Действительно, месье Платон был приятным оригиналом со своим способом любить. Где был бы сегодня человеческий род, если бы он последовал за пустяшными идеями этого философа, опорочившего свою профессию? Человек с необыкновенной внешностью, которой его наделила природа, не решился, для избавления от мирских страстей сделать то, на что решился великий философ и теолог Ориген. Ничтоже сумняшеся я вообразила, что живя в Платоновские времена, я могла бы изменить направление философской мысли, став для Платона той же самой музой, что и Элоиза для Абелляра. Но не буду вас утомлять пародией на философию, и давайте возобновим нашу историю.
Как только известие о моем очередном вдовстве распространилось по Парижу, меня стал преследовать сонм потенциальных жертв всевозможных видов и состояния. К моему счастью, чрезвычайный посол одной зарубежной страны чрезвычайно быстро освободил меня от их докучливости. Я не смогла скрыть от самой себя ту радость, какую я ощутила, завоевав для себя этот дипломатический статус. Какой лестный триумф моему тщеславию и честолюбию! И какое я испытывала удовлетворение, видя у моих ног человека, который из своего посольства в Париже формировал мнение одного из самых влиятельных правителей Европы, который, в свою очередь, мог из своего дворца изменить всю систему политики Европы! Такова была благоприятная картина, которую я рисовала, прежде чем узнала господина посла поближе. Я не сомневалась, что он обладает редкими и возвышенными талантами, позволявшими ему вершить судьбы мира, но к своему удивлению обнаружила одно странное обстоятельство-прежде чем браться за дело, мой дипломатический корифей обращался за советом ко мне. Европейские и мировые проблемы частично решались на основании переговоров со мной. Секретные агенты стали искать встречи со мной, чтобы я могла донести их депеши в более приемлемом виде до моего дипломатического кавалера, а я ему их делегировала в моей интерпретации, и мы их вместе обсуждали и принимали решение. Конечно, бывали разногласия. Как без этого? Точку соприкосновения мы находили в любовной борьбе на нашем ложе плотских утех. И после этих, довольно частых конференций, нами уполномоченные легаты к счастью для многих стран подписывали договоры, служившие взаимному удовлетворению как этих государств, так и нас лично.
Поскольку у меня есть веские причины полагать, что мой читатель достаточно нетерпелив в желании узнать подробнее о его Превосходительстве господине После, не смею его более заставлять ждать, и сделаю карандашный набросок его портрета.
У господина посла было одно из таких лиц, которые можно назвать неприметным, и, следовательно, довольно трудным для описания. Роста он был чуть выше среднего, и сложен неприметно, как говорится, ни так, ни сяк, у него была нога приличного человека, то есть, как принято считать, худая и лишённая излишнего мяса. Его тривиальное лицо опровергало каноны возвышенного благородства, которое от рождения должно сопутствовать благородному дворянству. Он ходил с высоко поднятой головой, надувая щеки, и безостановочно бросая самодовольный взгляд на всё и вся. Впрочем, его серьёзное, молчаливое лицо, погруженная в себя натура, позволяла окружающим считать, что он поглощён в глубокие размышления по меньшей мере о судьбах мира, и день его расписан по минутам. Месье посол почти не говорил, чтобы окружающим без лишних слов было понятно, что он много думает о глобальных проблемах, и что его характер ему предписывает быть осмотрительным и взвешенным в его речах. Если его о чем-то спрашивали, он отвечал неким лёгким кивком головы, сопровождаемым удивительно приятным взглядом или почти неощутимой маленькой улыбкой. Кто мог бы полагать, не зная закулисной парижской жизни и столь двусмысленной внешности, что я была уже около месяца жертвой сексуальной озабоченности господина посла одной из самых могущественных европейских держав? Я сама не представляла себе, что имею дело с одним из величайших людей мира, если бы не его секретарь, который нарисовал мне портрет господина посла. Я выше уже говорила вам, что нет для нас более строгих и грозных цензоров, чем наши слуги. Несмотря на то, что мы практически не замечаем их в повседневной жизни, наши малейшие просчёты не ускользают от их зоркого взгляда и мгновенно становятся поводом для едких насмешек всей прислуги. Разве можем мы надеяться, что сумеем ускользнуть от этого постоянного надзора нашей челяди? А секретарь посла являлся чересчур просвещённым и образованным человеком, чтобы быть ослеплённым и покорённым высокомерием и надменностью своего хозяина. Что бы там ни было, я нашла его наблюдения столь разумными, что думаю, моему читателю будет интересно их послушать.
