— Я тоже не люблю целовать своего брата, это как-то глупо. Она обаятельна, неудивительно, что ты так ее любишь.
— Кто тебе это сказал? Она скучна, провинциальная неряха с домом, кишащим детьми.
— Ты мне сам об этом говорил, когда мы были в лагере. Ты также говорил, что Хорас — это кусок свиного сала. Мне кажется, ты ошибался. Он приятный человек.
— Неужели, я так говорил про Хораса? Это очень точное определение. Мы что, идем на улицу?
В отделанном зеркалами холле часть диванов была скрыта от любопытных глаз искусственными пальмами в зеленых кадушках, на них сидели задушевно беседующие парочки, держали друг друга за руку, целовались.
— Вот видишь? — произнес Ноэль. — Процесс знакомства продвигается вперед. Как жаль, что не пришел доктор Макс. Вам светят звезды, зачем же упускать случай…
— У меня, должно быть, отсутствует чувство юмора. Думаю, это уже не смешно.
— Ты становишься ранимой.
— Это на меня не действует.
— Я исключу эту шутку из своего репертуара. Больше ее не услышишь.
— Благодарю.
— Я буду скучать по Максу, он мне уже начал нравиться.
Они проходили мимо комнаты отдыха для женщин. Фил Бойхэм стоял, прислонившись к стене, волосы у него были сильно взъерошены, на губах играла изможденная улыбка.
— Привет, Розалинда в порядке? — спросила Марджори.
— Надеюсь, надеюсь, ей немного нехорошо.
— Мне ей помочь?
— Нет, нет, с ней сейчас женщины.
Они отошли, и Марджори спросила:
— Может быть, ты мне объяснишь, почему женатые люди так страдают на подобных мероприятиях?
— О Боже, что за вопрос! Конечно, чтобы забыться, — ответил Ноэль. — Хотят забыть несбывшиеся надежды и свое осознание этого. Желают забыть денежные проблемы, не думать о друзьях, купивших более дорогие, чем у них, машины, о хворающих детях, о бессонных ночах, о выкидышах, об оставленных любовницах, об обыденности каждодневного секса, о тещах и свекровях, отравляющих жизнь.
— Ты говоришь о семейной жизни, как о сплошном кошмаре.
— Разве? Я не имел это в виду. Время идет, дорога становится все уже и уже, и когда-то ты понимаешь, что женитьба — неизбежность. Это не помогает, но все равно ты это должен сделать, а после свадьбы жизнь предстает перед тобой как череда все менее приятных альтернатив. А ты удивляешься, почему женатые люди напиваются.
— Да, девушку сочтут сумасшедшей, если она выйдет замуж за человека, говорящего такие вещи.
Повернувшись, он одарил ее таким презрительным взглядом, что она даже немного отпрянула.
— У нас разве не прошел период этих женских хитростей? Если я тебе предложу, то мы мгновенно поженимся.
— Более самоуверенных людей я не встречала.
— Послушай, Марджори, ты же не спала ночами, думая обо мне. У тебя и круги под глазами! Ты плохо выглядишь.
— Ты невыносим. Естественно, я думала о тебе! Мы разве не влюблены целый год?
— Почему же тогда ты мне не позвонила?
— Позвонила тебе? Ты же сказал, что сам мне позвонишь.
Он разразился короткими резкими смешками.
— Боже, я действительно тебе обещал? Мардж, ты когда-нибудь слышала о французском короле, который истлел у камина, потому что сам не хотел отодвинуть стул. Тебе ничего не стоило побить его рекорд. Небеса разверзнутся, но правила Ширли должны быть соблюдены, так?
Она посмотрела на него.
— Ты сказал, что ты начинаешь новую работу и некоторое время будешь занят. Ты ведь помнишь? Ты это так говоришь, что ни одна уважающая себя девушка не решится позвонить такому безумцу. Будут упреки, унижения…
— Ты совершенно не права. Девушки звонят таким, как я, каждый день семь дней в неделю, Мардж, и гордые девушки, и уважающие себя. По всей земле раздаются такие звонки. Только учти, они никогда не звонят, чтобы назначить свидание, понимаешь? Они просят одолжить им книгу, хотят узнать о твоем здоровье, если слышали, что ты заболел, иногда они просто якобы ошибаются номером, или говорят еще что-то испытанное в этом роде. Это естественно. — Он обнял ее за талию. Они дошли до конца коридора, за окнами над синеватыми зданиями нижней части города садилось темно-красное солнце. Немного помолчав, он сказал: — Извини. Мне следовало тебе позвонить, я знаю это. Но лучше было не делать этого, у меня было отвратительное настроение, да и сейчас, по правде говоря, такое же. Не отвлекаясь работаю с девяти до пяти — старый Адам не сдается, Мардж. И когда у меня что-то не ладится, я всегда виню тебя. Однако… — Он нежно поцеловал ее в висок. — Ладно, пойдем потанцуем, и я должен тебя покинуть.
