Но вдруг это всего лишь мои фантазии? А письмо было изящным жестом молодого джентльмена, воспитанного в закрытом английском пансионе. Он просто принёс извинения даме, застигнутой врасплох голышом… А я насочиняла.
Невероятно трудно иметь дело с мужчиной, ледяным и неприступным, как снежная вершина в Гималаях! Догадывайся, предполагай, фантазируй – что там у него внутри. Волнуется, страдает, насмехается, испытывает восторг? Ничего не понятно, ведь на лице всегда непроницаемая маска…
Но вот, наконец, я увидела, что Виктор появился в сети, и следом сразу же раздался сигнал вызова. Сердце понеслось галопом, стартовало бешено и неудержимо, я чувствовала, как в висках стучит кровь… Через мгновение на экране появилось лицо любимого начальника. Я впилась в него взглядом, едва ли не теряя сознание от счастья. Как же я по нему соскучилась!
А он?
Виктор был в футболке – весьма непривычно. Выглядел не очень, глаза измученные, под ними – тёмные круги.
– Привет, – сказал он и улыбнулся. Но тут же поставил локти на стол и спрятал улыбку за сцепленными в замок руками.
– Привет, – нерешительно ответила я.
Он долго смотрел на меня, и я понимала, что сейчас перед его глазами не только моё лицо, но и вся картина, увиденная в раздевалке бассейна.
– Красивая причёска, – опять улыбнулся Виктор. – Очень эффектная.
Я подняла руку и дотронулась до «бублика»:
– Тут такая штучка из чёрного поролона. На ней всё держится.
– Вот как! Удивительно! – Виктор снова улыбнулся. – Что только не придумают! Вам очень идёт.
– Спасибо за цветы.
– Не благодарите… Я вам уже написал в письме… Кстати, вы его уничтожили, как я просил?
– Вот ещё! Оно висит у меня в спальне в рамочке.
– Маргарита! – возмутился Виктор. – Почему же вы такая непослушная?! Я же дал вам чёткие указания!
Ура, свершилось! Из Маргариты Андреевны я превратилась в просто Маргариту. Сразу помолодела на десять лет.
– А в письме вы написали, что я – само совершенство! – торжествующе напомнила я.
– Поэтому и просил уничтожить, чтобы вы не цитировали его каждые пять минут.
– Но ведь оно искреннее?
– Безусловно. Всё по-честному.
– Значит, я – совершенство!
Виктор демонстративно вздохнул.
– А теперь, моё строптивое совершенство, давайте-ка поговорим о работе. Чем вы там без меня занимаетесь? На сердце неспокойно, боюсь вернуться к пепелищу. Маркетологам я разослал задания, загрузил их по полной программе. А в вашем рекламном хозяйстве что происходит?
– Всё прекрасно, не переживайте. Я подготовила отчёт. Могу скинуть на почту… Вот, уже скинула… Виктор… Николаевич… Я знаю про вашего племянника. Все уже знают. Михаил Иванович рассказал.
– Вот как, – Виктор тут же нахмурился, отвёл взгляд в сторону.
Наверное, он не хотел, чтобы информация о его беде распространилась по «Армаде». Однако так получилось.
– Я очень вам сочувствую! Где вы сейчас, в Израиле? Вы уже перевезли ребёнка?
– В Израиле нам отказали, – мрачно выдавил Виктор.
– Как?! Но вы же нашли какую-то продвинутую больницу!
– Нашёл. Но когда привёз им последние анализы и показатели, дали задний ход. Я сейчас в Швейцарии.
– О!
– Нашёл одну клинику. Находится тут рядом, в Лозанне. У них потрясающие результаты. Жду ответа, вечером они позвонят – берут нас или нет. Сейчас совещаются, созвали консилиум.
– О-о, только бы взяли! Я буду молиться! – горячо воскликнула я и прижала руки к груди.
Швейцарцы добрые, они не откажут. Вон, Светку с двумя детьми взяли на содержание. И Виктора тоже просто так не отфутболят.
Несчастный шеф минуту смотрел на меня с болью и непониманием. Наверное, он настолько привык всё держать в себе, что проявление сочувствия вызывало у него недоумение.
– Будете молиться… Но ведь вы ведь его ни разу не видели… Вы его не знаете…
– Ну и что? Как же иначе? И бабуля моя тоже страшно переживает за Гришу.
– Вот как… Это я виноват, – он опустил голову.
– Виноваты? В чём?
– В том, что не верю. Я ни одной минуты не верил, что Гриша вылечится. Как только впервые прозвучал диагноз, я сразу подумал – это конец. Потом видел в больницах матерей и отцов, он излучали какую-то невероятную убеждённость, они верили, ни секунды не сомневались, что их дети поправятся, – горько покачал головой Виктор. – А я нет. У меня не получалось. Хоть тресни, никак не могу поверить.
