! Но я порвала с Карлосом, когда поступила на работу — если это тебя, конечно, интересует — и с тех пор я была паинькой, честно. Не по своей воле, правда, поэтому я не утверждаю, что я сама безгрешность. У меня, собственно, не было никого достойного, о ком стоило бы рассказать. Да к черту все это! Ты-то, маленький бесенок! Загарпунила самого Моби Дика! Кто бы мог подумать! Ноэль Эрман, которого положила на обе лопатки крошка Марджори! Я горжусь тобой, радость моя! Если ты помнишь, именно я говорила тебе, что ты очень даже можешь сделать это. Ну, ладно, что ты сидишь, как омар вареный, давай, рассказывай!
— Вовсе я его не гарпунила, не смеши меня. — Марджори отпила, чтобы скрыть свое смущение.
— Да брось ты, детка. Никогда не видела мужика, который так окончательно и безнадежно втрескался. Как это тебе так удается? В чем секрет? Расскажи все в подробностях.
— О, Маша, это ужасно. Если хочешь знать, я в ужасном затруднении.
— Бедный ребенок. Ты беременна? Не стоит беспокоиться об этом.
Марджори поперхнулась питьем, сплюнула в салфетку и долго откашливалась. Прошло несколько секунд, прежде чем она смогла выговорить хрипло.
— Бог мой, Маша. Ты когда-нибудь переменишься?
Ехидно усмехаясь, Маша сказала:
— Извини, киска, мне всегда трудно отказаться немного попугать тебя. Ты всегда вспыхиваешь, как фейерверк.
— О, заткнись и дай мне сигарету. — Марджори начала смеяться. — Нет, я не беременна. Дело в том, я думаю, что это я тебя сейчас ошарашу. У нас ничего не было с Ноэлем!
Маша с любопытством взглянула на нее.
— Я верю тебе.
— Ну, спасибо.
— Не иронизируй, — сказала Маша. — Ты хоть понимаешь, какую победу ты одержала? Мужчины типа Ноэля не будут связываться с девушкой из Вест-Сайда по пустякам. Что у вас происходит?
Марджори все еще чувствовала некоторое недоверие к Маше, но необходимость излить кому-то душу взяла верх.
— Маша, это все так непонятно, что даже не знаю, с чего начать.
— Вы помолвлены?
— До этого еще очень далеко. — Она начала с рассказа о лете, которое она провела в «Южном ветре», и вскоре взахлеб рассказывала всю историю. Маша слушала, как ребенок, широко раскрыв глаза, забывая иногда стряхнуть пепел, и тогда он падал ей на костюм. Когда Марджори дошла до смерти Самсона-Аарона, она стала запинаться, и голос ее задрожал. Маша покачала головой.
— Бедная девочка.
Марджори помолчала некоторое время и затем продолжала. — У меня было огромное желание никогда больше не видеть Ноэля. Я не хотела этого. Он писал, но я не отвечала. Он звонил, но я притворялась, что меня нет дома.
— Ты отправилась на Запад?
— Нет. Мама взяла меня с собой в один из тех отелей в горах, где можно познакомиться с прекрасными молодыми людьми. Она никогда не имела ничего против Ноэля. И по сей день не имеет ничего против. Я встретила массу прекрасных молодых людей. Докторов и юристов, половина из них с усами. Они приезжали в августе в горы во всеоружии. Я была царицей сезона, если можно так сказать. Другие мамаши с удовольствием отравили бы меня, если бы посмели. Когда я вернулась домой, была масса свиданий и встреч — звучит как-то довольно хвастливо, правда?
— Дорогая, мы же старые подруги, — сказала Маша. — Будь благодарна своей хорошенькой мордашке: я знаю, каждое слово в твоем рассказе — правда.
— К чему я клоню… Мне было смертельно скучно, будто я дама, оставшаяся без кавалера. Все эти ребята казались таким занудами после Ноэля! Маша, я не питаю никаких иллюзий относительно него — ну, ты знаешь, он все-таки такой…
— Такой? Ты сама должна это знать, Ноэль Эрман — это конечная цель. Я надеюсь, ты выйдешь за него замуж — конечно, ты обязательно выйдешь, хорошо это или плохо, иначе он будет тебя преследовать до самой могилы. Не каждый день появляются такие мужчины, как Ноэль.
