– По большей части да.
– Потрясающе! А какую музыку вы любите?
– Классический джаз. Особенно блюзы. – Коул спохватился, прикусил язык, но было поздно.
Проклятье! Какого черта он отвечает на эти вопросы? Надо все-таки иметь голову на плечах. Эта женщина не для него. Ничего у них не выйдет.
– Тогда вы должны любить Лу Роулса. Вы пойдете на его концерт? Он будет играть в Голубой комнате. В газетах его превозносят до небес.
– Нет. Все билеты проданы. Я опоздал.
– Ах, вот как? – Она одарила его многозначительной улыбкой. – Надо же, а у меня совершенно случайно есть два билета на сегодняшний концерт. Вообще-то я собиралась пойти с Гейбом, но у него назначена на вечер неотложная встреча с ужасно важным клиентом. Так что я готова взять вас с собой.
– Вероятно, тоже в интересах укрепления дружбы между боссом и подчиненным? – иронически спросил Коул и, подозвав знаком официанта, заказал кофе.
– А что плохого вы находите в дружбе?
Подали фирменный кофе с цикорием, который просто необходимо было разбавлять горячим молоком – такой он был крепкий.
Коул выпил его залпом, Реми последовала его примеру.
– Полагаю, – с расстановкой произнес Коул, – вам лучше поискать другого спутника… более подходящего для выпускницы Ньюкомба.
Девушка изумленно подняла брови.
– Откуда вы знаете, что я там училась?
– В вашем кругу это принято. Я не сомневаюсь, что и ваша мать окончила Ньюкомб. И бабушка с прабабушкой тоже.
– А в каком колледже учились вы? – Во всяком случае не в Тьюлейне, – отрезал Коул, которому неприятно было вспоминать, как он чуть было не получил стипендию для учебы в этом колледже, но в последний момент ее отдали другому парню, чьи родители знались с «нужным людьми» и имели солидный счет в банке. – Ваш брат ведь учился в Тьюлейне, не так ли? И получил диплом юриста. Что ж, это залог блестящей карьеры. Особенно если учесть ваши семейные связи.
Реми облокотилась о стол и задумчиво поглядела на Коула.
– Не понимаю вашей логики. При чем здесь это? Мы же говорили о концерте Лу Роулса.
– Про некоторых людей можно заранее сказать: ничего у них вместе не выйдет. У нас с вами именно такой случай, мисс Жардин, и я не вижу смысла начинать то, что не может кончиться добром.
– Но почему вы в этом уверены?
– Все очень просто, мисс Жардин. Не надо связываться с тем, кто вам не ровня.
Коул усвоил сию горькую истину на собственном опыте. Жизнь его жестоко била, когда он пробовал заноситься.
– И вы принимаете такие правила игры? – презрительно хмыкнула Реми.
– Это не игра, а реальность.
– Если бы женщины придерживались вашей точки зрения, мы бы до сих пор торчали на кухне.
– А по-моему, вы на кухню даже не заглядываете. Ну разве что иногда… чтобы предъявить претензии к повару.
– Хотите верьте, хотите нет, но я бываю там очень часто и, представьте, неплохо готовлю. Но это к делу не относится. Вы меня разочаровали, мистер Бьюкенен. Я думала, вы человек азартный.
– Я не играю в заведомо проигрышные игры.
Реми рассмеялась. Коула бросило в жар.
– Браво! Пожалуй, впервые мужчина так со мной откровенен. – Она полезла в сумочку и протянула ему билет. – Вот, держите, мистер Бьюкенен, один билет на концерт. Не бойтесь, я не буду навязываться.
Коул настороженно спросил:
– Зачем вы мне его дарите, мисс Жардин? Что у вас на уме?
– Ничего. Да вы сами посудите, какую каверзу я вам могу подстроить? «Не так страшен черт, как его малюют», – говорит наша старушка Нэтти.
Коул невольно улыбнулся и сунул билет в нагрудный карман…
Вернувшись в кабинет, он много раз доставал этот билет, рассматривал его со всех сторон, словно пытаясь прочесть что-то между строк, и задавал себе вопрос: а не разумнее ли на всякий случай остаться дома?
И все же в конце концов съездил домой, принял душ, переоделся и отправился в отель «Фермонт».
Его провели в Голубую комнату, где находился клуб любителей музыки, и усадили за столик. Столик был на двоих, и пустой стул, казалось, смотрел на Коула с укоризной. Коул почувствовал себя виноватым. Почему, спрашивается, он так упирался? Стоило ему сказать одно лишь слово, и Реми Жардин сейчас сидела бы здесь. Нет, право же, он не выдержит целый вечер в одиночестве… После недолгой внутренней борьбы Коул решил-таки уйти, даже не дождавшись начала концерта.