– О-о… – моё сердце разрывалось от сочувствия. – Что же… Да просто вы пессимист, вот и всё! Ничего тут не поделаешь. Но черты вашего характера не могут повлиять на лечение. Наверняка, рядом с Гришей вы ведёте себя правильно. Улыбаетесь, шутите. Из последних сил.
– Конечно! Так и есть… А вы ему понравились, Маргарита.
– Я понравилась Грише?
– Да.
– Но… Как?
– Показал фото.
– Откуда у вас моё фото?
– Марагарита, умоляю! Вы сейчас как та блондинка, что спрашивает у гаишника, проверяющего её права, откуда он знает её имя-отчество. Но вы же не блондинка!
– Нет… Но где вы взяли моё фото?
– Боже мой! Да это какой-то приступ тупости! От вас никак не ожидал, Маргарита Андреевна! Ваше фото я взял в интернете! Их там миллион – хотя бы на корпоративном сайте. Но вы же ещё постоянно даёте интервью.
– А-а… Я уж испугалась, что вы меня тайком пощёлкали.
– Я этим не занимаюсь. Хотя не отказался бы иметь фото… из раздевалки!
«Просто фото? И только?»
Я промолчала.
– В общем, рассказал Грише о моём новом коллективе. Даже запустил для него вашу презентацию «Манхэттена», там такая красота. Хочу, чтобы он увидел, какие дома строит «Армада». Но больше всего – больше даже, чем вы, – ему понравился страшный тигр на кулаке Андрея.
– Тигр тоже есть на корпоративном сайте?! – испугалась я.
Кошмар! Как он туда попал! Неужели я проворонила?!
– Нет. Его я специально для Гриши сфоткал перед отъездом. Андрюха позировал.
– А-а… Понятно. Что ж, с тигром конкурировать не могу. Близнецы моей подруги – помните их? – тоже были от него без ума.
– Близнецов, конечно, помню. Классные ребята… Маргарита…
– Что?
– Извините, что нагрузил своими проблемами.
– Да как вы можете такое говорить?!
– Давайте, покажу вам озеро Леман. Его ещё называют Женевским. Оно удивительное. Постоянно меняет цвет, – Виктор развернул планшет и поднёс его к окну. – Вот, смотрите. Сейчас оно серо-голубое с синими вкраплениями. А уже через полчаса станет совершенно бирюзовым. А видите горы на противоположном берегу? Это уже Франция.
– Так близко.
– О, тут всё очень близко… А вот террасные виноградники, – Виктор наклонил планшет, и я увидела позолоченные солнцем ряды, убегающие вниз, к озеру.
– Как красиво!
– Да, тут очень красиво… Михаил Иванович попросил, чтобы я обязательно поучаствовал в «Битве». Поэтому в воскресенье я в любом случае прилечу. Но вечером сразу же уеду.
– Буду очень ждать! – выпалила я.
– Серьёзно? Думал, хорошо вам без начальника, вольготно, весело.
– Да что вы! Без вас ужасно плохо! – честно призналась я. – А можно попросить… Скиньте, пожалуйста, sms-ку, когда швейцарцы вам ответят.
– Но у вас уже будет ночь.
– Ну и что!
– Хорошо, скину.
– Они не откажут, вот увидите! Они обязательно вас примут!
– Мне бы вашу уверенность…
Когда наш разговор закончился, я дотронулась пальцами до экрана и погладила то место, где только что было лицо Виктора. Эсэмэска от него прилетела, на самом деле, поздно – в полночь.
Глава 35
К тому моменту, как пришло сообщение, я успела тысячу раз произнести, глядя в потолок и сжав руки на груди: «Господи, пожалуйста, пожалуйста, ты же добрый, умоляю, пусть швейцарская клиника примет Гришу!»
Я даже и думать боялась о том, что сейчас открою sms-ку и прочитаю об отказе.
Это будет как приговор. Не сомневаюсь, Виктор испробовал все методы лечения и обращался к самым лучшим специалистам. Немаловажная сторона вопроса – финансы. Страшно подумать, какие мучения испытывают родители, чей ребёнок угасает лишь потому, что нет денег на покупку лекарств или оплату сложной операции.
Хотя бы в этом вопросе Виктору и его сестре повезло – они могут оплатить самое дорогостоящее лечение.
«Только бы швейцарцы не отказали!»
Я сидела на диване в гнезде из смятого одеяла, сжимала в руках телефон и гипнотизировала потухший экран. Как бы мне хотелось сейчас перенестись на берег Женевского озера, в дом посреди золотистых виноградников – и обнять моего бедного шефа, обхватить за шею, прижаться к щеке, покрыть поцелуями его лицо, разгладить страдальческую морщинку между бровей, взять на себя хотя бы часть его боли и отчаянья.