Хотя процесс их расставания протекал довольно медленно, его финал был мирным: ни слез, ни взаимных упреков, ни следов крови на полу.
Удивительно, но все ускорила ситуация, возникшая в связи с приглашением на бал к Дюменам, — по каким-то своим резонам она решила раздуть целую историю из его отказа ехать туда.
— Черт побери, Питер, — ворчала она, — ты стал таким увальнем в последнее время… Ты же знаешь, как мне хотелось быть там, надеть какой-нибудь сногсшибательный наряд, порезвиться, протанцевать всю ночь… Но ты опять засел дома с книжкой в руках. Меня беспокоит это твое раннее старение.
— Господи! — рассмеялся он. — Да я еще не собираюсь ложиться в гроб! Какого черта, Джуди, это обычная вечеринка! Много богатых бездельников в смешных костюмах — только и всего. Кроме того, ты всегда говорила мне, что на танцплощадке я — форменное несчастье.
— Так оно и есть! — резко ответила она, и он понял, что она просто выжидала подходящего момента. После того как он отклонил ее предложение пожениться, она стала скрытной, отдалилась от него. Он подозревал, что Джуди уже наметила кого-то на его место — более подходящего и молодого.
— Дело не только в этом бале… — И она принялась методично перечислять все недостатки Питера: плохо играет в бадминтон; не закрывает крышкой унитаз; седеет как гризли; разбрасывает газеты в гостиной; ест в постели и оставляет крошки; вопреки всем уговорам надел тот жалкий старый твидовый костюм на вечеринку у Рэдфордов в прошлом месяце…
— Стоп машина! — перебил ее Питер. — Если тебе просто хочется поскандалить — позвони кому-нибудь. А если хочешь мне что-то сказать — валяй напрямик.
Джуди некоторое время рассматривала носки своих туфель.
— Мы никуда не ходим, — сказала она наконец и нахмурилась. — Да в сущности, никуда и не ходили — нет, я имею в виду не дискотеки или вечеринки… Ты мне очень нравишься, Питер, но ты похож на овода: перелетаешь с места на место, нигде не задерживаясь подолгу; пробуешь то, пробуешь это и стремишься забиться в любой Богом забытый уголок, как только реальная жизнь наступит тебе на пятки… Чего ты ждешь, Питер? Знака свыше? Со свойственной тебе английской прохладцей ты дал мне понять, что я — не тот вариант. Я думаю, нам пора расстаться.
Она собиралась на следующей неделе в Испанию на съемки картины с участием нового комика из «Субботней ночной жизни» — Николаса Блая. Предложение ей последовало неожиданно, и упустить его было нельзя: бесподобный сценарий, свежий сюжет — веселый, современный.
— Прямо как я сама! — добавила Джуди.
Она не собиралась возвращаться в дом Питера. Она решила купить собственное жилье в Бель-Эре, парижском пригороде.
— Мне жаль, Питер. Мы вместе пережили много приятных мгновений…
— Мне тоже жаль, — откликнулся он.
— Но не очень. Или если это так — я об этом не узнаю. Ты, как истинный британец, слишком плотно застегнут на все пуговицы. «Не показывай вида, что потеешь», — бьюсь об заклад, это и было вашим семейным девизом!
— А вот и нет! — сказал Питер. — Нашим девизом было «главное — хорошо питаться».
Она рассмеялась, а потом они наговорили друг другу всяких подходящих к случаю слов с определенной дозой искренности: «замечательный друг… дорогой человек… всегда буду помнить о тебе…». После чего расцеловались в обе щеки. На другой же день она уехала, а в следующем месяце вышла замуж за Ники Блая. Который тоже был молодым, веселым и современным.
После ее отъезда Питер удивлялся, почему его сердце не разбито. Задета была только его мужская гордость, но и она оказалась на редкость жизнеспособной.
Он праздновал свою вновь обретенную свободу тем, что не опускал крышку унитаза, разбрасывал в гостиной газеты и повсюду оставлял за собой крошки от еды, которую выбирал по своему вкусу и без ограничений.
Так было и в то воскресное утро: он валялся в кровати, жевал пончики с вареньем, не обращая ни малейшего внимания на то, куда летят крошки, просматривал «Таймс» и одним глазом поглядывал в телеящик, когда имя Тонио Дюмена дошло до его сознания.
Питер подпрыгнул как от удара: значит, кто-то все-таки разделался с этим ублюдком! Давно пора… Мгновенно он подумал о Кимберли и ее маленькой собачке. Динг-Линг… Что ж, теперь щенок может жить спокойно. Как и его хозяйка.