Вот что секретарь моего дипломата мне рассказал:
« Вспоминайте мои слова,– сказал он мне,– чтобы вас никто и никогда больше не обманул, не поддавайтесь слепому и малодушному уважению большой и важной персоне, с титулом, считая себя незначительной в сравнении с ней. Осмельтесь их внимательно рассматривать, осмельтесь абстрагироваться от псевдо уважения и поклонения, которым они окружены, и престиж их падёт ниц в ваших глазах. Вы незамедлительно узнаете их подлинную стоимость, и увидите, что то, что вы принимали столь часто за величину и достоинство – не что иное, как гордыня и глупость. Одно правило, главным образом, нужно соблюдать. Не нужно забывать, что личные заслуги, ум, знания больше не являются синонимом значимости поста, и если образно выражаться, следует помнить, что добротность лошади не выражается в богатстве конской сбруи, которая её покрывает. Взнуздайте полудохлую клячу, покройте её золотой попоной, поставьте её на лучшее место в самом пышном экипаже, и всё равно все эти украшения не смогут превратить её в превосходного рысака. Как вы её не дубасьте, в финале вас ждёт фиаско и позор. И в дополнение, как приложение к вышесказанному: ограниченный талант, каким обладает Его Превосходительство, позволяет ему предполагать, что скромное лицо, вальяжная и чопорная внешность, и одновременно властная и спесивая внутренняя сущность – единственные качества, которые определяют и характеризуют министра. А я добавлю, что они характеризуют ещё и самодовольного фата. Он напрасно старается казаться важным, щеголяет и надувается спесью от внушительного веса своей миссии, для него эти усилия всегда будут в глубине души утомительны, его крестец слишком слаб, чтобы тащить на себе столь тяжёлый груз. Зато как он преображается, лишь только получает возможность скрыться от глаз публики. Как вы думаете, что он делает в то время, когда мы корпим над расшифровкой секретных телеграмм и подготовкой ответов на них? Он шалит со своими слугами, своей обезьяной и собаками, он напевает весёлые и фривольные песенки, играет на флейте, развалившись в кресле, пьёт, курит, зевает и засыпает. Однако не думайте, что все министры такие же жалкие персоны, как та, что я вам описал. Есть среди них люди талантливые, которые выполняют огромную работу во благо государства, но они не выпячивают свои заслуги, а потому незаметны и неизвестны широкой публике. »
Месье секретарь мне ещё поведал бесконечно много превосходных историй, часть из которых я могла бы вставить в своё повествование, но так как они слишком длинны, я предпочитаю сохранить взятый темп и быстрее приблизить вас к финалу моей истории.
Восхищение и уважение, что вызывал у меня до тех пор Его Превосходительство господин посол, скоро снизилось до нуля и переросло в презрение. Несмотря на его великолепие и щедрость, я была уже готова на какую-нибудь выходку, чтобы освободиться от него, как тут мне на помощь пришло внезапное расстройство моего здоровья, предоставившее нам взаимный повод для разрыва. Я впала в апатию и меланхолию, которые всегда были подводными камнями в знаниях и навыках самых знаменитых учеников Эскулапа. Каждый из них, игнорируя злую реальность, которой я была поражена, воображал невесть какую причину моего заболевания, приводил мне столь убедительные умозаключения, что я, принимая их на веру, употребляла все сваренные ими средства, которые вскоре превратили моё тело в бутик аптекаря. Между тем, я таяла на глазах, превратившись в печальную тень той, кем была ещё совсем недавно. Я напрасно старалась заменить естественную свежесть моего лица, блеск моих глаз и статность фигуры иллюзорными тайнами искусства макияжа и женской одежды. Киноварь, помады, белая краска и мушки в особенных местах лица не были способны вернуть в моем зеркале изображение когда-то красивой мордашки Марго. Однажды, после двух часов глубокого размышления и тягостного изучения своего лица и туалета я едва могла обнаружить в себе хоть одну маленькую черту, которая бы мне напомнила о моей былой красоте.