Тара Сивек - Маяк Фишера (ЛП)

Стэнфорд наконец заканчивает разговор, придвигая свой стул ближе ко мне, пробегаясь рукой вверх и вниз по моей, улыбаясь. У него нет ямочек на щеках, и это еще одна галочка в его пользу. Женщины почему-то обращают особое внимание на эти глупые ямочки, а я не собираюсь быть глупой женщиной, мне достаточно было одного раза.

— Я думаю, мы можем прикончить наши напитки, и вернуться в гостиницу? Я смогу развести огонь, надеюсь, все гости будут в кроватях, поэтому там мы сможем побыть одни.

Пора перестать быть размазней. Я не могу удерживать Стэнфорда все время на расстоянии вытянутой руки. Мне нравится целоваться с ним, и мне нравится, как он прикасается ко мне. Да, мое тело не полыхает, когда он дотрагивается до меня, но мне нравится, и возможно мне необходимо, чтобы в моей жизни было побольше того, что мне нравится. Может быть, все время секс не должен быть в виде наказания, бешенства и отчаяния. Возможно, он может быть мягким, сладким и любящим и, наверное, это нормально. Глядя на Стэнфорда, я понимаю, что секс с ним будет тихим и спокойным, но какая-то часть глубоко внутри меня вопит, требуя чего-то большего, чего-то незаконного и опасного. Я больше не позволю себе употреблять слово «скучный». Стэнфорд не скучный. Он надежный и постоянный. Я тридцатилетняя женщина, имеющая свой собственный бизнес и у меня есть представление утвердиться в этом небольшом городке. Мне нужен мужчина, похожий на Стэнфорда, который позволит мне более устойчиво стоять на земле.

Мы приканчиваем наше спиртное и Стэнфорд встает, помогая мне подняться. Он убирает волосы с моей шеи, и поправляет их на моих плечах. Мы направляемся на выход, он берет меня за руку, и голос из моих снов, из моего прошлого резонирует у нас за спиной. Глубокий, хриплый с легким южным акцентом, от которого у меня подкашиваются ноги и желудок сжимается.

— Люси в небесах с алмазами. Не правда ли, приятное зрелище?

Люси

8 апреля 2014 – 9:12 вечера

— Ты не должны делать этого, знаешь. Он больше не твоя ответственность после сегодняшнего дня. После того дерьма, что он тебе сказал.

Я бросаю взгляд на мою лучшую подругу, Элли, пока мы быстро идем через город к Барни. Как только мне удалось поднять себя с пола нашей спальни, я схватила чемоданы и направилась прямо домой к Элли. Мы подружились много лет назад, когда я направилась в свою первую группу поддержки жен, на материк, солдат, участвующих в боевых действиях. Она была самой активной на той встречи, всегда быстро готова помочь другой жене, очутившейся в таком положении, и она защищала и заботилась о людях, словно бешенный питбуль. Я выяснила на своей второй встречи, что она вдова, потерявшая мужа в возрасте девятнадцати лет, когда он отправился в свое первое плавание. Это поразило меня на столько, что после всего через что она прошла, она все еще выкраивала время, приходя на эти встречи и помогая другим женам. После нескольких посещений острова, мне удалось убедить ее переехать сюда на совсем и помогать мне с гостиницей. Она готовит для всех гостей, поддерживает сайт и делает еще что-то, о чем я ее прошу.

— Он болен, Элли. Это совершенно не прощает то, что он сказал мне, но я не могу отвернуться от него. У нас слишком много прошлого, слишком много лет мы прожили вместе, чтобы просто так сдаться.

Она обнимает меня за плечи, пока мы идем и притягивает меня в свои объятия.

— Ты слишком хороший человек, Люси. Я все еще собираюсь надрать задницу Бобби, звонившему тебе. Он должен сам позаботиться об этой ситуации.

Бобби позвонил мне на сотовый в панике пятнадцать минут назад, и сообщил, что Фишер отсиживается у Барни, выпив Джека Дэниэлса чуть ли не равный своему собственному весу. Когда бармен отказался выдать ему очередную порцию час назад, Фишер стал воинственным и враждебным. Бобби, очевидно, понятия не имел, что произошло сегодня днем, и то, что я последний человек для Фишера, которого он захочет увидеть, поэтому я не могла винить его за звонок. Он волновался за своего лучшего друга и не мог заставить его успокоиться. Я всегда была единственной, кто мог достучаться до Фишера, успокоить его страхи и облегчить его боль. Бобби, естественно, предположил, что я в очередной раз могу поработать волшебником.