На экране появились ступени здания следственной тюрьмы, и голос за кадром торопливо рассказывал о последних событиях.
Питер не отрываясь смотрел.
Костюмированный бал — ну-ну… Тот самый, на который он пару месяцев назад получил приглашение. Место преступления — появилась фотография огромного особняка в итальянском стиле, переданная по телетайпу. «Подозреваемая в убийстве», как выразился комментатор, — стройная фигура с прикрытой полицейским плащом головой, спешащая по ступеням вслед за адвокатом. Названо ее имя, ничего не говорившее Питеру.
Стараясь уловить смысл происходящего, он слушал с таким напряжением, что даже уши заболели.
«…соседка жертвы Миранда Ви… мотив пока неясен… хорошо известна в международных финансовых кругах… занимается филантропической деятельностью в округе… основательница компании „МираКо"…»
«МираКо»! — выдохнул Питер. Слово отдалось в его голове гулом стопудового колокола.
Корпорация «МираКо»! Это должно быть простым совпадением! Ничего другого и быть не может!
Любое другое объяснение слишком невероятно…
«МираКо» — хозяйка этой компании была без ума от писательского таланта Питера. Это она вытащила его, пьяного, из бара «У Смитти» однажды вечером… Нет, надо быть точным, одернул себя Питер: она отвела его от края пропасти, в которую он уже хотел скатиться, и дала ему возможность начать новую жизнь в Калифорнии. Иногда он считал, что с ним случилось обыкновенное чудо. Но, оказывается, никакого чуда не было!
Кровь бросилась ему в голову.
С пересохшим ртом он неотрывно глядел, как женщина в полицейском плаще шагнула к поджидающей ее машине. Отмахиваясь от репортеров, она обернулась. Вспышки блицев.
Но Питер Мэйнвэринг мог бы обойтись и без них, потому что в ту же самую секунду головоломка, которой была вся его жизнь, разрешилась.
— Боже мой, это она!!
Ему показалось, что он сейчас упадет в обморок, но он взял себя в руки и в течение последующего получаса сидел на телефоне.
Но номер домашнего телефона мисс Миранды Ви не был зарегистрирован, а на операторов в нью-йоркском филиале «МираКо» не действовали ни его мольбы, ни его угрозы.
Питер изо всех сил напрягал память. Как же, черт побери, фамилия того парня, который выкурил его тогда из бара, рассказав какую-то нелепую историю о своей нелегкой личной жизни… Блондин. Южанин. Он узнает через него, как связаться с «Мирандой»: она должна безоговорочно доверять ему, раз поручила провернуть такое дело с Питером!
Кусто? Бистро? Какое-то похожее на французское слово… Оно прямо вертелось у Питера на кончике языка. Бизе? Биссе?
Биссо!
Он вытер вспотевшие от волнения руки и бросился к телефону.
Через несколько минут он уже говорил с Джимом Биссо, а еще через полчаса — с самой Мирандой.
— Ты приедешь ко мне? — спросила она своим низким голосом, который он так безумно любил.
— Ты не смогла бы удержать меня от этого!
В первые дни они никак не могли наговориться, заполняя пропасть в общении друг с другом, образовавшуюся за долгие годы. Питер рассказал ей все: и как он любил ее во время ее пребывания в «Маривале», и как решил уехать оттуда после ее отъезда. Рассказал и об Энни, но она, разумеется, и сама об этом знала и радовалась, что он был с ней счастлив в те годы.
Иногда они вообще ни о чем не разговаривали — им было достаточно одних прикосновений друг к другу: ласковых, нежных, испытующих. Они умирали от счастья и упивались им осторожно, не торопясь, маленькими, освежающими глоточками — как томимые жаждой путники, после долгого блуждания по пустыне припавшие, наконец, к живительной влаге источника…
Ранним утром Питер частенько выгуливал собак Миранды по дороге, ведущей к вилле «Фиорентина». У ворот всегда стояла охрана, а Питер никогда и не искал возможности проникнуть внутрь. Несмотря на недавнюю трагедию, территория поддерживалась в идеальном порядке, опавшие листья сгребались в кучи, деревья и кустарники аккуратно подстригались. И все же дом был окутан атмосферой заброшенности… а может, печали. Питер смотрел на многочисленные окна и размышлял о судьбе Кимберли Вест-Дюмен. После смерти мужа она стала настоящей затворницей, и Питер уважал ее уединение. Он просто останавливался на дороге на минутку-другую, а потом свистом подзывал собак, и они шли домой.