— Например? — подозрительно спросила Джорджи.
Лизи улыбнулась:
— Например, спасти тебя от худшей судьбы, чем смерть. А теперь почему бы тебе не помочь нам? Нам еще много предстоит сделать, а времени на все мало.
Доки Великого канала располагались к югу от реки Лиффи и всего в нескольких кварталах от Мэрион-сквер; это было удобным совпадением. Сестры доплыли на барже за четыре дня. Сейчас они стояли в доке, придерживая свои юбки, пока грузчик приносил их чемоданы и сумки. Лизи и Анна посмотрели друг на друга с растущим страхом. Анна была белая как мел. Лизи знала, что и сама выглядит точно так же.
— Она ни за что не примет нас так просто, без приглашения и без предупреждения, — пробормотала Анна, едва шевеля губами.
— Конечно же примет. Мы ее семья, — настаивала Лизи, но ее сердце билось так, словно она пробежала марафон.
Все, что ей нужно было сделать, — это взять карету с лошадью, и через несколько минут они стояли бы на пороге Элеонор. Лизи поняла, что дрожит.
— Она никогда не любила меня, — застонала Анна. — Я всегда это знала.
Лизи с удивлением на нее посмотрела:
— Конечно же она любит тебя. Перестань, не надо думать о худшем, пока не надо, — сказала она, взяв Анну за руку.
— По крайней мере, у нас есть несколько фунтов на то, чтобы снять комнату, если она нам понадобится, — заплакала Анна.
— До этого не дойдет, — твердо ответила Лизи, отказываясь думать иначе.
Элеонор не обрадуется, увидев их, но помимо этого она не могла придумать, что может случиться, кроме того, что она была твердо намерена убедить Элеонор позволить им остаться.
— Я вижу карету! Подожди здесь! — воскликнула она, побежав по причалу.
Извозчик был рад получить от них плату и с радостью погрузил их чемоданы. Через несколько минут они были на Мэрион-сквер, в одном из самых модных районов Дублина. Лизи и Анна взялись за руки, когда карета остановилась у дома Элеонор, огромного дома из известняка на северной стороне парка. Коринфские колонны украшали широкий вход, над которым возвышался фронтон. Дом был четырехэтажным, с многочисленными террасами и балконами, выходящими в сквер. В самом парке было множество аккуратных лужаек, цветущих садов и лабиринтов дорожек, посыпанных гравием, но Лизи не замечала всего этого. Она смотрела на дом, поглощенная ужасом и страхом.
— Леди? Я спустил ваш багаж, — сказал извозчик с тротуара, на котором стоял.
Лизи поняла, что он открыл дверь кареты. Она сошла с его помощью, за ней последовала Анна и быстро отдала ему ту сумму, на которую они сторговались. Когда извозчик уехал, Лизи и Анна уставились друг на друга в смятении.
Лизи закусила губу.
— Вот и все. Улыбайся, Анна, как будто все в порядке, как будто мы приехали осмотреть город и просто навестить любимую тетю.
Анна озвучила мысли Лизи, когда спросила с отчаянием:
— Но что, если она даже не позволит нам войти?
— Ей придется, — отрывисто произнесла Лизи, — поскольку я отказываюсь принимать отрицательный ответ.
— Ты стала такой храброй, — сказала Анна, готовая заплакать.
Лизи взяла Анну за руку, надеясь, что сможет таким образом ободрить ее, хотя сама боялась точно так же.
— Ты выглядишь такой же испуганной, как француз, идущий на гильотину, — проговорила она. — Так не пойдет.
Анна кивнула; выглядела она жалкой.
Оставив чемоданы на улице, сестры поднялись по высоким центральным ступеням, по краям которых стояла пара внушительных статуй львов в натуральную величину, и через галерею к центральной двери, где стоял одетый в ливрею портье. Он кивнул им и открыл резную дубовую дверь. Лизи поняла, что все еще держит Анну за руку, — это было знаком ее собственного беспокойства, что она поняла, когда они вошли в круглое фойе с черно-белыми мраморными полами и огромной золотисто-кристальной люстрой. Перед ними была извилистая лестница. Пришел слуга, и Лизи протянула ему визитную карточку.
— Добрый день, Леклерк, — сказала Лизи с легкой улыбкой. — Пожалуйста, скажи нашей тете, что мы здесь.
И даже когда она говорила, она могла слышать высокий, достаточно резкий голос ее тетушки и мягкий смех джентльмена, доносившиеся из гостиной.
