Из последних сил дотащив «леди Икс» — а это, разумеется, была она, — до травы и уложив на нее безжизненное тело, Ким наклонилась над ним, чтобы сделать искусственное дыхание.
Но это было невозможно: мешали намокшие повязки, которыми было обмотано ее лицо. Под ними нельзя было найти губы, чтобы вдохнуть в них жизнь.
Ким перевела дух и принялась разматывать бинты.
Что же делать?
Аликс стояла на пристани, всматриваясь туда, где исчезла Ким. Она хотела прыгнуть в воду следом за ней, проявить себя благородной, смелой, сильной… Но вместо этого стояла как вкопанная и кляла себя за то, что никогда не училась плавать.
Позвать на помощь!
Позади высился особняк «Маривала» — темный и безмолвный. Вне пределов слышимости. Сколько времени потребуется, чтобы добежать туда и обратно? Сто ступеней… Может ли она оставить Ким и броситься за подмогой? А вдруг Ким уже утонула? Аликс чувствовала себя слабой и беспомощной…
Внезапно Аликс развернулась и как подстегнутая помчалась к дому, вопя во всю мочь.
Когда она вместе с ночным швейцаром и растерянным, ошеломленным доктором Мэйнвэрингом вернулась на берег, Ким уже полностью контролировала ситуацию.
— Все в порядке! — помахала она им рукой и снова склонилась над распростертым на земле телом. — Что вы сказали? — спросила она, подставив ухо к губам «леди Икс». — Я ничего не поняла!
Аликс, стоящей поодаль, гортанные звуки, которые издавала спасенная, меньше всего казались похожими на человеческую речь. Однако Ким, видимо, все-таки разобрала произнесенные слова, потому что энергично замотала головой:
— О нет, нет! Вы не должны говорить такие вещи! Пожалуйста! У вас все будет хорошо. Доктор уже здесь.
Питер Мэйнвэринг мягко отстранил Ким и нащупал пульс на руке «леди Икс».
— Теперь мы сами займемся этим, — сказал он, усилием воли возвращая себе профессиональное самообладание, — а вы, девушки, возвращайтесь в свои комнаты. Сейчас подойдут санитары с носилками.
Но Ким и Аликс медлили, слишком взволнованные, чтобы удалиться.
— Что она сказала? — прошептала Аликс. — Когда ты над ней наклонилась, что она сказала? Похоже, у нее шок.
— Она сказала: «Вы должны были дать мне умереть».
У Аликс закружилась голова.
— Когда я спускалась по ступенькам и увидела тебя рядом с ней… я подумала, что она мертва. Цветы на твоем платье, она в черном одеянии — как будто цветы на могиле. — Аликс потерла глаза, чтобы прогнать возникшее видение. — Это ведь «леди Икс», да?
Ким кивнула.
— Ты видела ее лицо?
Ким снова кивнула — чуть заметно.
— И…? — выдохнула Аликс.
— О Боже! — Ким расплакалась. — Это было ужасно! Чудовищно! Я никогда не видела ничего похожего, даже в фильмах ужасов… Ее лицо напоминает кусок сырого мяса. Котлету. Если бы что-нибудь подобное случилось со мной, мне бы тоже захотелось умереть.
Они наблюдали с лестницы, как Питер, нежно полуобняв женщину, что-то говорит ей, успокаивая, утешая, точно убаюкивает ребенка. Потом появились санитары и уложили ее на носилки.
— Нам пора идти, — сказала Аликс.
Ким, с платья которой все еще стекали капли воды, подобрала свои туфли, и обе девушки стали подниматься по ступенькам. Через несколько мгновений их догнал уже спокойный, как обычно, доктор Мэйнвэринг.
— Вы очень смелая девушка, — сказал он Ким. — А вы, Аликс, поступили правильно, быстро прибежав за помощью.
— Мне нужно было бы сделать больше, — ответила Аликс. — Мне нужно было прыгнуть вслед за Ким и помочь ей. Но дело в том, что… о Боже! Я чувствую себя такой идиоткой! Видите ли, я не умею плавать…
— И поэтому вы послушались голоса разума, а не эмоций, — улыбнулся Питер. — Это тоже неплохо. Вы обе можете гордиться собой. А теперь я хотел бы попросить вас кое о чем, что может оказаться потруднее спасения чьей-то жизни. Я хочу попросить вас не говорить никому ни слова о том, что произошло сегодня вечером. Даже вашей матушке, Ким. Бедняжка, которую вы только что спасли, и так уже достаточно настрадалась. Будет милосердно не подвергать ее еще одному унижению. Могу я положиться на вашу сдержанность? — голос его предательски дрогнул.