— Куда ты идешь?
— У меня свидания.
— С кем-нибудь, кого я знаю?
Он улыбнулся.
— Дженис Грей. — Он улыбнулся еще шире, увидя, как она изменилась в лице. — Послушай, она томящаяся одиночеством старая вешалка, любовница человека, занимающегося производством свитеров. Он сейчас возвращается к ней из Европы, и она умирает от тоски. В Нью-Йорке у нее нет знакомых, и, будучи не робкого десятка, она мне все время звонит. Я ей совершенно не нравлюсь, но устраиваю ее как достаточно приличный партнер для танцев. Я не трачу так непросто дающиеся мне деньги, она оплачивает все счета.
— Ты и в постели его заменяешь? — зло спросила Марджори.
— Нет, — ответил он, глядя ей в глаза.
— Нет?
— Нет, ей это не нужно, да и на ней такой слой косметики, что заниматься с ней — этим все равно что приставать к жирной свинье.
— Да, так и нужно говорить о кинозвезде! — нервно рассмеялась Марджори. — Ты меня обманываешь, чтобы облегчить мои страдания?
В зале музыканты перестали играть.
— Пойду, скажу что-нибудь помолвленным. — Взяв Марджори под руку, он подошел к уже изрядно уставшим Сандхеймерам и вежливо поздравил их. Марджори Сандхеймер как-то с испугом трясла его руку. Похлопав Билли по спине, он сказал:
— Мой друг, тебе нужно еще раз прочесть Книгу бытия. Младшие не женятся первыми.
Судья Эйрманн резко оборвал его:
— Ты бы перечитал свою Книгу бытия, Саул. Это относится только к дочерям.
— Да, все равно, — обратился Ноэль к Марджори Сандхеймер, — не удивляйся, если, проснувшись утром после свадьбы, ты обнаружишь, что вышла замуж за меня. Это библейская традиция.
— Боюсь, я так побегу, что меня не догонят, — ответила Марджори Сандхеймер.
Судья хрипло рассмеялся.
— Прощай, мать, — попрощался Ноэль, обняв и поцеловав ее в розовую морщинистую щеку.
— Ты уже покидаешь нас, ты же только что пришел. — Он проводила их до лифта, говоря Ноэлю: — Почему бы тебе не прийти к нам на обед, ну, скажем, в следующую пятницу. Возьми с собой свою подружку, правда, Марджори? Ты так давно у нас не был.
— Да я едва знаком с ней, — отшутился Ноэль.
— Хватит молоть всякую чушь.
Двери лифта стали закрываться, и Марджори объявила:
— Мистер, это ваше последнее свидание с Дженис Грей.
— Кто это сказал?
— Я говорю.
— До свидания, девочки, поболтайте еще.
В полночь Марджори набрала номер телефона Ноэля. Никто не ответил. Она читала роман до часу ночи и позвонила еще раз. Опять молчание. Бросив книгу, она принялась думать об этом вечере. Она до сих пор ужасалась тому, что произошло сегодня. К ней, пошатываясь, подошла одна из бывших подружек Ноэля (она замужем вот уже пять лет, мать двоих детей) и начала нечленораздельно что-то говорить про Эрмана. Совершенно потеряв самоконтроль, отталкивая мужа, который пытался остановить ее, она говорила все громче, и ее улыбка становилась все более странной. В конце концов на помощь Марджори поспешил Сэнди и увел ее из комнаты, а женщина все кричала ей вслед:
— Вернись! Вернись! Тебе бы лучше знать это о Сауле Эйрманне.
Когда часы показывали два часа ночи, она опять позвонила ему.
— Привет, — у него был сонный голос.
— Привет, это Ширли.
— Боже! — Его голос зазвучал радостно. — Звонить мужчине в два часа утра!
— Я знаю, я совершенно испорченная, и в этом виноват ты.
— Приятно тебя слышать, испорченная ты или нет.
— Надеюсь, я тебя ни от чего не отвлекаю. Дженис Грей рядом?
— Не будь дурочкой. Я завез ее в «Уолдорф» час назад. Может быть, заедешь сейчас? Поцелуемся.