— Я не собираюсь надолго задерживаться. Я просто хочу попробовать, может я смогу его уговорить уйти от Барни и проспаться, — отвечаю я ей, пока мы переходим улицу перед баром.

Я не сообщаю, что внутри все же надеюсь, что, как только он увидит меня, он извиниться и заберет те ужасные слова назад, которые сказал днем. Я не понимаю, что все еще держусь за надежду, что не потеряю его окончательно.

Элли толкает дверь Барни и пропускает меня вперед. Звучит кантри, взрывая музыкальный автомат, воздух наполнен привычным запахом несвежего пива и старого сигаретного дыма. Здесь не много народу, но все равно у меня уходит несколько секунд, чтобы отыскать Фишера сквозь небольшие толпы людей, собравшихся вокруг столов и передвигающихся к бару и назад к столикам. Он сидит на стуле перед стойкой, Бобби стоит перед ним. Я вижу, как Бобби вскидывает руки через каждые несколько секунд, и могу сказать, что он расстраивается, потому что Фишер, скорее всего, не слушает его совсем. Волосы Фишера находятся в полном беспорядке, могу только предположить сколько раз он проводил руками по ним в течение всей ночи, пока сидел здесь, пытаясь заглушить свои страдания. Его лицо покраснело от алкоголя, рубашка промокла насквозь от пота. Мое сердце начинает болеть снова, видя его в таком состоянии, он кажется таким потерянным, что не может сфокусироваться на лице Бобби, и он немного покачивается из стороны в сторону.

Мои ноги вросли в потемневший грязный деревянный пол, пока я смотрю на мужчину, которого полюбила в шестнадцать лет и который с тех пор держал в своих руках мое сердце. Я слышу, как мое сердце нервно бьется в груди, и удивляюсь, что оно по-прежнему еще живет. Может в нем еще осталась жизнь, после того, что произошло сегодня. Может быть, мы еще сможем что-то изменить. Фишер посмотрит на меня, и наконец заметит меня, через затуманенный мозг алкоголем и демонов, которые пытаются захватить его разум, и он все же сможет вспомнить что-то хорошее, что у нас было. И когда он вспомнит, то будет чувствовать себя ужасно из-за той лжи, которую наговорил мне, чтобы оттолкнуть меня навсегда. Я все, как следует обдумала, и поняла, что это самая настоящая ложь. Да, я верю, что это была ложь, потому что не смогу дышать без него, двигаться вперед или продолжать жить.

Он будет чувствовать себя очень неуютно, извиниться, и наконец поймет, что ему необходима помощь. Я не хочу, чтобы он думал, что разрушен. Я сказала ему, что все можно исправить и починить, и я искренне верю в это. Можно развалиться на куски, но их можно склеить, они не исчезают. Можно подобрать эти кусочки, положить их обратно вместе, пока все не станет снова одним целым. Возможно останется несколько трещин, но ничто в этом мире не совершенно. Даже, если останется несколько трещит, то ради них стоит жить и не стоит умирать. Я считаю, что наша трещины могут остаться, и мы сможем удержать их вместе. Я хочу дать ему еще один шанс, чтобы вдохнуть хоть немного жизни в ту часть моего тела, которая живет лишь рядом с ним, потому что мое сердце бьется лишь для него и только для него живет. Я смогу это сделать, потому что именно он научил меня, быть сильной, быть бойцом, и я буду бороться за него до последнего дня, пока не умру.

Бобби стоит в шаге от Фишера, ловит мой взгляд через весь бар, и направляется к нам.

— Спасибо, что пришла, детка. Я не знаю, куда податься. Он не хочет меня слушать, он не перестает спорить с людьми, и просто решил напиться до комы, — объясняет Бобби со вздохом.

— И тебе стоит позволить ему это сделать. Пусть он вырубится в луже собственной блевотины и сожаления, — сердито замечает Элли.

— Сбавь обороты, крутая, — парирует Бобби. — Он мой лучший друг, и ему больно. Я знаю, что Люси сможет достучаться до него.

Элли смеется и отрицательно качает головой.

— Он выгнал ее из дома сегодня днем и сказал, что все это время трахался с кем-то еще. Никто не собирается успокаивать этого засранца прямо здесь и сейчас.