— Теперь мы подходим к самой странной части. Об этом довольно сложно говорить. — Она отвела взгляд от Машиных любопытных глаз и посмотрела на улицу.
Их столик стоял около окна. Лил сильный дождь, и капли, разбиваясь о тротуар, разлетались маленькими серыми звездами. Еще с детства она любила наблюдать за этими маленькими прыгающими звездочками.
— Ты знаешь, какой ливень идет? Счастливый день окончания колледжа… Я думаю, я могла бы отказаться увидеть его, когда он позвонил в последний раз в конце сентября, Маша, если бы не эти скучные свидания. Это было такое блаженное облегчение снова услышать его голос, такой интеллигентный голос. Ты же знаешь, у него такой интеллигентный голос. Так получилось, я сказала, хорошо, давай встретимся. Мы, естественно, пошли поужинать. Потом пошли новые свидания, ну — я не знаю, ненавижу входить во все эти подробности.
— Милая, я же не девочка, — сказала Маша.
Глядя на танцующие серые пузыри на дороге, Марджори продолжала:
— Я не наслаждаюсь больше, целуя его. Или этим всем, ты знаешь. Это все равно что целовать Уолли. Так прошло пять месяцев, и это более или менее правда. Теперь ты знаешь. Самое главное в этом. Во всех других отношениях я восхищаюсь им, и он мне нравится, он действительно меня пленяет, я думаю, но — романтика, скажем так, уже больше как-то не срабатывает.
— Совсем нет? — спросила Маша, уставясь на нее. — Никогда?
— Ну, откровенно говоря, если признаться честно, пару раз, когда я выпивала несколько рюмок, что-то слегка мерцало. Но настолько слабо по сравнению с тем, что было раньше, что он тут же возмущался и прекращал. Я не борюсь, ты понимаешь, или что-нибудь такое. Мне просто все равно.
— Никакой реакции, — сказала Маша.
— Вот именно, никакой реакции. — Марджори застенчиво рассмеялась. — Бывает ли что-нибудь более странное?
— А что он чувствует к тебе? Или, скажем, он чувствует?
— О, он. Так же, как всегда или даже больше, как он говорит. В данных обстоятельствах он был удивительно добр и терпелив. Конечно, он об этом часто вспоминает.
Маша скривила губы.
— И что он об этом думает, дорогая?
— О, он очень сложно рассуждает, что у меня ужасный духовный беспорядок — иудаизм, и сексуальный грех, и любовь папы, и ненависть мамы, и желание мучить Сета, и все такое, и все это завязано в клубок с моим происхождением. При этом он считает, что я его все еще безумно люблю, но смерть моего дяди была ужасным шоком и выплеснула наружу чувство вины и все осложнения, и у меня сейчас сложный случай эмоционального паралича или потеря памяти. Какое-то есть этому название. Он сказал, что в книгах много описаний подобного, это самая простая вещь в мире, и я справлюсь с этим. Он просто подождет, когда это произойдет.
— И что тогда? Он женится на тебе?
Марджори заколебалась.
— Нет, совсем необязательно. Ну, что ты, не можешь представить? Если два человека любят так, как мы, было бы жалко это игнорировать или терять время — и так далее и тому подобное.
Маша прикурила от горящего окурка.
— Он последнее время не пишет новых песен?
— Он ничего не делает с тех пор, как уехал из «Южного ветра». Или фактически ничего. Ты представить себе не можешь, как ленив он может быть, Маша. Это беспокоит меня. Он может спать восемнадцать часов подряд. Он может пойти в один из этих шахматных клубов и играть в шахматы день за днем. Он необыкновенный. Затем он может проделать ошеломляющую работу, потрясающую в удивительно короткий срок. Во время рождественских праздников продюсер по имени Альфред Когель сказал, что он мог бы поставить музыкальную комедию Ноэля, если он внесет в нее некоторые изменения. В течение девяти дней Ноэль написал совершенно новую пьесу. Чтобы помочь мне. Включая много новой музыки, прекрасной музыки. Я имею в виду, что основная идея та же самая — это сценарий, названный «Принцесса Джонс», но он улучшил ее потрясающе. Я уверена, что она будет поставлена когда-нибудь и принесет славу Ноэлю. Она великолепна. Но, к сожалению, все сорвалось.