— Конечно, мадемуазель, — ответил дворецкий, поклонившись, когда уходил.
— У тети Элеонор посетители, — нервно прошептала Анна.
— Тогда ей придется соблюдать манеры, — ответила Лизи, зная, что Элеонор никогда не следила за манерами.
Она была такой богатой, что могла говорить и делать все, что ей заблагорассудится. И тот факт, что она не назвала наследника, мало ее беспокоил. Такой странный выбор невероятно веселил общество.
Голос Элеонор зазвучал громче в резком протесте, нарушив их молчание:
— Я же говорю… Что? Мои племянницы здесь? Мои племянницы здесь? Какие племянницы, Леклерк? Какие еще племянницы!
Лизи и Анна обменялись обеспокоенными взглядами.
— Я не приглашала никаких родственников! — воскликнула Элеонор. — Выгоните их! Выгоните их немедленно!
Лизи ахнула, не веря своим ушам. Она даже не увидит их? Но через несколько минут она услышала стук тетушкиных каблуков. Элеонор вошла через арку в холл, на ее лице отражались недоверие и гнев. Сердце Лизи ушло в пятки, но она быстро изменила выражение лица, надеясь, что получилось мило. Затем она заметила рядом с тетей высокого блондина.
Элеонор вошла в фойе со светловолосым джентльменом.
— Что это значит? — спросила она.
Лизи храбро выступила вперед и сделала реверанс, понимая, что дрожит.
— Добрый день, тетя Элеонор. Мы приехали в город на весенний тур, и мама попросила навестить вас. Надеемся, с вами все в порядке?
— Что? Весенний тур? Что за ерунда? — сердито проговорила Элеонор.
Теперь она вспыхнула от гнева, но было видно, что сбита с толку. Она была очень маленькой, стройной женщиной с седыми кудряшками и ярко-голубыми глазами, одета в изысканное черное бархатное платье и такое же изысканное бриллиантовое ожерелье. Элеонор все еще скорбела по своему мужу, лорду де Берри, хотя он умер лет десять назад.
Прежде чем Лизи смогла ответить, джентльмен выступил вперед, твердо взяв руку Элеонор в свою. Ему было слегка за двадцать, он был очень красив, с живым блеском в глазах, и Лизи сначала подумала, что он мошенник, но он носил приличную одежду: темно-синий пиджак и желтовато-коричневые брюки.
— Моя дорогая Элеонор, — произнес он; по голосу чувствовалось, что ему весело, — разве так приветствуют родственников, которые осмелились навестить вас?
Элеонор гневно посмотрела на него:
— Я не спрашивала твое мнение, Рори, хотя я знаю, что ты все равно его выскажешь.
Рори улыбнулся, и на его щеках появились ямочки.
— Может быть, леди проделали дальний путь?
Он взглянул на сестер, его взгляд задержался на Анне, которая была готова упасть в обморок или разрыдаться. Затем он внимательно посмотрел на Лизи; его взгляд был странно острый, но тон остался легким.
— Я знаю, у вас щедрая душа, тетушка, — мягко добавил он.
Лизи понятия не имела, кто это такой. Но Элеонор вздохнула:
— Да, они и правда проехали некоторое расстояние. Мои племянницы родом из Лимерика.
Она произнесла это слово так, словно оно было оскорбительным. Затем посмотрела на них:
— Охотитесь за наследством? Я вас не приглашала!
— С нами все в порядке, большое спасибо, тетя Элеонор, — твердо сказала Лизи, — хотя, как вы видите, Анна немного устала из-за поездки.
Элеонор хмыкнула.
Рори быстро взглянул на Лизи, затем снова на Анну — было невозможно прочесть его взгляд, — затем снова повернулся к тете:
— И не познакомите ли вы меня с этой белокурой красавицей?
Элеонор пренебрежительно фыркнула, затем посмотрела на Анну:
— «Белокурая красавица»? Что ж, она была красавицей, но сейчас о ней вряд ли можно сказать такое. Рори, это сестры Фицджеральд, Элизабет и Анабель, дочери моего брата Джеральда. — Она повернулась к Лизи и ее сестре: — Этот негодяй — мой племянник, его покойная мать была сестрой лорда де Берри.
Рори, смеясь, отвесил поклон.
— Рори Макбейн, к вашим услугам, — с невероятной обходительностью произнес он.