Но едва он поднялся с места, как в зал вошла Реми, трогательно женственная в шелковом костюме с высоким воротником, отороченным кружевами. Она убрала волосы в прическу, напоминавшую корону. Это придавало ее облику строгость и в то же время смотрелось необычайно соблазнительно.
– Извините за опоздание. Надеюсь, я не слишком долго заставила вас ждать? – сказала Реми. Можно подумать, он дожидался ее прихода! Или… действительно дожидался?
Коул растерянно вскочил.
– Реми!
Все. Слово не воробей. Вот он и назвал ее по имени.
– Что, Коул? – тихо спросила она.
– Ничего. – Коул опустил глаза.
– Ничего? – игриво переспросила она, садясь за столик.
Реми явилась на концерт в белом костюме, однако впечатление этот наряд производил отнюдь не целомудренное, поскольку на спине красовался огромный вырез.
– Неужели вам нечего мне сказать?
– Я вижу, вы переоделись… – напряженно произнес Коул, усаживаясь на свое место.
Чутье подсказывало ему, что надо немедленно встать и уйти, но ноги словно налились свинцом.
– Вам нравится мое платье? – продолжала кокетничать девушка.
– Это не платье. Это оружие, – мрачно ответил Коул.
– Ах, вот как? Надеюсь, смертельное? – соблазнительно улыбнулась Реми.
– Послушайте, что вы во мне нашли? – не выдержал Коул.
Он откинулся на спинку стула, пытаясь хоть чуточку увеличить расстояние между ними. Он упорно не желал признаваться себе, что Реми его волнует, но на самом деле у него мурашки по коже побежали, когда он услышал шелест шелка и представил, как она кладет ногу на ногу.
– Если честно, – лицо Реми вдруг посерьезнело, а взгляд стал задумчивым, – если честно, то вначале – я это уже говорила – мне было любопытно на вас посмотреть. Нечасто встречаешь людей, с легкостью отказывающихся от членства в самом престижном клубе нашего города. Ну а потом я увидела, как вы любовались гравюрой. Не прикидывали в уме, сколько она стоит, не думали о впечатлении, которое она произведет на ваших знакомых, а просто любовались – и все. Вам понравился ее стиль, колорит, понравилась манера художника. Я постоянно имею дело с коллекционерами и уверяю вас, мало кто так относится к произведениям искусства, как вы. Я моментально это почувствовала, потому что сама ощущаю то же самое, когда мне показывают севрский фарфор.
Реми умолкла и пытливо посмотрела на Коула. Затем, словно спохватившись, что разговор принимает чересчур серьезный оборот, улыбнулась, и в ее глазах вновь заплясали озорные огоньки.
– Мне кажется, вы не такой черствый, холодный и циничный, каким пытаетесь предстать передо мной. Человек, способный столь тонко чувствовать кошачью природу, не может быть циником.
Коулу стало не по себе.
– Надеюсь, психоанализ закончен? А то придется попросить администратора раздобыть для меня кушетку.
– Кушетку? Что ж, пожалуй, это мысль! – звонко рассмеялась Реми.
– Вы действительно хотите заняться со мной психоанализом? – нахмурился Коул.
– Нет, по-моему, на кушетке приятнее заниматься другими вещами, – бойко парировала она.
Концерт прошел как во сне. Коул не замечал ничего, кроме ее лица, на котором плясали отблески софитов, и пальцев, самозабвенно отбивавших такт на крышке стола. Обручального кольца на безымянном пальце не было…
После концерта Коул провел Реми по роскошному фойе, декорированному в стиле модерн. Лавируя в медленно рассеивавшейся толпе зрителей, они вышли на улицу.
– Интересно, мне удастся поймать такси? – пробормотала Реми.
– А вы разве приехали не на машине? – удивился Коул.
– Нет. Меня завез Гейб. Он ехал на встречу со своим важным клиентом и согласился подбросить меня до гостиницы, – ответила Реми и с вызовом поглядела на Коула. – Вам, конечно, со мной не по пути, не так ли?
В который раз за этот день она бросала ему вызов, и он опять поймался на удочку. Увы, Коул слишком поздно сообразил, что, подняв воображаемую перчатку, он зашел чуть дальше, чем намеревался. Но главное, черт побери, он вдруг осознал, что ему нравится быть послушной куклой в руках этой избалованной красотки!