— Разумеется, — ответила Аликс.
— Клянусь! — Ким подняла вверх два прижатых друг к другу пальца.
Через полчаса они сидели, уютно устроившись, в спальне Аликс. Ким приняла душ, и теперь на ней был купальный халат подруги, волосы замотаны полотенцем, а ее платье сушилось на балконе. Доктор Мэйнвэринг позаботился о том, чтобы им принесли горячее какао.
— Черт знает что! — проговорила Ким в промежутке между глотками обжигающего напитка. — Трижды черт знает что! Когда моя мамуля заявила, что это будет запоминающийся вечер, она даже не подозревала, насколько права окажется!
Аликс невольно рассмеялась:
— Великолепный финал твоего пребывания здесь, мисс Маленькая русалочка! — И снова к ней вернулось грустное настроение. — Знаешь, Ким, говорят, что если спасешь кому-нибудь жизнь, будешь связана с ним навсегда. Незримыми узами.
— Навсегда… — Ким поежилась. — Нет, все это глупость! Безумие. Как я могу быть навсегда связана с той, чьего имени даже не знаю?
Бостон
Октябрьским днем, на втором году обучения на юридическом факультете, произошло событие, которое разрушило прежний уклад жизни Аликс Брайден.
Проведя этот день в суде, знакомясь с процедурой судебных заседаний, она вышла на Гавернмент-сквер и оказалась в гуще антивоенного митинга.
У подножия здания было наспех сооружено подобие трибуны. На ней возвышался мускулистый молодой человек, назвавшийся Сэмом-Хьюстоном Мэттьюзом и сообщивший, что именно здесь развернулся «театр военных действий второй американской революции».
Несмотря на осеннюю прохладу, он был одет только в простую легкую хлопчатобумажную рубашку и джинсы, как бы демонстрируя, что его согревает внутренняя энергия.
В другой ситуации Аликс просто прошла бы мимо — подобные митинги были обычным явлением, но сама постановка действа заинтриговала ее: организовав акцию протеста на ступенях здания суда, парень замахнулся на общественные устои.
Он обладал полемическим даром, которому могли бы позавидовать адвокаты высшего класса, и густым баритоном, становящимся поочередно язвительным, уничтожающим, вкрадчивым, возбуждающим.
— Остановите войну во Вьетнаме! — призывал он. — Перенесите ее туда, где ей настоящее место, — на улицы, в суды, в ваши сердца!
Аликс протиснулась поближе, движимая противоречивыми чувствами, потому что оратор говорил вещи, в которых она не решалась признаться самой себе: эта война была жестокой и бессмысленной. Для дочери Льюиса Брайдена подобные мысли посчитались бы ересью, и лучше было бы на них не зацикливаться.
И все же выступающий приковывал к себе внимание. Очень быстро и доходчиво он обрисовал суть американской политики, подверг ее осмеянию и доказал, что ей самое место на свалке истории. К тому моменту и Аликс, и вся толпа уже смотрели ему в рот как зачарованные.
Внезапно он остановился, улыбнулся победоносной, обращенной ко всем улыбкой и принялся ритмично скандировать:
— «К черту, нет!» — наш ответ!
Широко размахивая в такт руками, он словно дирижировал присоединяющимися к нему голосами.
Как загипнотизированная, Аликс тоже произносила за ним, видимо, только что родившийся лозунг.
— Пусть они услышат вас! — засмеялся он, кивая головой в сторону здания суда. — «К черту, нет!» — наш ответ!
Подняв кверху руки, он начал размеренно и негромко, но постепенно голос его креп, словно он черпал силы в криках толпы, пока, как показалось, не завибрировали даже булыжники, которыми была вымощена площадь.
Позже Аликс узнала, что этот эффект достигается автоматически. Но тогда, выкрикивая вместе со всеми хриплым голосом так понравившийся лозунг, она полностью относила магию происходившего на счет заводилы на трибуне. Она была им совершенно очарована.
Сэм Мэттьюз буквально излучал сексуальную энергию. Его тело словно рвалось на свободу из оков одежды: крепкие бедра, мускулистые икры, мужское естество — все подчеркивалось тесно облегающими джинсами. А сжатый кулак мог бы быть вылеплен самим Роденом.